Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Она обернулась ко мне. Суровая, непреклонная, деспотичная женщина обратила ко мне смягчившийся взор и сказала:

- Если наша любимая, наш ангел слышит нас сейчас, ее порадует, что я воздаю тебе справедливость, хотя и запоздалую. Ты был достоин ее, и я от души радуюсь, что ты отвоевал ее у меня. Прости мне, сын мой, многие обиды, которые я тебе нанесла. Забудь мои злые слова и жестокое обращение. Прими меня и поступай со мной, как тебе будет угодно.

Я воспользовался этой минутой смирения, чтобы предложить уйти из часовни.

404

Последний человек

- Прежде всего, - сказала она, - мы должны уложить на место плиты пола над склепом.

Мы подошли к отверстию.

- Может быть, взглянем на нее еще раз? - спросил я.

- Не могу, - ответила она. - И тебя прошу не делать этого. К чему нам терзаться, глядя на ее телесную оболочку, когда дух ее живет в наших сердцах, а несравненная красота так глубоко в них запечатлелась, что всегда будет перед нами, бодрствуем мы или спим.

На несколько мгновений мы в торжественном молчании склонились над входом в подземелье. Я мысленно посвятил свою будущую жизнь служению дорогой памяти. Я поклялся до последнего своего дня заботиться о брате и ребенке Айдрис. Эта безмолвная молитва была прервана судорожными рыданиями моей спутницы. Я подтащил к отверстию снятые нами плиты и закрыл пропасть, где покоилась жизнь моей жизни. Затем, поддерживая свою дряхлую спутницу, я медленно вышел из часовни. Выйдя оттуда, я чувствовал, что покинул блаженный приют для мрачной пустыни, для каменистого пути моего безрадостного и безнадежного паломничества.

Глава четвертая

Сопровождавшим нас людям было поручено приготовить ночлег на постоялом дворе напротив подъема, ведущего к замку. Мы чувствовали, что не можем вновь побывать в залах и комнатах нашего дома словно простые посетители. Мы уже навсегда простились с Виндзором, его рощами, цветущими живыми изгородями и говорливыми ручьями, со всем, что так живо воплощало нашу любовь к родной стране и нашу почти суеверную привязанность к ней. Прежде чем отправиться на ночлег, мы с Айдрис намеревались посетить Люси в Датчете и успокоить ее, обещая помощь и покровительство.

Спускаясь с графиней Виндзорской с крутого холма, на котором стоит замок, мы увидели возле постоялого двора фургон, привезший детей. Они, значит, проехали Датчет не останавливаясь. Я боялся встречи с ними, когда придется сообщить страшную весть. Пока в суете приезда они еще не заметили меня, я поспешил при лунном свете по знакомой дороге в Датчет.

Дорога была в самом деле хорошо мне знакома. Я узнавал каждый домик и каждое дерево. Каждый поворот дороги и каждый предмет на ней запечатлелись в моей памяти. Почти сразу за Малым парком был вяз, лет десять назад наполовину сломанный бурей; он еще простирал свои ветви, сгибавшиеся под снегом, над тропой, которая вилась по лугу вдоль мелководного ручья.

Сейчас ручей молчал, скованный стужей. А вот изгородь, вот белые ворота, вот дуб, когда-то бывший частью леса, с большим дуплом, черневшим теперь в лунном свете. Причудливые очертания этого дерева в сумерках можно было Том III. Глава четвертая 405 принять за человеческую фигуру, из-за чего дети прозвали его Фальстафом293.

Все эти предметы были так же знакомы мне, как остывший очаг в моем опустевшем доме; как замшелая стена огорода и все его грядки, которые постороннему человеку показались бы столь же одинаковыми, как ягнята-двойняшки, а для моих привычных глаз имели каждая свои отличия и названия.

Англия была мертва, но Англия осталась. То, что я видел, было призраком старой веселой Англии; под ее зеленой сенью много поколений прожило в безопасности и покое. Я с болью души узнавал знакомые места; к этому примешивалось чувство, испытанное всеми и никому не понятное, - будто когдато, не во сне, а в некой прошлой жизни, я видел все, что созерцал ныне, и с теми же чувствами; словно все эти чувства были отражением чего-то уже происходившего. Чтобы избавиться от этого тягостного ощущения, я представил себе перемены, какие могли бы произойти в этом тихом уголке; но это лишь усилило мою тоску, ибо обращало внимание именно на предметы, причинявшие мне боль.

Я приехал в Датчет, к скромному жилищу Люси. Когда-то по субботам оно бывало шумным, но воскресным утром - неизменно тихим и чистым, всем своим видом свидетельствуя о трудолюбии и опрятности хозяйки. Сейчас порог его был занесен снегом, который, должно быть, не убирали уже много дней.

- "Что за убийство разыграет Росций?"*'т - пробормотал я, глядя на темные окна.

Сперва мне почудилось, будто в одном из них блеснул свет, но это оказалось лишь отражением лунного луча, а единственным доносившимся до меня звуком было потрескивание ветвей, когда ветер сдувал с них снег. Луна плыла высоко в безоблачном небе; черная тень дома ложилась на сад. Я вошел туда через незапертую калитку, с тревогой вглядываясь в каждое окно. Наконец я все же увидел полоску света, пробивавшуюся сквозь ставни в одной из комнат верхнего этажа. Теперь, увы, было странно видеть, что в доме еще кто-то живет. Входная дверь оказалась заперта всего лишь на щеколду; я вошел и поднялся по освещенной луною лестнице. Дверь обитаемой комнаты была полуоткрыта, я заглянул туда и увидел Люси. Chia сидела у стола, на котором горела свеча и лежало шитье; но Люси уронила руки на колени, и устремленный долу взгляд показывал, что мысли ее далеко. От забот и бессонных ночей красота ее несколько поблекла. И все же при свете свечи, в своем простом платье и чепце, с печально поникшей головкой она представляла сейчас живописную картину. От этой картины меня отвлекла страшная действительность: на кровати лежало укрытое простыней тело. Значит, мать умерла и Люси, вдали от мира и всеми покинутая, всю ночь сидит возле мертвой. Я вошел * Пер. Е. Бируковой.

406

Последний человек

в комнату; в первый миг мое нежданное появление заставило вскрикнуть бедняжку, последний осколок вымершей нации; но она тут же узнала меня и сразу, как было ей свойственно, овладела собой.

- Разве вы не ждали меня? - спросил я, понизив голос, как мы всегда невольно делаем в присутствии мертвых.

- Вы очень добры, - ответила она, - что сами сюда приехали. Не знаю, как и благодарить вас. Но уже слишком поздно.

- Отчего же слишком поздно? - вскричал я. - Еще не поздно взять вас отсюда, где вы остались совсем одна, и увезти к...

Собственная моя потеря, на миг позабытая, заставила меня прервать речь и отвернуться. Я распахнул окно. Вверху мой взгляд встретил призрачный, холодный лик убывающей луны, внизу - холодную белую землю. Не здесь ли был дух милой Айдрис, не он ли плыл в ледяном воздухе? Нет! Он, конечно, обитает там, где теплее и приютнее!