Эпоха бронзы лесной полосы СССР - Михаил Фёдорович Косарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Само собой разумеется, что увлажнение климата как таковое не могло явиться непосредственной причиной перехода от одной формы хозяйства к другой. Основной движущей силой таких экономических трансформаций было развитие производительных сил, которое на определенном этапе подводило людей к готовности изменить характер экономики. Но эта потенциальная готовность могла оставаться втуне до тех пор, пока окружающая среда не благоприятствовала такому переходу. Говоря о климатических изменениях на юге Западно-Сибирской равнины, можно считать, что они соответствовали производственным потребностям местного населения и способствовали успешному решению назревших экономических задач.
Касаясь конкретных условий перехода от пастушеско-земледельческого хозяйства к кочевому скотоводству в степном и лесостепном Обь-Иртышье, следует особо подчеркнуть совместное действие по существу тех же самых трех факторов, которые в свое время стимулировали переход от охоты и рыболовства к пастушеско-земледельческому хозяйству (правда, в данном случае они проявились на ином ландшафтно-климатическом фоне и в новых исторических условиях): первый фактор — развитие производительных сил (не случайно переход к кочевому скотоводству на юге Западно-Сибирской равнины в общем совпал с освоением железа); второй фактор — достаточно благоприятные экологические условия степной и лесостепной зон для существования кочевого скотоводства; третий фактор — кризисная ситуация, вызванная сокращением продуктивности пойменных угодий и обострением проблемы перенаселенности.
Говоря о социальной значимости перехода к кочевничеству, необходимо учитывать, что демографическая емкость западносибирских степей и лесостепей в эпоху бронзы, хотя и повысилась по сравнению с неолитом, продолжала оставаться весьма ограниченной. Дело в том, что широкие речные поймы, удобные для пастушеско-земледельческого хозяйства, здесь весьма редки. Так, в североказахстанской части р. Ишим, протяженностью около 1000 км, есть лишь два места с большими и удобными поймами — в районах Петропавловска и Атбасара; здесь обнаружены соответственно два скопления памятников бронзового века, отделенных друг от друга сотнями километров практически незаселенных пространств. Такая узкая локализация пастушеско-земледельческих коллективов должна была неизбежно привести к усилению диспропорций между ограниченным объемом пищевых ресурсов и растущей численностью населения. Это не могло не стимулировать миграционные процессы.
Во второй половине бронзового века значительные по численности андроновские (прежде всего федоровские) группы переселяются в южную часть западносибирской тайги, в Восточный Казахстан, на Алтай, в Новосибирское Приобье и в Хакасско-Минусинскую котловину. Перенаселенность особенно обострилась около рубежа II и I тыс. до н. э., когда доступный резерв пойменных угодий Южной Сибири был исчерпан и мигрировать стало некуда. Выходом из сложившейся кризисной ситуации явился переход к кочевому скотоводству. Тот факт, что в миграциях на север и восток Западной Сибири в последние века II тыс. до н. э. участвовали исключительно или почти исключительно федоровцы, возможно, свидетельствует о том, что они в отличие от алакульцев дольше держались за традиционное пастушеско-земледельческое хозяйство и были менее склонны решать проблему перенаселенности путем перехода к кочевому скотоводству.
2. Ареал присваивающей экономики.Хотя для этого ареала было издревле характерно комплексное промысловое хозяйство, сочетавшее охоту, рыболовство и собирательство, здесь уже с неолита достаточно четко фиксируются четыре типа хозяйства, различающиеся между собой преимущественной ориентацией на определенный вид промысла: 1) подвижная охота на северного оленя (зона тундры); 2) охота на лесных копытных при помощи стационарных заградительных устройств на путях их сезонных перекочевок (лесное Зауралье); 3)охотничье-рыболовческое хозяйство, в котором охотничий и рыболовческий промыслы находились в состоянии динамического равновесия и носили выраженный сезонный характер (таежное Обь-Иртышье); 4) оседлое рыболовство (Нижнее Притоболье).
Из четырех перечисленных типов присваивающей экономики наиболее традиционными были первые три (они существовали с каменного века до этнографической современности). Что касается оседлого рыболовства в Нижнем Притоболье, то этот тип присваивающего хозяйства был своего рода эпизодом, и расцвет его, — по имеющимся археологическим данным, относится в основном к переходному времени от неолита к бронзовому веку — во всяком случае, для Нижнего Притоболья.
Следует иметь в виду, что между названными типами присваивающего хозяйства не было и не могло быть сколько-нибудь четких и стабильных географических и этнических границ. Акцент на тот или иной вид промысла мог меняться: в плохие для рыболовства годы оседлорыболовческое население переориентировалось на преимущественно охотничий быт, а охотники при ухудшении условий промысла зверя могли перейти на преимущественно рыболовческий образ жизни и т. д. Тем не менее, в широкой территориально-хронологической перспективе названные четыре типа хозяйства и их тяготение к определенным географическим районам отражают реальные локальные тенденции в развитии присваивающей экономики таежной и тундровой зон. Эти типы хозяйства явились в древности единственно возможными, самыми рациональными вариантами адаптации аборигенного населения к экологическим условиям севера Западной Сибири.
Подвижная охота на северного оленя (зона тундры). Для понимания особенностей социально-экономической истории древнего населения тундровой зоны необходимо учитывать, что тундра по многим своим особенностям сходна со степной зоной (открытые безлесные пространства, характерность мигрирующих стад копытных, частая смена благоприятных и неблагоприятных в погодно-климатическом отношении лет и пр.). Здесь, как и в степи, должны были вестись особенно упорные поиски более рациональных и экономически более стабильных форм хозяйства, однако тундра по своим экологическим особенностям давала худшие, чем степь, возможности для успеха этих поисков. Тем не менее, они завершились там и здесь, хотя и в разное время, сходным результатом — переходом к кочевому скотоводству в степях и к кочевому оленеводству в тундре.
Однако в интересующий нас период основным занятием тундрового населения была подвижная охота на северного оленя. Подвижный охотничий быт тундровых аборигенов нельзя отождествлять с бессистемным бродяжничеством. Охотники должны были учитывать направление и время массовых перекочевок оленей (осенью в глубь материка, весной к морскому побережью); они обязаны были досконально знать пути таких перекочевок, чтобы выбирать места, наиболее удобные для охоты. О том, насколько важен был учет этих обстоятельств, говорит то, что до недавнего времени изменения путей сезонных перекочевок дикого оленя коренным образом нарушали хозяйственно-бытовой ритм тундрового населения, заставляя его переселяться в другие места, вступать в войны и т. д.
Регулярность движения диких оленьих стад и постоянство маршрутов их сезонных перекочевок обусловили благоприятные возможности для коллективных способов охотничьего промысла, из которых наиболее простой, наиболее древней и наиболее популярной была «поколка». Она не была связана со строительством специальных заградительных сооружений и практиковалась в тех местах, где традиционные пути сезонных перекочевок диких оленей пересекали
