Сирахама - Артур Прядильщик

Сирахама снова рванул вперед — будто всполох. Снова схватка. А потом…

Резкий взмах окровавленной рукой, брызги крови попадают в лицо девушки, заставив ее моргнуть и отшатнуться. И на долю секунды потерять из виду противника. Короткий вскрик, переходящий в хрип…

Сирахама стоял над девушкой, с закатывающимися глазами оседающей к его ногам, и аккуратно вставлял ножи в захваты-фиксаторы на бедрах.

— Халат дай. — Тихо бросил он.

Рююто сначала даже не понял, что Сирахама обращается к нему — настолько ошарашил контраст между немым безумием творившимся в этой комнате (минуту? Две? Пять?) и спокойным чуть уставшим тихим голосом сейчас.

— А?

— Халат, говорю, дай. И хватит уже глазеть на мою невесту!

Сирахама выхватил из рук послушно отвернувшегося Рююто протянутый халат, укрыл им Миу, осторожно поднял девушку и перенес на диван.

— Активация. — Объяснил он очевидное.

Видимо, Рююто уже пришел в себя, так как огрызнулся:

— А то я не догадался.

— Да кто тебя знает… Бледно выглядишь, Рююто! Очки потерял (Рююто поднес руку к лицу… действительно, слетели. Видимо, от резкого движения). И галстучек порвали… Ну, потому что нехер тянуть грабки к чужим женщинам…

Рююто хмуро разглядывал спину Сирахамы. Соперник был в черном бесформенном балахоне… и это, пожалуй, единственное, что можно было сказать о его одежде. Костюм скрадывал очертания тела и скрывал всю прочую амуницию… если она была.

«Драконистый говнюк», кстати, так и не обернулся к Рююто, продолжая что-то делать с лежащей без сознания Миу. Кажется, обрабатывал ее синяки.

— «Мужчины Асамия никогда не насиловали своих женщин», — Продолжал Сирахама, не оборачиваясь. — Сколько пафоса было в этом заявлении! А, Рююто? Ну, еще бы — посмотрел бы я на того безумца, который попытается изнасиловать Цветок Редзинпаку. Правда, мужчины Асамия очень любят подмешивать всякую дрянь в напитки, не так ли?

Рююто похолодел. Он понял, что было с Фуриндзи! Вовсе не алкоголь! Хана! Что-то подмешала в напитки!

Сирахама вскинул голову и искоса посмотрел на побледневшего Рююто:

— Оп-па… Оказывается, не «мужчины Асамия», а влюбленные в них наложницы… Как там ту девочку звали? Хана?

— Ты?!

— А кто еще? Ну, да… чуть-чуть добавил из своих запасов. Крышу тоже срывает. Только растормаживает совсем другие участки мозга вместо тех, что планировалось раскрутить первоначально. Вместо инстинкта размножения — кое-что другое… Как два пальца… Но что за идиотизм — подмешивать дурь мастеру такого класса?!

— Да насрать! — Прохрипел Рююто. — Что с Ханой?!

— С той девушкой? — Удивился Сирахама. — Ничего… сделала гадость и пошла по своим женским делам.

В этот момент Миу едва заметно дернулась и Сирахама тут же обернулся к ней, снова кинув через плечо:

— Не мешай. Я сам.

Девушка что-то залопотала на неизвестном языке. Сирахама отвечал ей… кажется, на том же языке.

Рююто заметил слезы на лице Миу — ее глаза были открыты, но, кажется, она ничего вокруг не видела. Или видела нечто совсем другое, к реальности не относящееся. Сцепив зубы, Рююто ждал, когда закончатся эти телячьи нежности. И чувствовал себя лишним тут, в своем доме.

Но уйти не мог — как только он выйдет из апартаментов невесты, сюда тут же сунется кто-нибудь из прислуги… Да та же Хана сунет сюда свой любопытный носик, чтобы узнать, чем же все закончилось. А тут Сирахама. А к нему у Рююто есть одно незаконченное дело…

После того, как Рююто заметил слезы на глазах Сирахамы, он отвернулся к двери, испытывая сильное чувство неловкости и, кажется даже, нечто, похожее на стыд. Будто стал свидетелем чего-то, что совсем не для него предназначено.

И рефлекторно принял защитную стойку, наткнувшись взглядом на…

Огромный светловолосый детина с добродушным лицом и добрыми грустными глазами стоял у двери. Босой. В боксерских трусах и майке. По каменным щекам гиганта тоже катились слезы.

Апачай Хопачай, кажется? Мастер муай-тай из Редзинпаку. Наверно, самый сумасшедший из них всех. Как он тут оказался?

Апачай приложил палец к губам, и Рююто понятливо кивнул.

«Вечер плакс, блин!»

Меня трясло. И от пережитого. И от того, что происходило сейчас. Миу бредила. На хинди. Который к тому хинди, который используется сейчас, никакого отношения не имел — проверено на Шакти Рахманн. И который не должна знать не только Миу, но и обе ветви ее предков!

