Греховные радости - Пенни Винченци

— Он в Англии.

— А-а.

— Но нет, мы не в разводе, — сказала она, улыбаясь. — Мы ведем… очень сложную жизнь.

— А вы хотели бы развестись?

— Нет, — ее голос сразу стал холодным, — ни в коей мере.

— Ну и отлично. А теперь, Вирджиния Кейтерхэм, что бы вы хотели на обед? Джей! Что у нас на обед?

— Рыбный мусс.

— А мусс тоже я поймал?

— Нет, сэр.

— Ну, ладно. Тед, Кристен, вы как?

— Не возражаем, — объявил Тед. — Мы пока спустимся до обеда на часок вниз. Тут ужасно жарко.

— Идите. Вирджиния, вы как, о'кей?

— О'кей.

— И хорошо. Боюсь, яхту сейчас немного покачает, — сказал Томми, когда Тед и Кристен скрылись внизу. — Обычно секс у них бывает жутко бурным.

— Понимаю.

Некоторое время он озадаченно смотрел на нее.

— А вы настоящая англичанка, да? Ужасно холодная и всегда собранная?

— Не всегда, — ответила она.

После обеда все они некоторое время подремали под зонтиками от солнца; проснулись в четыре часа, было жарко и как-то неприятно.

— Давайте искупаемся, — предложил Томми. — Только надо будет отойти от рифа. Пожалуй, сделаю-ка я это на моторе.

Через двадцать минут яхта снова встала. Томми вышел из каюты, широко улыбаясь.

— Можно купаться. — Он стянул с себя брюки. — Теперь могу доказать, что я не просто так говорил.

— Ладно, верю. А я должна буду последовать примеру?

— Если не хотите, то и не надо.

— Да, в общем-то, я могу.

Вирджиния встала и тоже стянула с себя брюки и ту майку, которую он ей одолжил. Она стояла и смотрела на него каким-то очень холодным и отсутствующим взглядом. Волосы в промежности у нее были очень аккуратные и темные, а сама она была так худа, что живот казался почти вогнутым.

— Мало едите, — заметил Томми и постоял, наблюдая, как она повернулась, нырнула и очень чисто вошла в воду. По контрасту с животом ягодицы у нее были круглые, очень выпуклые, исключительной белизны и действовали возбуждающе.

— Прекрасно, — сказала она после купания. — Мне страшно понравилось. Можно мне еще лимонада?

— Почему вы не пьете?

— Не люблю.

— Ясно.

— Расскажите мне о себе, — попросила она вдруг, усаживаясь рядом и вытирая волосы полотенцем. Капельки воды блестели у нее на ресницах, на смуглой коже, на темных кончиках сосков. Она немного обгорела на солнце; казалось, она вдруг освободилась от своего официального «я», в ее манере держаться прорезалось нечто легкомысленное.

— Да нечего особенно рассказывать.

— Чем вы занимаетесь?

— Трачу деньги.

— А откуда они берутся?

— Доход на акции, ценные бумаги.

— Понятно. И как же вы их тратите?

— Наслаждаюсь жизнью. Ловлю рыбу. Играю. Хожу под парусом. Закатываю вечеринки.

— А дом у вас есть?

— Есть. В Калифорнии, неподалеку от Санта-Барбары. И еще один в Монако. И маленькое пристанище в Аспене.

— Я раньше каталась в Аспене на лыжах. Когда была еще ребенком.

— Правда? Жаль, что мы тогда не познакомились.

— Я была тогда не очень красивая. Толстая, как бочонок, и с вечно содранными коленками.

— Нормальная девчонка.

— А жена у вас есть?

— Сейчас нет. Было несколько.

— Вот как?

— Самая последняя из них, строго говоря, пока еще мне жена. Но она решила выйти за какого-то молодого парня из Техаса. От него она будет иметь больше, чем от моих алиментов. Так что, полагаю, скоро я снова окажусь свободным человеком.

— Это приятная новость?

— Не приятная и не плохая. Просто часть общей картины.

— А дети у вас есть?

— Нет. А у вас?

— Есть, двое. — В глазах у нее промелькнула какая-то тень. — Две девочки.

— И что, теперь точка?

— Нет, это невозможно.

— Почему невозможно?

— У меня должен быть сын. Для продолжения династии.

— Какой династии?

— Ее муж лорд, — произнес Тед, медленно пробуждаясь и включаясь в разговор. — Поэтому она должна обеспечить наследника.

— Лорд! Так, значит, вы леди?

— Да. Графиня, если быть точной.

— И вам нравится быть графиней?

— Да, — ответила она. — Боюсь, что да.

— Вам обязательно нужно возвращаться сегодня вечером? — спросил Томми, когда солнце начало клониться к закату и вода приобрела темно-бирюзовый оттенок. — Я хочу сказать, что можно позвонить отсюда Майклу и предупредить его, что с вами все в порядке. А мы могли бы походить еще немного под парусом, затем поужинать и на ночь бросить где-нибудь якорь. А завтра вернуться. Так было бы проще. Но если вас это почему-либо тревожит, то можем вернуться и сегодня.

Она обернулась и посмотрела на него, взгляд у нее был странный, холодный, как будто чем-то озабоченный.

— Нет, меня не тревожит. И обо мне тоже никто тревожиться не будет. При условии, что мы сумеем дозвониться до Майкла.

— Отлично.

Стало прохладнее; она спустилась вниз, приняла душ и снова поднялась на палубу, надев брюки и кремовую шелковую блузку.

— Вы великолепно выглядите.

— Спасибо.

— Вы меня заинтриговали, — проговорил Томми. — Все, что с вами связано, действует на меня интригующе. — Взгляд его медленно скользил по ее телу, подолгу задерживаясь на нижней части живота, на груди и снова переходя на лицо.

— Почему?

— Не знаю. Странно, но такое впечатление… словно у вас нет корней. Несмотря и на мужа, и на детей, и на династию.

— Нет, корни у меня есть. Но я — вольный дух. Или пытаюсь им быть.

— Наверное, это трудно.

— Трудно. Но я стараюсь.

После ужина Тед и Кристен устроились на палубе, под звездами покурить марихуану.

Вирджиния со смехом отказалась:

— На меня никогда не действует.

— А я нюхну немного кокаинчику, — объявил Томми. — Самую малость. Хотите присоединиться?

Вид у Вирджинии стал настороженный, почти испуганный.

— Нет. Нет, спасибо.

— У вас что, вообще нет никаких пороков и слабостей? — поинтересовался он, насыпая две полоски порошка, осторожно скручивая пятидолларовую бумажку и задумчиво посмотрев на Вирджинию, прежде чем вдохнуть.

— Есть, — возразила она, — один или два.

— Вы мне нравитесь, — сказал он. — С вами интересно.

— Спасибо.

— Не возражаете, если я закурю сигару?

— Нисколько. Мой отец курит сигары. Мне они нравятся.

— А кто ваш отец? Я могу его знать?

— Возможно. Фред Прэгер.

— Фред Третий?

— Он самый.

— Значит, Малыш Прэгер — ваш брат?

— Да.

— Малыш… как он сейчас?

— Отлично. — Она улыбнулась.