Река меж зеленых холмов - Евгений Лотош

— Родители… — пробормотал Палек, баюкая ее на груди. — Каси, тебе грустно, что они умрут, а ты останешься жить?

— А… да, наверное. И это тоже.

— Но ведь они все равно умрут раньше тебя. Детям всегда приходится переживать родителей, такова жизнь. И родители, заводя детей, заранее смиряются с мыслью, что те их переживут. Ты не должна чувствовать вину.

— Если дети умирают в свой черед, то для вины нет места. Таков естественный ход вещей. Но когда знаешь, что они умрут, а ты останешься жить вечно… Так нечестно, Лика. У тебя нет родителей, тебе не понять.

— Проблема родственников, будь она неладна… — процедил Палек. — Каси, а давай, мы и твоих отца с матерью трансформируем? Я поговорю с Семеном и Дзи…

— Нет, Лика. Я же все-таки не совсем дура. У мамы и папы есть свои привязанности. Думаешь, мама согласится жить вечно, зная, что тетя Мацура умрет? И у Мацуры есть свои друзья и родственники. Цепная реакция, а в конечном итоге — планета, населенная одними Демиургами. Лика, такого нельзя допускать. Миллиард с лишним Демиургов, и у подавляющего большинства из них ответственности не больше, чем у обезьяны. Миллиард обезьян с атомной бомбой, и нашей Вселенной конец. Так нельзя. Нельзя дарить силу лишь некоторым, это несправедливо, и нельзя дать ее сразу всем, потому что все друг друга сразу же перебьют. Мне хорошо, когда я вспоминаю, что ты никогда не умрешь, но сама я не могу последовать за тобой.

— Каси, ты говоришь просто чудовищные глупости!

— Возможно. Я же говорю — я просто глупая женщина, волей случая затесавшаяся не в ту компанию. Лика, ты смиришься со временем, а потом даже облегчение почувствуешь, что все так вышло. Я пробуду с тобой еще год, или два, или двадцать лет, сколько тебе потребуется, а потом уйду.

— Каси, милая, — Палек прижал ее к себе еще крепче, так что девушка полузадушенно пискнула, — ты говоришь глупости, но я тебя понимаю. Я тебя об одном прошу: пожалуйста, не принимай сейчас никаких окончательных решений, ладно? И если вздумаешь самоубийством покончить, чтобы меня освободить, имей в виду — я так же поступлю, поняла?

— Не бойся, Лика, — слабо улыбнулась ему жена. — Я никуда не уйду от тебя, пока тебе нужна.

Внезапно она ткнула его кулачком в живот, так что Палек охнул от неожиданности.

— Ты Яни передал слова Кампахи? — грозно спросила она, выпрастываясь из его объятий. — По глазам вижу, что нет. Ну-ка, живо на связь и говори все, как есть. И вообще, топай отсюда. Обед вот-вот настанет, Ирэй появится, а ты тут рассиживаешься. Что я ей скажу — дядя Лика приехал невидимкой?

— Так я же занавески…

— А маленькие дети сквозь них видят, чтоб ты знал. У них еще нужные шаблоны мышления не сформировались. В инструкции в примечании написано. Я тут как-то практиковалась — восемь взрослых в дворе мимо меня прошли и не заметили, а Ирэй с первого взгляда обнаружила. Кстати, слышишь восторженные визги и писки в коридоре? Легка на помине.

— Действительно, сейчас появится, мелочь пузатая, — на мгновение взгляд Палека стал отсутствующим. — Каси, я исчезаю. Но не вздумай…

— Конечно, не вздумаю, — торопливо оборвала его Канса. — Изыди, акума!

Проекция Палека растаяла в воздухе за мгновение до того, как скрипнула, распахиваясь, дверь, впускающая Ирэй.

— Мама Канса! — крикнула она с порога. — Мама Канса, я на лошадке катаюсь!

— "Каталась", — машинально поправила Канса, торопливо поднимаясь с кровати. — Надо говорить — "каталась". Ну что, проголодалась окончательно? Рано еще…

— Ма, ма! — энергично закивала маленькая разбойница. — Очень прохолодалась! Мама Канса, побежали обедать! Мой живот хромко стонать!

— Да уж, действительно, стонет, — улыбнулась Канса. — Ну, что с тобой делать. Пойдем.

06.08.858, вододень. Западный Граш, город Камитар

Дорога, противу ожидания, оказалась очень даже неплохой — в две полосы, асфальтированной и довольно гладкой. Благодаря периодически обновляемому планетарному атласу Демиургов Саматта знал, что в Мураташе хватает дорог с твердым покрытием, но ожидал он куда меньшего. Дорожному полотну под колесами автомобилей далеко до скоростного катонийского шоссе, но хотя бы прекратилась выматывающая душу тряска колеи в сухой земле, что в здешних местах гордо именовалась "грунтовой дорогой".

От выезда на асфальт до Камитара было всего верст пять с небольшим, которые кортеж из трех джипов пролетел за три минуты. Саматте не нравилось, что ради очередного раунда рутинных переговоров приходится за сто пятьдесят верст волочь с собой три настоящих машины, добивая и без того едва дышащую подвеску, а также напрямую контролировать восемь фантомов-"телохранителей". Но не согласиться с Семеном не мог. Явись он в одиночку — выглядел бы бедным нищебродом, с которым и общаться-то противно. Одно дело — первая встреча с глазу на глаз, и совсем иное — формальные переговоры с четырьмя Повелителями Ветра, официально представляющими клан Выжженных степей. Да и провоцировать любителей простых и окончательных решений не следовало. Самое скверное заключалось в том, что автомобили пришлось забрать у мобильных патрулей, оставляя их без транспорта, а участок в восемь тысяч квадратных верст — вообще без прикрытия. Если же использовать автомобили-фантомы, кто-нибудь из его подчиненных может заинтересоваться, на чем же шеф катался на такое расстояние. А скрывать факт публичных переговоров от своих нельзя, да и не нужно.

…к-ссо! Почему он сразу не догадался припрятать настоящие автомобили в джунглях и использовать вместо них фантомные копии? Треклятая инерция мышления. Саматта с досадой хлестнул себя ладонью по лбу и принялся сумрачно пялиться в лобовое стекло. Хорошо хоть он сообразил засунуть свою проекцию в машину только на последних верстах. А то хватило бы глупости ехать в ней с самого начала. И когда он наконец привыкнет к своим новым возможностям?

Холмы, между которыми петляла дорога, покрывала чахлая и выгоревшая на исходе лета травка, которую меланхолично щипали большие овечьи отары и коровьи стада. Лошадиный табун, и тот какой-то хилый, голов на пять-шесть, промелькнул лишь однажды. Мелькали одинокие фермы с обширными загонами для скота, волновались под ветром правильной формы поля пшеницы и собы. Похоже, когда-то вольные кочевые лошадники, гуланы давно и бесповоротно превратились в оседлых земледельцев и скотоводов, и лошадь для них осталась лишь символом, напоминающим о стародавних временах. Дорогим, тщательно лелеемым символом, но не более того.