Весь Кир Булычев в одном томе - Кир Булычев

— Кто ты? — прошептал Камар, которого удивило знание джинном английского языка настолько, что он смог преодолеть любопытством ужас.

— Я джинн Британских островов, — согласилась просветить его голограмма Милодара с повязанным на голове полотенцем из лаборатории. — И я куда более могуч, чем все джинны Аравии вместе взятые… Хотя, впрочем, мы не портим отношений. А ты обречен. Если будешь спорить со мной, то смерть твоя будет ужасна! Я тебя отправлю замерзать в Антарктиду!

— Ой! — взвыл Камар, который не знал, где находится страшная Антарктида, а Милодар, конечно же, забыл, что в то время она еще не была открыта.

— Сейчас же развяжи несчастную девушку.

— Сейчас… — Трясущимися руками Камар стал развязывать руки Дороти. Он не догадался позвать на помощь мамелюков и потому долго возился с узлами.

— Эй! — обратился к мамелюкам Милодар. — Помогли бы господину.

Но, во-первых, мамелюки не знали английского языка, а во-вторых, они уже давно выползли из каюты и умчались к господину ар-Рахману, чтобы, трепеща от пережитого страха, поведать ему, в какую передрягу угодил его сын.

Наконец Камару удалось распутать руки Дороти, и она сама, вытащив изо рта кляп, села на диван и непослушными отекшими пальцами принялась отвязывать ноги.

— Слушаешь ли ты меня, ничтожный Камар? — спросила голограмма Милодара по возможности грозным голосом.

— О да, английский джинн! — ответил Камар.

— Если ты только посмеешь когда-нибудь дотронуться пальцем до Дороти Форест, которая находится под моим особым покровительством, у тебя отсохнет твоя паршивая рука. Чтобы остаться живым, ты должен будешь покорно отправить девушку на берег в Рангуне так, словно она настоящая принцесса. Ты понял?

— Понял.

— Ну и хорошо, — с облегчением заявил Милодар, довольный тем, что ему удалось спасти Дороти, которая также была испугана, но в ее положении ей не из чего было выбирать, и она предпочла иметь дело с джинном, чем со сладострастным Камаром.

Затем Милодар обернулся к Дороти и сказал:

— Мое время истекает. Тебе же предстоит найти Зеркало Зла в чаще Лигона. Зеркало Зла… Прощай, я не могу более с тобой находиться…

— Постойте! — закричала девушка вслед Милодару, который уже втягивался обратно в медный кувшин. — Не спешите! Я ничего не понимаю.

На самом деле Дороти звала джинна вернуться, потому что боялась остаться без его защиты. Она была человеком своего времени, верила, разумеется, в чудеса, в ведьм и чертей, вполне допускала существование джиннов, только не дома, в Англии, а на Востоке. Слышала о них в сказках… Английский джинн — это была нелепица, и поверить в него даже ей было нелегко. Но кем бы ни был этот волшебник, лучше иметь его под боком, потому что тот же Камар может и забыть об обещании, вытянутом из него под угрозой.

Но джинн исчез в кувшине, Камар несмело поднялся с ковра и остался стоять в нерешительности, со страхом поглядывая на Дороти.

И тут в дверь ворвался уважаемый ар-Рахман.

Дело в том, что ар-Рахман лишь производил впечатление человека пузатого, узкоплечего и немощного. На самом деле не исключено, что в предыдущем рождении этот человек был тигром или даже удавом, так он умел расправляться с конкурентами и врагами. В голове вместо мозгов у Рахмана находилась дьявольская счетная машинка, он мог превратить в золото все, чего касались его темные руки. И у Рахмана была лишь одна слабость в жизни — горбатый сын Камар, которому он должен был отдать все свои богатства и которого он мечтал видеть рядом с собой у штурвала. Пока что Камар оправдывал надежды отца. Он отличался упорством и усидчивостью, он выучил язык неверных, чтобы уехать в город Лондон. «Ну что ж, — думал Рахман, — мы его сделаем князем в Англии, раз у нас есть золото».

Когда же три минуты назад в каюту хозяина ворвались перепуганные мамелюки и, трясясь от ужаса, стали рассказывать о том, что на Камара напал английский джинн, выползший из кувшина, уважаемый ар-Рахман не затрясся сам, а схватил со столика два заряженных пистолета и кинулся прочь из каюты, крикнув мамелюкам:

— Трусливые ублюдки, да гореть вам в аду!

Еще через минуту он ворвался в каюту Камара и застал там странную и совсем неожиданную сцену.

Его сын стоял в одном конце каюты, прижав к груди трясущиеся руки, а на диване в другом конце каюты сидела подаренная Камару отцом английская невольница, из-за которой приходится плыть в этот проклятый Рангун. С ее ног и рук свисали веревки, которыми она была недавно связана.

— Что? Что здесь было? — тонким голосом закричал хозяин баггалы.

Срывающимся голосом Камар рассказал ему, показывая на медный кувшин, как из него вылез английский джинн и как он заставил Камара отказаться от невесты.

— Здесь? — спросил ар-Рахман, подходя к кувшину. — Отсюда он вылез? А ну, вылезай снова, и мы с тобой померяемся силой!

Не надо думать, что ар-Рахман всегда был таким отважным. Наоборот, как и любой удачливый торговец, он был удачлив и отважен в замыслах, хитростях и планах, но, конечно же, он не любил драться на кулаках.

…Из кувшина никто не вылез.

Тогда обезумевший от пережитого страха за свое любимое чадо отец сунул дуло одного из пистолетов в горло кувшина и выстрелил. От выстрела кувшин упал на пол и покатился, а пистолет отдало так, что Рахман выронил его из руки.

— Ну, где твой джинн, ведьма? — закричал Рахман, тряся рукой.

— У него дела в Англии, господин, — вежливо ответила Дороти.

Следует упомянуть, что разговор этот происходил один на один. От страха и волнения обе стороны отлично понимали друг друга без переводчика, который все еще дрожал в углу.

— Так вот, — сказал Рахман, схватил с пола кувшин и подошел к окну в корме баггалы. — Уплывай-ка в свою Англию. Чтобы мы тебя здесь больше не видели!

Ар-Рахман широким жестом выкинул кувшин в океан. Только птица-мать, уводящая от гнезда страшного хищника, могла бы сравниться в отваге с купцом ар-Рахманом, который, надо сказать, ни секунды не сомневался, что в этом кувшине скрывается или недавно скрывался иноземный джинн.

Блеснув под первыми лучами рассвета, кувшин ухнул в темное море.

Рахман опустил руки и сказал усталым голосом:

— Делай с ней что хочешь, сынок.

— Нет! — закричал Камар. — Нет, отец! Я не дотронусь до нее никогда! Она ведьма! Джинн сказал, что у меня отсохнут руки, если я дотронусь до нее. Мне она отвратительна.

— Да, — вздохнул Рахман, — ты не смел, мой сын. Но дело твое. Тогда мы продадим ее в Омане на невольничьем рынке. Такие кошки там высоко ценятся. Ты слышишь?