Сага о копье: Омнибус. Том III - Барбара Сигел

В итоге Зебоим сказала вежливо:

— Обещаю вернуть тебе Мину. Я знаю, как разобраться с братом. Но это, разумеется, при условии, что ты освободишь душу моего сына.

Чемош ответил не менее любезным тоном:

— Я принимаю твое предложение. Крелла я оставлю себе. А у тебя пусть останется монах.

«Чемош что-то замышляет. Он слишком легко согласился», — решила Зебоим, пристально глядя на него.

«Она слишком легко согласилась. Зебоим замышляет что-то», — решил Повелитель Смерти, пристально глядя на нее.

Потом оба разом подумали: «Я все равно остаюсь в выигрыше».

Зебоим протянула руку.

Чемош пожал ее, скрепляя тем самым сделку.

— Приведи мне Мину, и я отправлю душу твоего сына на очередную кровавую битву, — пообещал Повелитель Смерти.

— Я верну тебе Мину, — сказала Зебоим, — и сообщу, что сумею разузнать о Башне. Я уверена, тут кроется какая-то ошибка. Мой брат никогда меня не обманывал.

«Лжет», — решил Чемош.

— Да я рассказал тебе о Башне без всякой задней мысли, — заверил Бог легкомысленным тоном. — Что там Нуитари делает или не делает, меня совершенно не волнует.

«Лжет», — решила Зебоим.

— До скорой встречи, дорогой друг, — произнесла она.

— До скорой встречи, — отозвался Чемош.

— Тьфу, ненавижу этого выродка! — пробормотала себе под нос Зебоим, шагая по дну океана. — Он мне еще заплатит!

— Лживая ведьма, — пробормотал Чемош. — Я еще выведу тебя на чистую воду! — И он позвал громко: — Крелл! Можешь выходить! Мина скоро будет здесь, а когда она вернется, все должно быть готово к действию.

Глава 5

Не подозревающий о том, что Морская Богиня едва не расплатилась за услугу его жизнью, Рис задержался в Утехе, как и обещал Герарду. Прошло несколько дней со времени их разговора, и за это время монах почти не видел шерифа. Каждый раз, когда они встречались, Герард пробегал мимо, приветственно взмахнув рукой и бросив на ходу:

— Не могу пока ничего сказать, но уже скоро. Совсем скоро.

Рис вернулся к своей работе в гостинице, хозяйка которой встретила его очень тепло.

— Я рада, что ты вернулся, брат, — сказала Лаура, вытирая руки о передник. — Мы по тебе скучали, и не только по тому, как ты нарезаешь картошку, хотя никто, кроме тебя, не умеет резать картошку на такие аккуратные маленькие ломтики.

— Я тоже рад, что вернулся, — сказал Рис.

— Ты приносишь с собой особенный дух, брат, — продолжала Лаура, возвращаясь к своей кухне.

Она подняла крышку — из кастрюли поднялся упоительный пряный аромат, — заглянула в кастрюлю, зачерпнула ложку варева и покачала головой.

— Нужно добавить соли. О чем там я? Ах да. Ты приносишь с собой умиротворение, которое распространяется на всех, кто находится рядом с тобой, брат, и улетучивается, когда ты уходишь.

Достав из квашни кусок теста, она принялась ловко раскатывать его, продолжая говорить:

— В тот день, когда ты ушел, кухарка поссорилась с судомойкой, девушка так расстроилась, что опрокинула горшок с ветчиной и бобами и едва не обварилась. Не говоря уже о том, что во дворе затеяли несколько драк, а потом еще один мальчишка принялся скатываться по перилам с самой верхушки дерева и сломал в итоге руку. Когда ты здесь, брат, ничего подобного не случается, все получается гладко, словно девичий зад. О боже! — Лаура хлопнула ладонью по губам и залилась краской. — Прости меня, брат. Не надо мне было говорить такого.

Рис улыбнулся:

— Думаю, ты преувеличиваешь мое влияние, госпожа Лаура. Ну, поскольку дело идет к ужину, займусь, пожалуй, картошкой…

Рис нарезал картофель и лук, принес воды и сочувственно выслушал жалобы кухарки на судомойку, потом утешал судомойку, которая уже не знала, чем еще угодить поварихе. Ему нравилось работать на кухне. Ему нравилось горячее время, вроде обеда или ужина, когда нужно было делать три дела сразу, работать, закатав рукава выше локтя и не успевая думать ни о чем, разве что волноваться, готова ли картошка и ровно ли прожаривается мясо на вертеле.

Когда публика рассосалась и двери гостиницы заперли на ночь, Рис наслаждался тишиной и покоем, хотя требовалось еще перемыть горы посуды, отчистить чайники и кастрюли, вымыть пол, принести воду и замесить хлеб на завтра. Простые домашние заботы напомнили ему о жизни в монастыре. Погрузив руки по локоть в мыльную пену, он мыл пивные кружки и размышлял о Маджере, гадая, что делает этот таинственный Бог и для чего он это делает.

Когда все закончилось разбитой кружкой, Рис понял, что до сих пор злится на Маджере и гнев его не уменьшается, потому что его подогревает постоянное упрямое присутствие Бога в жизни Риса. Как избалованный и дурно воспитанный ребенок, которого родители продолжают баловать, как бы плохо он себя ни вел, Рис не желал, чтобы Бог продолжал его опекать, он чувствовал себя виноватым, принимая его заботу и ничего не давая взамен.

Он негодовал из-за возвращения эммиды. Вчера он попытался оставить ее в комнате, но оказалось, что без посоха чувствует себя неловко и странно, словно идет по Утехе голый, и Атту беспокоило отсутствие посоха (она все время останавливалась и озадаченно посматривала на хозяина), в итоге он сдался и вернулся за эммидой.

Его вера подвергалась и другим испытаниям. Время от времени Лаура, если бывала слишком занята сама, отправляла его на рынок за покупками. По дороге он проходил улицу, которая так и называлась — улица Богов. На ней монахи и жрецы строили новые Храмы, приветствуя так долго отсутствовавших на Кринне и наконец-то вернувшихся обратно Богов. Храм Маджере был скромным зданием, стоявшим приблизительно в середине улицы. Рис часто видел монахов, работающих в саду или просто проходящих мимо, и ему очень хотелось зайти в Храм, поблагодарить Маджере за заботу о своем недостойном слуге и попросить у Бога прощения.

Но как только он решался сделать это, как только ноги начинали нести его в направлении Храма, как перед глазами Риса сейчас же возникало видение: его братья по Ордену, лежащие на полу монастырской трапезной, их тела, изломанные мучительной агонией. Он начинал думать о своем родном брате и о братьях-монахах, обманутых и убитых. Даже Зебоим, жестокая, своевольная, ненадежная и вспыльчивая, какой она бывала временами, и та сделала больше, чтобы помочь Рису найти ответы на его вопросы, чем добрый и мудрый Маджере. И Рис отворачивался от Храма и шел на рынок закупать лук.

Пока монах нарезал овощи и спорил со своим Богом, Паслен слонялся по улицам Утехи, высматривая Возлюбленных. Атта составляла кендеру компанию, приглядывая за ним. Делать это собаке было несложно. Паслен был практически не способен к высокому и славному (во всяком случае, таковым его считали кендеры) искусству «одалживания».