Прорыв под Сталинградом - Генрих Герлах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо Суслова и Григорьяна Берии от 28 декабря 1950 г.
Григорьян первый, кто инициирует официальное изучение сталинградского романа и поручает экспертам составить о нем отзыв. Этот отзыв он и посылает секретарю ЦК Суслову. В январе 1951 года “Прорывом под Сталинградом” заняты еще трое из партийной верхушки. 23 января товарищ Круглов получает записку с грифом “совершенно секретно”:
Следуя указанию тов. Маленкова Г. М., посылаем Вам для ознакомления заключение о содержании рукописи подполковника бывшей немецкой армии Генриха Герлаха “Прорыв под Сталинградом”.
Приложение объемом в 4 страницы подлежит возврату[303].
Документ подписан помощником секретаря ЦК. Дата 25.01.1951 и подписи поставлены от руки Иваном Серовым и Амаяком Кобуловым. Генрих Герлах оказывается в центре внимания советской партийной элиты, на этих трех именах круг замыкается. Сергей Круглов занимает на тот момент пост министра внутренних дел, Иван Серов – его первый заместитель. Амаяк Кобулов с апреля 1950 года заместитель, а вскоре начальник Оперативного управления, одновременно – первый замначальника ГУПВИ МВД СССР[304]. То обстоятельство, что к делу привлечен Иван Серов, совершенно оправдывает опасения Герлаха за себя и за жизнь своих близких. После окончания войны Серов был вторым человеком в НКВД-МГБ и руководил Управлением по гражданским делам Советской военной администрации в Германии (СВАГ). В круг его задач входило выявление и обезвреживание шпионов, диверсантов и вражеских элементов – иными словами, всех тех, кто открыто противился создаваемым в СОЗ структурам. После 1945 года под начальством Серова в СОЗ организуется обширная агентурная сеть[305].
Прежде всего отзыв передает содержание романа и позицию автора. Сразу подчеркивается, что рукопись посвящена “одному из крупнейших событий Отечественной войны – окружению и разгрому гитлеровских войск под Сталинградом зимой 1942–43 гг.”[306]. Как отмечает в Послесловии автор романа, бывший офицер немецкой армии, в его книге “нет ничего выдуманного”, она написана “на основании личных переживаний и бесед с германскими солдатами и офицерами, воевавшими под Сталинградом”. Отсюда претензия автора на “правдивое отображение событий”. Однако даже самый беглый просмотр показывает, что книга “не только очень далека от правдивого изображения Сталинградской битвы”, но более того – “насквозь лжива”. Объяснение этому простое: автор “рассматривает и описывает войну не с позиций прогрессивного литератора-антифашиста, а с позиций гнилого буржуазного интеллигента, сочувствующего фашизму”. Далее в заключении приводится целый ряд доводов, доказывающих, почему роман следует категорически отклонить. Во-первых, автор “редко высказывает свое отношение к гитлеровской войне”. Следуя “методу буржуазного объективизма, он предпочитает предоставлять слово многочисленным действующим лицам своего романа, которые высказывают различные мнения”. Некоторые из них “робко осуждают Гитлера и его клику, другие, наоборот, произносят длинные откровенно фашистские речи”. Во-вторых, Герлах “изображает только одну сторону – германскую армию и притом, главным образом, немецких офицеров”. “Действительное положение вещей” при этом грубо искажается. В “ложном свете” выставлены офицеры гитлеровской армии, “о моральном облике которых достаточно известно”. Герлах наделяет их “высокими возвышенными чувствами”, по его мнению, это были люди благородные и честные. Автор в особенности подчеркивает “стойкость и упорство”, проявленные в сражениях солдатами вермахта. “Роман полон рассуждений офицеров о «чувстве долга перед отечеством», о верности ему, об «офицерской чести» и пр.”. В конце концов автор подводит читателя к следующему умозаключению: чуть “больше стойкости и упорства” подобно тем, какие явили в своих рядах офицеры, и победа гитлеровской армии над русскими была бы возможна. “Такая тенденция, искусно проводимая в романе Герлаха, может иметь только одну цель – подогреть реваншистские настроения, способствовать подготовке новой войны против Советского Союза”. Не следует упускать из виду и отношение “автора к фашистским главарям – Гитлеру и Герингу”. Приведенные в романе высказывания некоторых офицеров и генералов характеризуют Гитлера как выскочку и авантюриста. В то же время другие пассажи его откровенно восхваляют. В сцене, где описывается совещание Гитлера с генералами, автор даже подчеркивает “человечность фюрера” (рукопись, С. 163). Роман заканчивается ликованием солдат вермахта: “Благодарим нашего фюрера! Хайль Гитлер!” (С. 611). Автор скрывает свою “ненависть к Советскому Союзу”, “ловко вкладывая свои мысли в действующих лиц романа”. Вывод, к которому в конце концов приходят рецензенты, следующий:
В целом о романе Герлаха можно сказать, что он грубо фальсифицирует действительные события, автор ловко протаскивает реваншистские тенденции и клевещет на Советский Союз.
Такая книга сейчас очень пригодилась бы американо-английским поджигателям войны для подогревания реваншистских тенденций в Западной Германии[307].
Вынесенный книге приговор однозначен и подкреплен еще двумя отрицательными отзывами, которые практически повторяют основное заключение, дополнив его лишь незначительными замечаниями и переведенными на русский язык цитатами из романа. В краткой рецензии, которую Григорьян 20 декабря 1950 года послал Суслову, личности Герлаха дана совершенно превратная оценка:
Роман служит наглядным доказательством того, что автор был и остается необразованным солдатом СС. Возвращение рукописи, которая возводит клевету на Советский Союз и восхваляет гитлеризм, нецелесообразно. Даже без предварительной редакции книгу можно использовать в Западной Германии в пропагандистских целях, проповедующих реваншизм и ремилитаризацию[308].
При чтении отзывов обращает на себя внимание одна тенденция: все сказанное героями романа рецензенты приравнивают к позиции автора. По их мнению, писатель, который говорит о войне, должен сохранять дистанцию, поскольку только на расстоянии можно дать по-настоящему объективную оценку изображаемому. И еще, на их взгляд, роману недостает инстанции совсем иного рода – рассказчика, который бы с явным осуждением относился к национализму, Гитлеру, вермахту, войне против Советского Союза, который вмешивался бы в повествование, перемежая его собственными идеологическими рассуждениями. Но у Герлаха другие задачи: он прибегает к методу неприкрашенного реализма и пытается показать, какое значение имеет война и Сталинград в жизни отдельного человека. Есть еще одна проблема, с которой сталкиваются советские рецензенты, – перевод с немецкого на русский. Так, одна из знаковых сцен романа понимается ими с точностью до наоборот и приводит к выводам, совершенно противоречащим авторскому замыслу. Так, к примеру, происходит с эпизодом, где Гитлеру и нацистскому режиму выносится язвительный приговор. Все пережитое, выстраданное и познанное Герлахом символически закодировано в этой заключительной сцене, которая одновременно является своеобразным посланием:
Бройер стоит, прислонившись к стене. Он вглядывается в окружающие лица, на которых оставили неизгладимые следы три месяца Сталинградского котла – три месяца, способные с лихвой перевесить три с половиной года войны и десятилетия мира. Это другие лица, и они не похожи на лица молодых, начищенных до блеска солдат, явившихся вчера в Берлине перед
