Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

Подойдя ближе, Влад и Раду обнаружили, что непонятный предмет покрыт не куском ткани, а мешком, в котором, наверное, и был принесён сюда. "К чему всё это?" - подумал семнадцатилетний княжич, и тут один из султановых слуг сдёрнул "покрывало".

Влад поначалу не понял, что именно видит, а когда понял, вздрогнул - он смотрел на отрубленную голову своего отца.

Лицо казалось знакомое и в то же время незнакомое, страшное. Кожа на этом лице побелела, как пергамент, и сделалась очень ровной. Пропали мелкие морщины на лбу. Пропали глубокие морщины, тянувшиеся от носа к углам рта. Брови почти вылезли. Глаза были закрыты, вернее - зашиты, крупными неровными стежками. Губы никто не зашивал, и потому они искривились в странной, ни на что не похожей усмешке, показывая и верхний, и нижний ряд зубов.

Влад увидел знакомые длинные чёрные усы, но поникшие и спутанные. Увидел волосы, которые прилипли к макушке, будто их приклеивали. И вот тогда княжич понял всё окончательно - он видел перед собой не голову, а чучело, которое делают, если голову придётся далеко везти. "Как!? - подумал Влад. - Из отцовой головы - чучело!? Мой отец мёртв? И теперь это чучело - то, что от него осталось!? Почему он умер? И кто посмел так надругаться над его останками!? Кто!?"

Раду заревел в голос, так что один из дворцовых слуг подбежал и зажал мальчику рот, всё-таки оставив свободным нос, чтобы не перекрыть дыхание, а между тем другой слуга, стоявший рядом с султаном, громко повторял слова своего повелителя, чтобы присутствующие не напрягали слух.

- Великий султан говорит, что эту голову прислал свинья Юнус, предводитель венгров! - прозвучало по-турецки.

Влад понял, что голову прислал Янош Гуньяди, которого турки называли именно так - Юнус. Княжич с трудом осознавал происходящее - не верил глазам и не верил ушам. За два года жизни в Турции он уже хорошо выучил турецкий язык, но в те минуты казалось, что знания подвели. То, что говорил слуга, стоявший рядом с султаном, не могло быть правдой. "Наверное, я что-то не так расслышал", - думал княжич, а слуга всё продолжал говорить, и из слов слуги следовало, что месяц назад, в декабре Янош Гуньяди пришел в Румынию с войском.

Войско было то самое, которое княжич видел, когда гостил у Гуньяди в замке. Шесть тысяч наемников и три тысячи воинов, собранных вассалами Яноша. Получилось на тысячу больше, чем румынская рать, но отец Влада всё равно захотел сразиться и не слушал увещеваний.

- Государь, не повторяй той ошибки, которую совершил Александру Алдя, - упорно твердили ему бояре-жупаны, но князь неизменно отвечал:

- Хватит поминать моёго младшего брата! Лучше вспомните о своих сыновьях, которых я вам привёз, и о моих сыновьях, которые заняли место ваших! Вспомните о клятве верности, которую вы принесли мне повторно в турецком лагере.

Отец Влада думал, что, вернув боярских сыновей из плена, укрепил свой авторитет и власть, но всё оказалось наоборот. Теперь бояре не боялись ссориться с султаном, а вот ссориться с венграми, чья армия стояла у румынской границы, боялись.

Всякий раз, думая об этой истории, Влад вспоминал поучающие слова Яноша Гуньяди: "Благодарность - это блюдо, которое очень быстро остывает". Впервые услышав эти слова во время давнего разговора в коридоре замка Гуньяд, княжич даже не подозревал, что они окажутся пророческими. А расчётливый и безжалостный венгр оказался прав - благодарность бояр очень быстро остыла, и вопреки государевой воле они решили избежать войны.

Правда, так решили не все. Нан, несмотря на свою прежнюю строптивость, остался верен своему государю, а вот Тудор и большинство тех жупанов, которые были обязаны отцу Влада своим возвышением, сделались трусливы. Тудор и его товарищи обросли имуществом, вкусили жизненных удовольствий и совсем не хотели умирать на поле битвы.

"Даже если победим нынешних врагов, из-за гор будут приходить всё новые и новые", - подумали отцовы приближённые и почли за лучшее обойтись малой жертвой, то есть самим убить своего государя, неугодного венграм. Как средство выбрали яд, а Нан не смог ничего сделать.

Отец Влада умер двадцать пятого числа, в Рождественские святки. "Понимал ли он, что происходит? - спрашивал себя Влад. - Понимал ли он, отчего так болит нутро? Понимал ли, отчего ноги подкашиваются, и перед глазами всё плывёт? Понимал ли, что умирает? Или из последних сил превозмогал нежданно свалившуюся на него "хворь" и думал лишь о том, что должен воевать? Ведь он должен был - ради сыновей, оставшихся у султана".

Отец Влада чувствовал себя плохо ещё в начале похода, а в деревушке Былтени, немного не доехав до города Тыргу-Жиу, слёг совсем. "Наверное, - предполагал Влад, - его устроили в доме местного старосты, положили на постель, растворили окна, чтобы хоть немного унять жар. Наверное, больной временами затихал, измученный приступами рвоты, а затем открывал глаза. Наверное, он порывался встать, не отдавая себе отчёта, ночь за окнами или день, постоянно спрашивал, который час, и где венгры. А некий слуга, зная, что господин никогда уже не встанет, успокаивал и говорил: "Сейчас можно отдохнуть... можно, потому что в Рождество не воюют. А вот завтра..." "Завтра", - наверное, повторял отец, но для него завтра не наступило".

Отец Влада даже не исповедовался перед смертью. Он говорил, что не имеет права умереть, поэтому священника пригласили к почти бездыханному телу.

На том и закончился последний отцовский поход, а Янош Гуньяди, узнав обо всём, сказал, что даже мёртвый изменник не должен уйти от возмездия. Приговор - отсечение головы - исполнили над трупом. Румынская рать вернулась в столицу, везя с собой обезглавленное тело, а затем оно отправилось к месту погребения.

Влад мысленным взором наблюдал, как обезглавленное тело заворачивают в ковёр, кладут на повозку и везут. "Конь должен был чуять мертвеца, - думал княжич, - должен был чуять, и поэтому во время движения наверняка прижимал уши, то и дело сбиваясь с рыси на галоп. Кони, когда пугаются, так глупы - не понимают, что никто не может убежать от ноши, которую сам тащит".

Тело похоронили в монастыре Снагов, ведь щедрые дары, которые отец Влада когда-то дал этому монастырю, заметно превышали сумму