Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Сжимая в правой руке меч, эмир двигался с грацией танцора. Лезвие на ширину ладони от эфеса тоже было обтяну– то кожей – чтобы при необходимости усилить хватку левой рукой.

До уха Османа донеслось низкое урчание: слон явно испытывал сытое удовлетворение. Животное плавно покачивало головой, ленивыми взмахами отгоняя надоедливых мух. Пучок жестких волос на кончике хвоста выглядел изрядно поредевшим. Длинные, толщиной едва ли не в ногу человека бивни упирались в твердую землю. Меж них расслабленно свисал морщинистый хобот. Кончиком его слон играл с побелевшей от времени берцовой костью буйвола – то перекатывая ее перед собой, то поднося к ноздрям и принюхиваясь. Похожие манипуляции совершали в древности коптские колдуны, на закате священнодействуя с костяными четками.

Изготовившись к удару, Аталан сжал эфес обеими руками и шагнул вперед. Теперь он мог острием меча коснуться массивного слоновьего зада. Серая кожа по бокам и под коленями животного свисала складками, словно халат с тела старика, ставшего слишком тщедушным для своего одеяния.

Аггагиры в немом восхищении следили за эмиром. Неопытный воитель наверняка напал бы на свою жертву сзади, чтобы перерезать под ее коленями важнейшие артерии и сухожилия. Такие раны дали бы охотнику возможность отступить и не позволили бы слону подняться. На землю хлынет, унося с собой жизненные силы, густая кровь, но смерть придет не скоро – может, через час, а то и два. Атаковать с головы – что и намеревался сделать Осман Аталан – было в тысячу раз опаснее. Слон вполне мог достать эмира хоботом, один удар которого переломал бы человеку все кости. Огромные уши улавливали самый тихий звук, даже выдох, а небольшие красные глаза фиксировали на таком расстоянии шевеление пальца.

Стоя в отбрасываемой гигантом тени, Осман Аталан смотрел на слона. Маленькие глаза животного почти скрывались под тяжелыми веками, хобот покоился меж толстыми бивнями. Охотнику требовалось, чтобы слон выпрямил хобот, а еще лучше – направил на него мощный отросток. Задача предстояла не из легких: одно неверное движение, тревожный звук – и последует чудовищной силы удар. Слону ничего не стоит раздавить человека массивной пятой или пронзить острым бивнем.

Эмир чуть повернул рукоятку меча – так, чтобы на отполированный металл лезвия упал солнечный луч, – и направил зайчик на едва заметно колыхавшееся ухо, затем перевел его в полуприкрытый глаз. Животное повело головой, веки его поднялись, круглые зрачки с недоумением обвели пространство. Вокруг все было неподвижным – не считая яркого солнечного пятна. Опасности оно, по-видимому, не представляло, и слон из любопытства потянулся к нему хоботом.

Осман взмахнул мечом. Закаленная сталь не встретила никакого сопротивления.

От пронзившей мозг острой боли слон вскочил. В то же мгновение Аталан отпрыгнул назад. Заметив движение, гигант тряхнул головой, но хобот его лежал на земле. Из раны фонтаном била кровь, капли ее красными пятнами расползались по джиббе эмира.

Дернув обрубком, слон издал жуткий, исполненный предсмертного ужаса рев и устремился в заросли. Страшный звук вывел из блаженной дремы его товарищей, и они тут же последовали за предводителем.

К Осману приблизился Хасан бен Надир с кобылицей эмира на поводе. Не выпуская из правой руки меча, Аталан ухватился левой за гриву и вскочил в седло.

– Гнаться за зверем не стоит, – сказал он.

Аггагиры знали: на бегу сердце слона мощным насосом выкачает из перерезанных артерий всю кровь и самое большее через милю животное упадет. Они вернутся за добычей позже. Приподнявшись в стременах, Осман направил кобылу по следу двух других животных. Судя по вмятинам, те устремились в сторону холмов, где пути их разошлись. Один свернул на юг, к лесу, другой же тяжелым галопом продвигался вверх по склонам. Поскольку определить, кто из них крупнее, не представлялось возможным, Аталан принял единственно верное решение.

