АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Интересно. Но разработку, разумеется, продолжайте.

Ещё несколько уже чисто технических мелких вопросов, и Михаил Аркадьевич ушёл. Спиноза собрал бумаги. Кажется, Колька влип. Чего-чего, а таких фокусов — работы втёмную — генерал не любит. Но, как опять же любят говорить здешние, это уже Колькины проблемы. Значит с этим… Тимом должен был разговаривать Колька, а теперь… а пожалуй, и к лучшему. Для дела, разумеется. Но стоит дождаться Бешеного. Он брал Чака, возьмёт, если уже не взял, Гэба, а бог любит троицу. Что-то не к добру любовь привязалась. Но где сейчас генерал?

На третьем звонке он нашёл Михаила Аркадьевича и сразу получил согласие. Когда дело, а не пустышка, генерал решает быстро.

Всякий раз, когда Золотарёв наталкивался взглядом в зеркальце на невозмутимое красивое лицо, его начинало трясти. Ещё никогда, ни к кому он не испытывал такой ненависти. Всякое у него бывало, и его прикладывали мордой об стол, и не раз, и сам на смертном краю стоял, и… опять же всякое. Но такого… Ну, ладно, Юрка ни хрена не смыслит в оперативной работе, но подыграть-то мог? Ведь тоже случалось, так там подыгрывал и очень даже охотно и успешно, а тут… Ну, Юрка есть Юрка-Мясник, врачи все малость повихнутые, мясник Юрка, конечно, классный, а на остальное у него мозги не работают, и водят его эти… спальники, точно их поганцами сами же рабы зовут, за нос как хотят, а он их покрывает. Ладно, пусть теперь только вякнет, подам рапорт об этих развлечениях на заднем крыльце, и пусть Юрка с госпитальным начальством сам и разбирается. Но эта скотина краснорожая… Нет, ломать его по-настоящему некогда. Но отплатить… надо. Сам себя перестанешь уважать, если спустишь… такому…

Эркин сидел спокойно, полуприкрыв глаза. А злится беляк, аж пена пузырится. Ну, что ж, ну, и чёрт с ним. Ещё думать о нём. Повезло парням к этому госпиталю прибиться. И жильё, и работа, и еда… всё на месте. Только… только это, пока русские здесь. А уйдут когда, так и госпиталь уедет, и куда они тогда денутся? Слайдеры, конечно, надёжней зацепились. Не обманул, значит, Фредди, уговорил Джонатана дать деньги. Интересно, как там у них обошлось? И в имении? Ну, туда свора сунуться не посмеет. А если б и сунулась, то Фредди пошмалял бы за милую душу. И Джонатан… на своей земле он шуметь никому не даст. А поворот ему не нужен, на него и так пашут, как на хозяев не пахали.

— Останови, сержант.

Свиридов удивлённо посмотрел на Золотарёва, но послушно прижал машину к обочине и затормозил.

— Оправка, — коротко бросил по-английски Золотарёв, открывая дверцу.

Эркин вылез из машины, уже уверенно перешагнул через кювет и встал спиной к дороге.

— Так, — прозвучал сзади ненавистный голос. — Отдохни, сержант, а мы прогуляемся, — и по-английски: — Вперёд.

Не оглядываясь, Эркин выполнил приказ.

Стоя у машины, Свиридов провожал их настороженно внимательным взглядом. Попала майору вожжа под хвост, щёлкнули его по носу, так теперь он… Да чёрт его знает, чего он сейчас выкинет, всего ждать можно. Ещё шлёпнет парня со злобы. При попытке к бегству. А там ещё подумать надо, как обернётся. Опасная эта штука — попытка. И повыше чинами и с побольше заслугами на таком сгорали. Поддался бы сейчас парень, сыграл, что ломается, может, и обошлось бы. Так ведь гордый, чёрт. Боялся, к смерти готовился, а не показал, так что сейчас… индейцы, они все такие… негибкие. Если упёрлись, то намертво. Что врагом, что другом, с первого раза и до самого конца. Сталкивались, знаем. Чёрт, майор порезвится, а с ним за компанию и сам залетишь. Госпитальные шепнули, что генерал опять при деле, а майор и слушать ничего не захотел, упёрся. Свет ему клином на этом индейце сошёлся. Так… и не видно уже их за кустами. Теперь только стоять и слушать. И думать, что следователю врать придётся… А… а ни хрена! Хватит ему майора прикрывать. Хоть и весело с ним, да война-то уж скоро год как закончилась, о законах да правилах с инструкциями все вспомнили, на боевые условия ни хрена теперь не спишешь…

Эркин шёл, как и велели, напрямик. Страха он не чувствовал, нет. Бояться — это думать, как увильнуть, а тут… тут всё. Ну и ладно, не всё ли ему равно где? От пули, говорят, смерть лёгкая. Брехня! Это куда попадут. Насмотрелся в этот Хэллоуин. Это Мартин их честно бил, сразу и наповал, а они…

— Стой.

Эркин остановился.

— Повернись.

Что ж, не хочет, значит, в спину, хочет посмотреть… ну, так я тебе покажу. Андрей рассказывал, как охранюги тешились. Раздеться если прикажет, так это наручники снять придётся… а если без шума, чтоб шофёр не прибежал… Медленно, чтобы не насторожить ненароком, Эркин повернулся.

Теперь они стояли лицом к лицу. Эркин быстро прикидывал. Кругом кусты, с дороги не видно… пистолета в руке нет… пока будет доставать… бить ногами в шею. Вырубить, а там…

— Ну что, всё понял?

На подобные вопросы Эркин и раньше не отвечал, а уж сейчас-то… лишь бы сволочуга подошёл. На большой прыжок в наручниках тяжело идти.

Женя никак не ожидала, что жизнь в лагере при всей её неразберихе, сутолоке и тревогах не только сразу отодвинет Джексонвилль в прошлое, но и окажется легче и удобнее. Дощатый барак, разгороженный на комнатки хлипкими, чуть ли не картонными перегородками, узкие, как ей объяснили армейские кровати, грубое постельное бельё, украшенное в самых неожиданных местах казёнными печатями, жёсткие шершавые одеяла, общие уборные… — ну, так ей приходилось жить и в худших условиях. Зато есть столовая и горячая еда трижды в день, Алиса, как все дети, получает каждый день молоко, есть баня, хоть каждый день мойся, прачечная и прожарочные камеры, и самое главное — она не одна. Их четверо. И её никто не колет подозрительным происхождением Алисы. А Алиса…

Алисе эта новая жизнь очень нравилась. Бойко болтая на двух языках сразу, она целыми днями носилась по лагерю в компании такой же ребятни, забыв про свои игрушки, увязанные в один из узлов, даже про баульчик. Даша и Маша были очень хорошими тётями, никто её не дразнил полубелой и ублюдком, мама разрешила говорить по-русски и много гулять, ну и чего ещё надо? А когда Эрик вернётся с заработков, будет совсем хорошо.

Маша и Даша были полностью согласны с Женей, что условия здесь… поискать. Не рай, но совсем с ним рядышком. Вчетвером они заняли одну из комнат в женском бараке и стали устраиваться. Раз простыни и наволочки с полотенцами казённые, то своё можно и не доставать, чтобы не связываться с большой стиркой и сушкой. Да и чем меньше глаз видят твоё добро, тем оно сохраннее. И ещё им повезло, что приехали одними из первых, вот и заняли сразу комнату, а теперь… Вон эта из седьмой, так чтоб её с дочками в одну комнату поселить, полбарака перетасовали.