Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Льва, Наталью и Льва-младшего срочно перегрузили на корабль, где, кроме них, не было других пассажиров, а единственным грузом стали личные вещи семьи и архив. Здесь Буланов передал опеку над тем, кого еще считали опасным узником, другому чину ОГПУ — Фокину, хотя сам также отправился в путешествие в качестве наблюдателя.

Двенадцатого февраля «Ильич» вошел в Босфор. При приближении к Стамбулу, который Троцкий по-прежнему называл на русский манер Константинополем, он передал Фокину официальный документ, из которого видно, что Лев Давидович не исключал вероятность физической расправы или по крайней мере заключения под стражу:

«Согласно заявлению представителя коллегии ГПУ Буланова, Вы имеете категорическое предписание, невзирая на мой протест, высадить меня путем применения физического насилия в Константинополе, т[о] е[сть] передать в руки Кремля и его агентов.

Выполнить это поручение Вы можете только потому, что у ГПУ (т[о] е[сть] у Сталина) имеется готовое соглашение с Кемалем[1142] о принудительном водворении в Турции пролетарского революционера объединенными усилиями ГПУ и турецкой национально-фашистской полиции.[1143]

Если я вынужден в данный момент подчиниться этому насилию, в основе которого лежит беспримерное вероломство со стороны бывших учеников Ленина (Сталин и K°), то считаю в то же время необходимым предупредить Вас, что неизбежное и, надеюсь, недалекое, возрождение Октябрьской революции, ВКП, Коминтерна на подлинных основах большевизма даст мне раньше или позже возможность привлечь к ответственности как организаторов этого термидорианского представления, так и его исполнителей».[1144]

Троцкий, однако, соблюдал дипломатический политес. Вслед за этим резким письмом он подготовил еще одно, которое вручил турецкому офицеру (поднявшемуся на пароход с целью проверки) для передачи президенту Турции. В нем говорилось:

«Милостивый Государь, у ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по своему выбору и что перейти эту границу я могу лишь подчиняясь насилию.

Соблаговолите, господин президент, принять соответственные мои чувства».[1145]

Так руководитель Октябрьского переворота, один из большевистских вождей периода Гражданской войны и непосредственно после нее, непримиримый оппонент и противник Сталина, руководитель объединенной оппозиции, а затем политический ссыльный превратился в изгнанника, гражданина «планеты без визы», как он назвал последнюю главу своей вскоре изданной мемуарной книги.

Начинался новый, последний этап бурной общественнополитической деятельности Троцкого. Выдворяя его из СССР, Сталин надеялся, что в захолустном турецком изгнании, утратив болыпевистко-советские корни, связь со своими теперь немногочисленными сторонниками, Троцкий как политик окончательно захиреет, канет в небытие. Произошло, однако, противоположное. За пределами СССР Троцкий почти сразу воспрянул духом, установил или восстановил связи с антикоминтерновскими коммунистическими и левосоциалистическими организациями и группами, стал теперь не национальным, а международным лидером.

Часть четвертая

ВО ГЛАВЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ОППОЗИЦИОННОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Но поражены от победы Ты сам не должен отличать.

Глава 1

ПРИНКИПО

Обустройство в окрестностях Стамбула

По прибытии в Стамбул Троцкий с женой и сыном были доставлены в Генеральное консульство СССР, где, как им сообщили, они смогут проживать некоторое время. Здание консульства находилось на главной улице современной части Стамбула — Пера (ныне Истикляль). Сейчас там размещаются Генконсульство и Торгпредство Российской Федерации. В беседе с их сотрудниками, во время моего пребывания в Стамбуле в феврале 2010 года, я обнаружил, что они представления не имели о том, что в этом помещении в 1929 году жил Троцкий.

Вначале казалось, что решение об изгнании не является окончательным, что Троцкому предоставлена возможность раскаяться и возвратиться в СССР. По крайней мере советские власти надеялись, что он будет соблюдать политическое молчание.

Троцкий с семьей прожил в советском консульстве примерно месяц. Почту, которая постепенно увеличивалась, он получал на консульский адрес. Как вспоминала Наталья Ивановна, штат консульства относился к ним «с уважением и почти дружески».[1146] Когда Троцкий покидал корабль, представители ОГПУ Буланов и Фокин передали ему 1500 долларов для расходов на первое время. Эта сумма была ничтожной; при отсутствии других доходов она была бы израсходована в ближайшие недели.

Странным фактом в истории изгнания Троцкого из СССР было разрешение на вывоз архива, значительную часть материалов которого он вскоре опубликует или использует в борьбе против Сталина и его сторонников. В том, что власти закрыли глаза на вывоз документального богатства, можно видеть демонстрацию готовности Сталина к примирению в случае капитуляции главного противника. Но не исключено, что в 1929 году Сталин не был еще достаточно опытен, чтобы знать взрывоопасную силу документального материала. Это знание он приобретет со временем.

Тотчас после прибытия в Турцию изгнанник начал устанавливать письменную связь с оппозиционными коммунистическими деятелями в разных странах. Вскоре стали поступать ответы. Некоторые авторы заявляли о солидарности с Троцким и готовности под его руководством вести борьбу за ликвидацию сталинского курса в ВКП(б) и Коминтерне. В числе первых, кто откликнулся, были давние знакомые — бывший член Исполкома Коминтерна француз Альфред Росмер и его супруга Маргарита, видный французский журналист Марсель Паз, исключенный из компартии за поддержку объединенной оппозиции в ВКП(б). С их помощью Троцкий установил связь с редакциями западноевропейских и американских газет. Их корреспонденты стали появляться в консульстве. Получалось, что консульские работники способствуют «антисоветской пропаганде», и это могло им дорого обойтись.

Представители СССР убеждались, что Троцкий не намерен свертывать оппозиционную деятельность. Это стало особенно очевидно в связи с его требованием выполнить данное на корабле обещание, что в Турцию будут отпущены находившиеся в ссылке его секретари Познанский и Сермукс. Однако генеральный консул Минский через несколько дней известил, что из Москвы получен отрицательный ответ.[1147]