Повинуясь взмаху его меча, аггагиры разделились на две группы. Человек пять поскакали к холмам, оставшихся эмир повел за собой. Поднятая слоном пыль безошибочно указывала преследователям путь. Когда Хулумайя стрелой промчала всадника чуть более мили, ярдах в четырехстах от себя Осман увидел темную тушу, напоминавшую в зеленых зарослях резвящегося на волнах кита. Теперь добыча была рядом, и эмир осадил лошадь, чтобы та приберегла силы для последней схватки. Расстояние между аггагирами и слоном медленно сокращалось.

В скором времени о щит эмира застучали мелкие камешки, вылетавшие из-под ног животного. Чуть смежив веки, Осман еще ближе подобрался к слону. Почуяв человека, тот развернулся со скоростью, которой нельзя было и предположить в таком, казалось бы, неуклюжем создании природы. Всадники мгновенно рассыпались, но один из аггагиров замешкался. В следующую секунду тело его, обвитое слоновьим хоботом, вылетело из седла. Выпавший из руки меч сверкнул в воздухе и вонзился в землю, покачиваясь подобно стрелке метронома. Слон шагнул к ближайшей пальме, хобот его взвился и впечатал человека в ствол дерева. Удар был такой силы, что с плеч несчастного сорвалась голова; в дикой ярости животное растоптало изуродованное тело ногами.

Осман дернул поводья. Хотя грива кобылы встала дыбом от ужаса, лошадь покорилась воле всадника. Проскакав ярдах в двадцати от хобота, эмир прокричал:

– Ха! Ха! Ну давай же, порождение сатаны! Возьми меня, посланец преисподней!

Поддев бесформенную груду человеческих останков бивнем, слон повернулся к новому противнику и тряхнул головой. То, что минуту назад было телом аггагира, упало на землю, и животное бросилось в сторону Аталана.

Хулумайя резко отпрянула, понеслась прочь, но эмир тут же успокоил кобылу:

– Не пугайся, моя красавица. Нам нужно измотать этого шайтана.

Топоча, словно эскадрон тяжелой кавалерии, слон приближался. Осман сдавил коленями круп лошади, и та полетела птицей. Расстояние не больше протянутой руки, отделявшее ее хвост от кончика слоновьего хобота, начало увеличиваться. Слон еще прибавил скорости, однако наездник вновь послал Хулумайю вперед. Склонившись к уху кобылы, Аталан прошептал:

– Так, малышка, так! Еще немного, они уже рядом!

И скосил глаз: за спиной в облаке поднятой слоном пыли мчались аггагиры. Эмир сознательно делал себя приманкой, чтобы позволить своим людям догнать слона и нанести ему решающий удар. Разъяренный тем, что враг ускользает, слон не замечал ничего вокруг. Краем глаза Аталан увидел, как Хасан бен Надир выпрыгнул из седла почти вплотную к опустившейся рядом с ним задней ноге гиганта и ловко, не выпуская из рук поводьев, перекувырнулся через голову. В этот момент слон перенес тяжесть тела на переднюю ногу, сухожилие задней ослабло под серой шкурой. Неуловимым движением Хасан выхватил из ножен меч; сверкнувшая на солнце сталь рассекла заднюю ногу животного до самой кости. В то же мгновение охотник вновь вскочил в седло, а умный конь пустился галопом. Хватило всего трех скачков, чтобы наездник оказался на безопасном расстоянии от хобота и бивней слона.

Когда раненый гигант попытался сделать следующий шаг, лишенный поддержки сухожилия сустав не выдержал и сломался. В отличие от многих других четвероногих бежать на трех ногах слоны не могут. С ревом, полным боли и ярости, обреченное животное рухнуло на землю. Наблюдавший за этим эмир развернул Хулумайю, заставив кобылу приблизиться к дергавшемуся хоботу. Слон вскочил было, но лишь затем, чтобы грузной тушей в ту же секунду тяжело осесть на твердую почву.

Тем временем Хасан сделал круг и спешился у хвоста. Зверь бился в агонии. Выждав момент, когда слон попробовал опереться на неповрежденную заднюю конечность, бен Надир ударом меча перерезал его подколенную мышцу. Серая гора беспомощно распласталась на земле: теперь единственной опорой животного остались бивни. От жуткого стона, казалось, дрогнули небеса.

Отвернувшись от поверженного противника, Хасан неторопливо направился к лошади. Эмир выпрыгнул из седла и крепко обнял смельчака.