— Мне больно, муж мой! Руками своими… проведи… к Матери Нашей… меня…

Миу отняла ладонь от бока и показала мне… Чистая ладошка. Но видимо в воспоминаниях Миу на ней должна была быть кровь…

— Небеса уже держат тебя, жена моя! — Нужные слова вырывались из уст сами. — Сейчас боль уйдет. Чувствуешь? Она уходит!

Сзади раздражался ни слова из нашего разговора не понимающий Рююто, но — вот, что значит воспитание! — отвернулся к стене и постарался даже не прислушиваться. Потом он отчего-то удивился… да и бог с ним!

— Легкая рука… у тебя. Чужие бежали… а я чиста… не взяли… меня… не смогли… забрала для Матери нашей… многих… жатва… довольна будет она…

— Скажи ей, что любить, Кенчи. — Подсказал гулкий голос из-за спины…

Но говорил не Рююто, а кто-то, кого я не мог почувствовать… кто-то из мастеров. Апачай? Да, видимо, он. Только без этих своих «Апа-па!»

— Наша расставаться муж жена — говорить «люблю». Скажи, Кенчи! Уйти спокойно — вернуться быстро. Так надо. Принято. Обычай Подземный Мир, Кенчи. Отпустить с радость — встретить с любовь.

Не знаю, правильно ли понял его, но слова снова нашлись сами:

— Кали наградила меня тобой! Ты драгоценность моя величайшая. Моя часть, моя половина…

— Да, муж мой… Да… Черная… вижу ее… попрошу… в следующем круге… рядом… дочерью… матерью… сестрой… как угодно… в следующем круге… Она держит… за руку… а небеса… не нужны… таким, как мы… ты все сделаешь?

— Да.

— Береги дочку, Жеребенок… Черная… она улыбается… она исполнит… не держи меня… отпусти… в следующем…

— До встречи, Ануджа! Я буду просить ее о том же…

Целую минуту ничего не происходило, Миу ровно дышала. Кажется, бред активации перешел в неглубокий сон… Еще минута. Она глубоко вздохнула. И разлепила глаза, жмурясь от яркого света:

— Хочется сказать какую-нибудь пошлость… — Взгляд ее был осмысленным. — Тадай ма, Кенчи…

— Окари насай, Миу! Черт с ней, с пошлостью… Окари насай!

Они прошли в тренировочный зал. Рююто следовал впереди, а сзади неосязаемой бесплотной тенью скользил Сирахама. В зале было пусто. Разумеется, сейчас домочадцам не до тренировок. Тихо звякнуло — это Сирахама поставил на пол тяжелую даже на вид спортивную сумку. Минута возни — и на высоком штативе установлена видеокамера, повернутая объективом в сторону татами.

— Не волнуйся. — Легко понял Сирахама взгляд Рююто. — Пока выключена. О позоре клана Асамия никто не узнает…

— А Фуриндзи-сан?

— Оу! Ну, мало ли, как девушка оправдывает потерю невинности? Кто ж поверит ее словам, что ее, де, опоили. Нервное напряжение перед свадьбой, то да се… Маленький, что ли?

— Так она уже…? — Усмехнулся Рююто.

— Обидно, да? — Серьезно спросил Сирахама.

— Нет. — Чуть даже удивленно прислушался к себе Рююто. — Не моя она. А когда успел-то?

— Как настоящий мужчина, я не буду хвастать. И — у нас мало времени.

— Так зачем камера?

— А чтобы по-честному. Нашепчем последние слова и — в бой! Романтично, да? Ты же не хочешь потом проблем с драконами? Или с Редзинпаку?

— Ты такой же дракон, как я — Танимото…

— Ц-ц-ц… недоказуемо, Рююто. Недоказуемо. Или ты свечку над своими родителями держал?

— Камера не самого лучшего качества, плохое освещение, съемка из одной точки… Этой записи никто не поверит!

— А тебе не насрать? На то, что кто-то поверит или не поверит?

— Вообще-то, насрать… — Оскалился Рююто.

— Вот и отлично! — Довольно покивал Сирахама. — Стал похож на человека… — Он помолчал. — Асамия Рююто-сан?

— Да?

— Постарайтесь не умереть, Асамия-сан… — Сирахама соединил руки в приветствие бойцов кун-фу. — Со всем уважением!

Рююто тоже соединил руки и весело оскалился… внутри было — спокойствие?

— Просто постарайтесь, Сирахама-сан. Со всем уважением!

Бойцы стали сближаться…

Миу лежала на диване, закинув ноги на спинку, и улыбалась, прислушиваясь к своим ощущениям — Кенчи где-то недалеко дрался с Рююто. Бойцы схлестнулись азартно и не на шутку.

— Ох, хитрец… — Хмыкнула Миу, когда через четыре минуты схватка завершилась.

— Апа! — С гордостью согласился Апачай, сидевший на столе, обняв колени. Это снова был прежний недалекий добродушно улыбающийся мастер муай-тай.