Властители Рима - Владимир Викторович Дмитренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот слова Поппеи, когда она, обращаясь к Нерону, заявляет, «что не хочет быть свидетельницей его позора и разделять с ним опасности», чрезвычайно интересны. И эти слова, вместе со словами о жене, питающей вражду к Нерону, вполне понятны, если предположить, что виновником отравления императора Клавдия был сам Нерон, а не его мать — Агриппина.
Возможно, в то время Нерон узнал, что Агриппина собирается объявить об этом преторианской гвардии и народу? Скажи такое кто-то другой — ему бы не поверили и с ним легко можно было бы расправиться как с клеветником, однако если бы с этим обвинением выступила мать Нерона, обвинению бы поверили и гвардия вполне могла бы взбунтоваться. Если Агриппина решилась на такое, то даже в ссылке она представляла бы огромную опасность. Это и может быть ответом… Отказ Агриппины одобрить его развод с Октавией и брак с Поппеей вряд ли мог заставить Нерона убить свою мать — во-первых, он мог жениться и без ее согласия, а во-вторых, он еще более двух с половиной лет после убийства матери не расторгал своего брака с Октавией. Нет, конечно же, на убийство матери его толкнули иные причины, но каковы были эти причины, мы можем только догадываться.
Храм Исиды в Помпеях. 60-е гг.
По словам Тацита, Нерон, «сочтя, что она тяготит его, где бы ни находилась», начал перебирать со своими прит» ближенными наиболее приемлемый способ убийства ма’ тери. После того, как было решено, что отравление и убийство с помощью оружия не подходят, вольноотпущенник Аникет, бывший когда-то одним из воспитателей Нерона, а теперь занимавший должность префекта мизенского флота, «заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину: ведь ничто в такой мере не чревато случайностями, как море; и если она погибнет при караблекрушении, найдется ли кто столь злокозненный, чтобы объяснять преступлением то, в чем повинны ветер и волны? А Цезарь воздвигнет усопшей храм, жертвенники и вообще не пожалеет усилий, чтобы выказать себя любящим сыном».
План был одобрен. С 19 по 23 марта римляне праздновали Большие Квинкватры — празднества в честь богини Минервы. В 59 году Нерон проводил это время в своем дворце в Байях, на берегу Неаполитанского залива. «Сюда, — как пишет Тацит, — он и заманивает мать, повторяя, что следует терпеливо сносить гнев родителей и подавлять в себе раздражение, и рассчитывая, что слух о его готовности к примирению дойдет до Агриппины, которая поверит ему с легкостью, свойственной женщинам, когда дело идет о желанном для них. Итак, встретив ее на берегу, ибо она прибывала из Анция, он взял ее за руку, обнял и повел в Бавлы. Так называется вилла у самого моря в том месте, где оно образует изгиб между Мизенским мысом и Байским озером. Здесь вместе с другими стоял отличавшийся нарядным убранством корабль, чем принцепс также как бы воздавал почести матери; надо сказать, что ранее она постоянно пользовалась триремою с гребцами военного флота. Затем Нерон пригласил ее к ужину, надеясь, что ночь поможет ему приписать ее гибель случайности. Хорошо известно, что кто-то выдал его и предупредил Агриппину о подстроенной ей западне, и она, не зная, верить ли этому, отправилась в Байи в конных носилках. Там, однако, ласковость сына рассеяла ее страхи; он принял ее с особой предупредительностью и поместил за столом выше себя». Любой историк отметит, что все описано очень правдоподобно, особенно если представить, что Агриппина, угрожая разоблачениями, чего-то требовала, а Нерон опасался этих разоблачений, — Нерон делает вид, что идет на уступки и соглашается с требованиями матери.
Продолжая свой рассказ далее, Тацит пишет, что, «непрерывно поддерживая беседу то с юношеской непринужденностью и живостью, то с сосредоточенным видом, как если бы сообщал ей нечто исключительно важное, он затянул пиршество; провожая ее, отбывающую к себе, он долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли чтобы сохранить до конца притворство, или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была». Однако, несмотря на возможные колебания, свой приказ Нерон не отменяет. По словам Тацита, «боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали ясную ночь с безмятежно спокойным морем. Корабль не успел далеко отойти; вместе с Агриппиною на нем находились только двое из ее приближенных — Креспей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается отягченная свинцом кровля каюты, которую они занимали; Креспей был ею задавлен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшей кровли. Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем на нем всеобщем смятении очень многие непосвященные в тайный замысел помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение. Тогда гребцам отдается приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимого для совместного действия единодушия, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Но Ацерронию, по неразумию кричавшую, что она Агриппина, и призывавшую помочь матери принцепса, забивают насмерть баграми, веслами и другими попавшими под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, а потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до Лукринского озера и была доставлена на свою виллу».
История покушения на Агриппину и ее последующего убийства — одно из самых
