Вся синева неба - Мелисса да Коста

— Что ты делаешь? — спрашивает Эмиль.

— Хочу найти цитату.

— Цитату?

— Да. О красоте. О том, что ты мне сказал… про этот пейзаж.

Он смотрит, толком не понимая, как она листает страницы своей пожелтевшей книги, останавливается время от времени, чтобы прочесть строчку, и продолжает поиски. Наконец, положив книгу на землю, она говорит:

— Нашла.

Теперь она смотрит прямо перед собой, на пейзаж, и декламирует:

— Красота не в том, на что мы смотрим, но в наших глазах[11].

Несколько секунд Эмиль молчит, потом спрашивает:

— Что это значит?

— А ты как думаешь?

Она задала ему вопрос на засыпку. Он размышляет, подняв глаза к небу, покусывая губу.

— Не знаю, — наконец признается он, — сдаюсь.

— Знаешь, точного ответа не существует. Каждый понимает на свой лад. Поэтому цитата кому-то что-то говорит, а кому-то нет.

— А…

— Я думаю, это значит, что не всем дано видеть красоту вокруг себя. Нужно… Нужно иметь достаточно красивую душу, чтобы ее воспринимать.

Эмиль слушает ее, приоткрыв рот. Она предложит ему переписать цитату в свой блокнот сегодня вечером… Если он захочет.

Открывается дверь самой маленькой хижины, и оба вздрагивают. Человек, который из нее вышел, молод, и это их удивляет. Они привыкли, что пастухи куда старше. Ипполит. Пьер-Ален. Но мужчине перед ними лет сорок, у него растрепанные темные волосы. На нем бежевые брюки и белая рубашка, посеревшая от времени и спартанских условий жизни.

— Вы последние не ушли, — говорит он, шагнув им навстречу.

Жоанна встает, Эмиль тоже.

— Простите? — переспрашивает она.

— Остальные туристы все ушли утром. Я не знал, что вы еще здесь.

Жоанна понимает ошибку.

— О нет, мы… Мы только что пришли.

Пастух смотрит на нее с недоверием.

— Вы хотите переночевать здесь?

Она кивает, не понимая, чему он удивляется. Он указывает на синее небо, по которому белые ватные облака как будто бегут наперегонки.

— Самая сильная в сезоне гроза объявлена на сегодняшний вечер. Вы разве не слушаете новости?

Он понимает по озадаченному лицу Жоанны и растерянному — Эмиля, что нет.

— Большинство туристов слушают. Поэтому они все спустились утром. Вы теперь уже не успеете…

— Мы же все-таки можем заночевать здесь? — спрашивает Жоанна.

Пастух, задумавшись, поворачивается к хижинам.

— У этой крыша вся дырявая. За час промокнете насквозь.

Он переводит взгляд на другую хижину, чуть подальше.

— Можете разместиться в этой. Она хоть защитит от дождя. Но наверняка будет гром. А при слишком сильном ветре я гроша ломаного не дам за входную дверь. Крючок держится плохо.

Жоанна пожимает плечами. Выбора у них все равно нет.

— Пол земляной… Надеюсь, что у вас хотя бы есть удобные коврики…

По их растерянным лицам он понимает, что нет, и в отчаянии закатывает глаза.

— Я могу дать вам свечи и немного спичек. Ручаюсь, что фонарика у вас тоже нет.

Им даже не надо отвечать, молодой пастух уже развернулся, направившись за всем этим в свою хижину.

Обстановка в хижине спартанская. Земляной пол грязный, неровный. Окна черны от грязи. Зато они с удивлением обнаруживают деревянный стол, длинную лавку и камин, правда, заколоченный. Жоанна кладет рюкзак, свечи и спички и выходит за Эмилем наружу. Даже теперь, зная, что будет гроза, им трудно поверить предсказаниям пастуха. Облака быстро несутся по небу, но оно остается ярко-синим и безмятежным. Они ложатся в низине, чтобы насладиться последними лучами солнца перед грозой.

Гроза собирается. Небо темнеет. Набегающие облака все чернее. Поднялся холодный ветер. Жоанна приперла шаткую дверь столом. Они едят, сидя на лавке, с металлическим котелком на коленях. Вернее, ест Жоанна. Эмиль — нет. Он не притронулся к подобию спагетти болоньезе из пакетика.

— Мне не хочется есть.

— Постарайся. Мы шли весь день.

— Меня тошнит. Я устал.

Она тревожно вскидывается:

— Тебя тошнит?

— Да… И в глазах мутится.

Она осекается, не донеся вилку до рта.

— У тебя мутится в глазах?

— Я просто хочу спать, мама.

Она отставляет котелок, откладывает вилку и встает.

— Хорошо. Я постелю твой спальник в этом углу… Здесь земля мягче.

Он встает и пошатывается. У нее странное предчувствие. Гроза собирается. Первый раскат грома расколол небо, и порыв ветра врывается в щель в одном из окон. Свеча гаснет, и хижина погружается в полумрак.

— Свеча, — бормочет Эмиль.

Она помогает ему пройти последние метры до спальника.

— Ничего страшного. Сейчас я ее зажгу.

Он ложится. Она приносит ему пластиковую упаковку от их ужина, ничего лучшего под рукой нет.

— Вот, если тебя стошнит…

Она садится рядом и ждет, когда он закроет глаза. Дыхание у него сегодня опять прерывистое. Она пытается не обращать внимания на второй удар грома, разорвавший тишину долины. Пытается заглушить страх, который поднимается в ней при мысли о надвигающейся грозе.

Крак. Загорается спичка. Она ставит большую свечу на подоконник и зажигает на этот раз другие, на случай, если эта снова погаснет. Расставляет их по всей хижине. Потом садится на лавку и заставляет себя доесть ужин. Небо тяжело громыхает. Сейчас снова ударит гром. Она смотрит на свечу на окне. Сосредотачивает на ней все свое внимание, лишь бы не дрожать.

Она чувствует, как он вздрагивает в спальнике в темном углу хижины. Несколько минут пытается читать при свете свечи. Гроза утихла. Только на время, предсказывает она.

— Как ты? — спрашивает она, повернувшись к нему.

Ей отвечает слабый приглушенный голос:

— Голова болит.

Она встает и со свечой подходит к нему. Садится на земляной пол.

— Тебя еще тошнит?

Он качает головой.

— А глаза? Как ты