Все волки Канорры - Виктория Угрюмова

* * *

Сделав печальное открытие о судьбе Ордена Кельмотов и его Великого Магистра, господин Папата несколько дней чувствовал себя самым отвратным образом и ковырялся в библиотеке скорее по инерции, чем в надежде как-то продвинуть свои изыскания. Внутренний голос тоже был не слишком разговорчив, и они коротали время, бесцельно перекладывая пыльные бумаги, безучастно пролистывая дневники и деловые записи, при виде которых прежде потеряли бы голову от радости, и лениво пытаясь разгадать непонятные сокращения, которыми пестрил архив Хойты ин Энганцы.

— Вот скажи мне, — вдруг спросил внутренний голос, молчавший все утро, и господин Папата подпрыгнул, напугав лакея, принесшего жаркое.

— Угу.

— Угу — не надо. Ты другое скажи.

— Угу — это приглашение к беседе, — пояснил библиотекарь.

— Угу — это реплика совы, — не остался в долгу голос. — Дай договорить.

— Я пока что не услышал ни одной здравой мысли, — проворчал господин Папата, стратегически ковыряясь вилкой в сочном жарком. — Гляди-ка, вкусно.

— Я знаю, — ответил внутренний голос.

Господин Папата заинтересовался.

— Как ты можешь знать, что я чувствую на вкус?

— Никак. Но я знаю, что ты об этом думаешь, раньше, чем ты узнаешь, что ты об этом думаешь.

— Почему? — обиделся библиотекарь.

— Наверное, потому что и я, и мысли — в голове, и до меня ближе, чем до тебя.

— Но философы утверждают, что мысль так стремительна, что уже как бы не имеет скорости, и ей нет разницы, насколько ближе или дальше находится посещаемый ею объект.

— Это кто ж тебе такое сказал?

— Господин Псой Псусий Псас. Ты должен его помнить. Толстый такой, кучерявый, с веснушками.

— С таким имечком забудешь — даже если с веснушками.

Господин Папата молча жевал жаркое и размышлял о скорости мысли и о том, что поделывает сейчас философ Псой Псусий Псас. Внутренний голос переживал вкус жаркого и думал о том, что будь он библиотекарем Папатой во плоти, заказывал бы такое жаркое вдвое чаще. А еще лимонное суфле, пирог со сливками и розовой помадкой и побольше горячей рялямсы с ореховой пудрой, а то вчера вечером в хранилище было уже холодно. Осень, все-таки.

— Ты бы уже через год в двери не пролазил, — беззлобно заметил библиотекарь, вытирая губы салфеткой. — Живому человеку столько есть нельзя, он же не минотавр какой-нибудь.

— То есть, когда мне кажется, тебе тоже кажется, — удовлетворенно заметил голос.

— Да у меня уже живот подводит от твоих гастрономических фантазий.

— Скажи спасибо, что я редко думаю о женщинах, — огрызнулся голос. — Впрочем, ты все равно ответил на мой вопрос.

— Ты его не задавал.

— А разница? Я как раз хотел спросить, слышишь ли ты то, что я думаю, когда я тебе об этом не сообщаю вслух.

— И почему это так важно?

— Потому что меня неотвязно преследует одна догадка: будто бы в записях Энганцы вот это постоянное дикое сокращение означает «Ищи в Руке Возмездия». Даже приснилось сегодня.

— Ты видишь сны? — изумился Папата.

— Вот, наконец, через семьдесят шесть лет в четверг нашли время и место узнать друг друга получше, — проворчал голос.

— Знаешь, — сказал библиотекарь после недолгой паузы. — Мне тоже что-то подобное кажется. Только теперь я не знаю, это мне кажется, или это я слышу, что тебе кажется.

— Кажется… — неуверенно начал внутренний голос.

— Не надо! — воскликнул Папата и поднял указательный палец. — Остановись. Иначе нам срочно потребуется помощь заботливого лекаря.

— Главное, — сказал голос, — что графу такое не расскажешь.

— Живо упечет куда-нибудь. Сочтет, что мы насмехаемся — в темницу, или на соляные копи в Юсу. А решит, что рехнулись, в какую-нибудь тихую обитель с навязчивой обслугой.

— Хотелось бы знать, что именно искать.

— А что мог так старательно прятать ин Энганца?

— Старательнее, чем все остальное? Что-то о Великом Магистре Кельмотов. Ну, мне так кажется.

—Это не тебе кажется, — торжествующе сказал библиотекарь. — Это мне так кажется, а ты слышишь, что мне кажется и думаешь, что это кажется тебе, а на самом деле…

— Все, — отрезал голос. — Я пошел. Вернусь, когда нам полегчает.

* * *

— Я, — сказал Сирил, — не вращаюсь в одних кругах

с атакующими носорогами

П. Г. Вудхаус

Невзирая на свою власть и могущество, зверопусы не слишком известны в мире людей. Тут удивляться нечему, это закон природы: знаменитые писатели, гениальные композиторы и великие полководцы тоже не возглавляют список лучших пухнапейчиков и вряд ли займут солидное положение в стае пупазиф.

Зверопусы огорчаются из-за этого так же слабо, как Великий Рыб Руруг из-за того, что ему не достался последний стихотворный сборничек «Глубокая высь, широкая глубь» издательства «Бангасойская зорька», и не предпринимают никаких усилий, чтобы прославиться. Из-за этого люди нередко попадают в неудобное положение.

Имя Грозиуса Мхуху было известно подписчикам журнала «Мир рогаликов» потому, что указанный господин Мхуху недавно издал брошюру «Квадратные рогалики. Миф или реальность». Рогалики прочно ассоциируются с выпечкой, выпечка с пекарем, пекарь видится нам жизнерадостным, доброжелательным розовощеким толстяком с милыми ямочками на пухлых щеках, в белом фартуке и колпаке. Неудивительно, что Грозиус Мхуху так и представлялся читателям «Мира рогаликов» — невысоким лысым человеком с солидным брюшком, кому-то, может, еще с ухоженными усами и носом картошечкой, точнее, пончиком. Это лишний раз убеждает нас в том, как нелепо опираться на победоносную логику: жизнь нелогична, но состоит из сплошных сюрпризов, и если об этом не помнить, многие из них могут показаться не слишком приятными.

Господин Грозиус Мхуху увлекся пончиками и рогаликами лет двести — двести тридцать назад, а высокое звание Зверопуса Пятой категории получил значительно раньше, после знаменитой обороны Пальп. Он принадлежал к древнему, почти угаснувшему нынче роду трехголовых огров и даже от своих прямодушных и несговорчивых сородичей отличался редкой принципиальностью и прямолинейностью суждений. В отличие от Каванаха Шестиглавого он не знал внутренних противоречий — все три его головы мыслили одновременно, одинаково и на редкость здраво. Именно этот трезвый взгляд на события позволил ему раньше других сородичей осознать, что мир за последние семьсот лет безудержно изменился: границы поменяли очертания, традиции устарели, новые обычаи были странными, неписаные законы забылись, связи, казавшиеся вечными, внезапно прервались. Кто-то сменил профессию, кто-то перевоплотился, кто-то уехал в дальние страны, а кто-то, как, например, древнеступы, вообще вымер. Последние войны велись энергично, скучно, по стандартному образцу. Тому, кто собирался жить дальше, приходилось искать себя в новых жанрах — этот путь, так или иначе, прошли все члены Ассоциации Зверопусов.