Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это требование вполне согласовалось с понятиями и чувствами Эгберта, и он охотно вызвался сопровождать Магдалену в Париж. Но граф Вольфсегг долго колебался, прежде чем решился на поездку. Он ненавидел город Люцифера, быть может, потому, что некогда слишком горячо любил его.
Первые дни пребывания в Париже прошли для них в хлопотах по устройству квартиры и в деловых визитах. Эгберт опять увиделся с Беньямином Бурдоном, который был выпущен на свободу тотчас по заключении мира. Встреча молодых людей была самая дружеская, но к графу Бурдон относился с прежним недоверием плебея к знатному барину. Тем не менее он сам вызвался подготовить Дешан к встрече с её прежним любовником, так как со времени последней болезни певицы приобрёл над нею безграничное влияние. На неё благодетельно должно было подействовать и то обстоятельство, что человек, к которому она с первого взгляда почувствовала такое расположение, стал женихом её дочери. Но при крайней раздражительности певицы необходимо было соблюсти возможную осторожность, так как всякая случайность могла помешать примирению.
Первый раз Магдалена увидела свою мать на сцене во всём блеске и очаровании её искусства. Её могучий голос тронул до глубины души впечатлительную девушку. Сидя в ложе между Эгбертом и графом Вольфсеггом, она плакала от радости и умиления. Атенаис во время пения несколько раз смотрела в ту сторону, где они сидели. Узнала ли она Эгберта или инстинктивно чувствовала особенное влечение к хорошенькой девушке, которая во время представления не спускала с неё глаз?
После этого предварительного знакомства издали Бурдон предложил устроить свидание матери и дочери на своей квартире. Он был уверен, что Атенаис приедет к нему по первому его приглашению, а там, в случае какого-нибудь недоразумения, его помощь была к услугам Магдалены.
Утром этого значительного дня граф Вольфсегг увёл Эгберта на раннюю прогулку. Они ходили взад и вперёд по каштановым аллеям Тюильрийского сада. Ещё не видно было никого из гуляющих. Серовато-свинцовый цвет неба предвещал дождливый день. Птицы боязливо перелетали с дерева на дерево и затем опять поспешно возвращались в свои гнёзда.
Граф Вольфсегг казался озабоченным.
— Я не предвижу ничего хорошего от сегодняшнего вечера, — сказал он после долгого молчания.
— Неужели свидание с дочерью не заставит её забыть прошлого! — возразил Эгберт. — Разве не проснётся в ней сознание...
— Не собственной ли вины? — прервал граф Вольфсегг с грустной усмешкой. — Я убеждён в противном. Женщина в подобных случаях всегда считает себя правой перед мужчиной. Атенаис в молодости отличалась сильными страстями, необузданной фантазией и непомерным упрямством. В те времена я сам был слишком молод и неопытен, чтобы иметь какое-либо влияние на такую женщину.
— Но с тех пор прошло столько лет, — сказал Эгберт, — что, вероятно, Дешан сделалась спокойнее; изменились и сами условия жизни, и настроение общества.
— Не подлежит сомнению, что общественное настроение отзывается на наших личных отношениях и придаёт им известную окраску. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте. Я познакомился с Атенаис в пору первого опьянения революцией, когда ещё никакие ужасы и безумия не оскверняли её. Всякий благомыслящий человек в Европе, кто только был проникнут мыслью об улучшении судьбы угнетённого народа и желал более разумного государственного управления, с искренним сочувствием относился к геройской нации, выступившей на защиту свободы. Как приверженец Иосифа II, благороднейшего из людей, которых мне когда-либо случалось встречать в жизни, я пользовался дурной репутацией в кругу наших австрийских дворян, и, видя, что всякая деятельность закрыта для меня на родине, я отправился во Францию. Я также заплатил дань времени. Помните, как я преследовал вас за ваши идеи космополитизма? Теперь ваша очередь насмехаться надо мной. В те времена я сам верил в свободу без отечества, в братство людей без различия народностей.
— Мы должны быть благодарны французам: они вылечили нас от этого заблуждения, — заметил Эгберт. — Император Наполеон, не желая этого, возбудил в немцах сознание своей национальности...
— В момент моего прибытия в Париж, — продолжал граф Вольфсегг, — французы праздновали свою вторичную победу над Людовиком XVI. В числе вакханок, которые перевезли королевскую фамилию из Версаля в Париж, была Атенаис. Благодаря своей красоте и живости она была включена в депутацию, которой поручено было передать королю коллективную просьбу парижан. Атенаис, тогда ещё уличная певица, пользовалась большой славой среди рабочих, которые превозносили её до небес. Такое поклонение избаловало её и внушило ей слишком высокое понятие о своём таланте. Но в этом была своя хорошая сторона, потому что гордость явилась противовесом дурных наклонностей её природы. Со страстным увлечением, как все француженки низших классов, бросилась она в поток революции. Старухи изображали из себя фурий и парок, молодые женщины превратились в диких, соблазнительных вакханок, не знавших ни в чём удержу. Я в первый раз встретил Атенаис в якобинском клубе. Всепоглощающая страсть овладела мною. Не знаю, испытывала ли она нечто подобное, или это было только польщённое тщеславие, но мы сошлись, и я чувствовал себя самым счастливым из смертных. Однако и в эту пору полного блаженства и любовного упоения я оставался в душе немецким школьным педагогом. Я нанял ей хорошего учителя пения и сам взялся учить её фортепьянной игре, в которой когда-то отличался большим искусством. Любовь и музыка настолько поглотили нас, что революция почти не существовала для нас. Теперь, когда я вспоминаю это время, мне кажется почти невероятным, что среди окружающего нас бушующего океана мы могли найти себе подобное романтическое убежище, не потрясённое никакой бурей и не залитое волнами.
Граф Вольфсегг остановился: ему послышался какой-то странный шорох в кустах, мимо которых они шли. Эгберт также оглянулся.
— Это, вероятно, какая-нибудь птица! — сказал он. — Вы видите, опять всё затихло.
Они сели на скамейку. Граф Вольфсегг продолжал свой рассказ:
— Идиллия продолжалась для нас до рождения Магдалены. Атенаис не отличалась постоянством в своих привязанностях, а во мне был достаточный запас ревности. Между нами начались несогласия, но пока это были обычные ссоры влюблённых, которые длятся недолго и кончаются горячими объятиями. Со стороны подобные отношения кажутся невыносимыми, но для лиц, переживающих, их они имеют своего рода притягательную силу и доставляют известное наслаждение. Мы прожили таким образом целый год, переходя от страстных порывов к
