История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Даже если немцы захватят наше имение, мы будем защищать наш дом до последнего вздоха, не так ли? – спрашивала я мужа.
– И если его сожгут, мы построим заново, – ответил он.
Конечно, дело не в старинном белом доме, которым мы так дорожили, а в том, что это был наш дом, наше жилище, наше гнездо. Это чувство, которое заставляет птиц прилетать из дальних краев к заброшенным гнездам. А ведь тысячи семей были лишены сейчас этого.
Глава 51. Беженцы
Посвящение недостойному
С вокзала доносились все более тревожные вести. Враг продвигался к Варшаве, которую в прошлом году героически освободили войска Сибирской армии. В скором времени у нас появились несколько беженцев. Потом приехали из Ковно с просьбой укрыть тридцать вагонов сельскохозяйственных машин. Похоже, нам с трудом удастся разместить весь урожай по амбарам, но мы были счастливы уступить бетонный амбар, который к тому же смог вместить состав, прибывший из Ковно: паровые машины, молотилки, веялки, плуги, сеялки и другие. За ними прибыли беженцы, которые тоже просили спрятать домашнюю утварь. Никто не хотел согласиться с тем, что Глубокое было в опасности. Казалось невозможным, чтобы немцы захватили трассу Петербург-Варшава. Только мой брат покачивал головой: «Нет, сердце мне подсказывает, что они проделают тот же путь, что и Наполеон, – говорил он с тоской, – и Глубокое окажется на их пути».
Да и никто не принимал этого. Мы тешили себя большой надеждой на то, что эти вандалы XX века до нас не доберутся, но надо было срочно делать все, что от нас зависело, чтобы закончить сбор урожая. И муж привез паровую машину для молотьбы пшеницы.
Нашим работникам на помощь пришли литовцы, приехавшие от графини Олсуфьевой из окрестностей Ковно. Мужа графини убили на фронте, а она осталась в Москве. Ее усадьба была захвачена и разорена врагом. Управляющий Олсуфьевых Бруно едва спасся и увез с собой прислугу и скот, который ему удалось сохранить и спасти, правда, только тридцать голов отменных экземпляров датской породы Фьюме, которых привезли к нам с просьбой сохранить, пока не минует опасность. В августе просвистел свисток к началу работ в старых амбарах, и Бруно, который занимался всем винокуренным заводом, пришел со своими работниками. Вместе с нами они дни напролет работали в течение двух недель с таким рвением и такой радостью, что, казалось, забыли о причинах спешки. Дни стояли хорошие, уже было свежо, особенно ранним утром. Фомич нас покинул, на этот раз со всей семьей, полагая, что он будет в большей безопасности, уехав на Волгу, в Казань, к родне его жены, принявших их, как беженцев с фронта.
Зато Макар и Бельский работали за десятерых, так как помимо сельскохозяйственных работ оставалось множество проблем с беженцами и новой железнодорожной линией из Глубокого в Сеславино. Эти четырнадцать верст были очень важны. И чтобы соединить два магистральных пути, поспешно приступили к строительству. Инженерам-строителям нужны были курьерские лошади, так как железнодорожный путь проходил совсем рядом с усадьбой, и в том числе десять километров по нашим полям. Они просили срубить лес, красивейшие ели. Беженцы прибыли из Ковно, уже оккупированного немцами, прося крова и помощи. Стада породистых коров и подводы с груженными телегами каждый день приезжали издалека. Подвода из имения Тотлебена прибыла ночью в проливной дождь. Привезли экипажи, ковры, серебро. Но какие сокровища, какая коллекция картин и библиотека остались в имении и оказались во вражеских руках! Под уздцы вели отменных лошадей английской породы.
Мордвиновы тоже приехали к нам, отвезя детей в новгородскую губернию. За ними прибыл обоз с великолепными жеребцами. Кучеры вели их под уздцы. Им нужно было проделать тысячу километров до Окуловки на тракте Петербург-Москва, где находилось имение их сестры.
Затем приехали Утины, Завиша, Фански и другие. Они проделали сотни верст в экипаже и сделали остановку в пути у нас, убегая от врага, но не зная точно, что им предпринять в поиске крова на зиму и средств на прокорм лошадей и скота. После двух дней передышки они продолжили путь к Полоцку или Витебску в надежде найти кров в каком-нибудь фольварке по соседству, так как Глубокое было очень близко к врагу и к тому же переполнено. Приезжали из Двинска, Сувалок, Вилькомира, Щавлий и других мест. Все постройки на дворе были заняты сундуками, корзинами, домашней утварью, но не хватало лошадей, и пожитки нельзя было увезти с собой. Пианино, горшки с цветами, мебель в стиле Жакоб, коробки с книгами, посуда, ковры, тулупы, все везли вперемешку со скамейками, мешками с бельем и старыми пожитками, все было свалено в амбарах и погребах, сараях и кладовых.
Нам пришлось возложить на Бельского обязанность составлять список и охранять чужое добро, чтобы не сойти с ума от такого количества. Бельскому было присвоено имя «хранитель чужого добра». Он целый день крутился с этими несчастными людьми, которые прибегали с вокзала, умоляя дать лошадей для перевозки своих вещей к нам. Но надо было еще найти место для них, внести их в список и разложить по порядку, чтобы потом их можно было найти.
Все это было очень трагично, хотя не без комических ноток. Так, например, одна дама привезла к нам весь свой курятник и доверила его Бельскому, пришедшему в полный ужас от своей новой обязанности. Уезжая в Петербург, она серьезно наказала ему прислать ей замороженную и хорошо выпотрошенную птицу к Пасхе и Рождеству. Мне пришлось поручить их Антосе, так как Бельский не захотел ими заниматься. И вот Антосе не хватало только еще цесарок, которые были гордостью курятника этой дамы. Драма соседствовала с комедией. К несчастью, комические нотки были неуместны, когда приходилось пристраивать вереницу разоренных беженцев, сбежавших из родного дома, зачастую больных и невероятно несчастных. «Чем мы так провинились перед Богом, что он ниспослал на нас такие несчастья?» – говорили они.
Тысячи людей бежали на восток. История этого бегства ужасна особенно в южных губерниях и должна найти своего историка, который дополнит список всех ужасов войны. Она должна быть отображена на полотнах чередой могил вдоль дороги на Голгофу, по которой шли эти несчастные, которые смогли
