И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошёл вон, – процедил он, прежде чем ухватиться за раму. Энтони хотел было захлопнуть вертикальную створку, но Чуб-Чоб не дал этого сделать. Уперевшись спиной в верхний край, индеец потянулся вперёд и ввалился в тёмную гостиную. Послышалась ругань, возня, а потом звук удара.
Решив, что на сегодня цирка достаточно, Рене осторожно приподнялась на слабых от дрожи руках. В гостиной становилось безумно холодно, так что зубы громко клацали, а сама она почти билась в конвульсиях, но всё равно постаралась чётко проговорить:
– Прекратите.
Голос звучал негромко, но этого хватило, и шум резко стих. С трудом скатившись с дивана, Рене неловкими шагами, почти наобум дошла до торшера, едва не сбила тот на пол, но вовремя ухватилась за потёртое дерево и наконец дёрнула шнур. Резанувший по глазам свет показался острее скальпеля, которым наживую вскрыли глазные яблоки. Боже… Рене прижала к векам ледяную руку и опять неуклюже пошатнулась. И как эти двое здоровяков вообще сюда забрались?
– Закройте, пожалуйста, окно. Очень холодно, – прошептала она, а сама уже не чувствовала, как трясётся.
– Но этот тип… – попробовал возмутиться Чуб-Чоб, однако Рене перебила.
– Окно. Пожалуйста.
Челюсть окончательно свело, а пальцы чуть не переломили стойку торшера. Но ноги твёрдо стояли на земле. Стоило ли благодарить натренированный за годы вестибулярный аппарат, или на сегодня вселенной просто уже хватило её унижений, однако Рене лишь покачнулась. Сухой треск захлопнувшегося окна ознаменовал маленькую победу. А в следующий момент что-то холодное и мягкое ткнулось в левую руку, прежде чем тело потрясающе легко воспарило. Так беззаботно, что даже боль в истерзанных температурой мышцах на мгновение показалась не настолько убийственной. Лба коснулись сухие губы, а нос защекотал запах мяты – резкий и почему-то злой.
– Твою же мать.
Ланг, как всегда, был удивительно краток. Перехватив поудобнее свою вялую ношу, он в один километровый шаг добрался до дивана и небрежно уселся на невысокую спинку. Рене почувствовала, как туловище сначала сжало, а потом что-то приятно прохладное пролезло под ворот куртки и прижалось к шее.
– Где здесь аптечка? – раздался над головой недовольный голос Тони. Обращался он при этом не к хозяйке той самой пресловутой аптечки, а к ещё одному гостю. Но тот был явно растерян.
– Мне неизвестно, – медленно ответил Чуб-Чоб на ломаном английском, и в груди Ланга что-то заклокотало.
– Весьма опрометчиво для человека, который забирается по деревьям в чужие дома, – процедил он, а Рене удивлённо вздохнула.
Это что… ревность? Она ошарашенно прислушалась к чужому сердцу у себя под щекой и едва не расхохоталась, когда различила отчаянный торопливый стук. О, Тони! Неужели он правда думал, что к ней – страшно сказать! – вот так запросто ходят любовники? Залезают в окно, карабкаются по деревьям… Абсурд! Но сердитый ритм не врал. Ланг мог сколько угодно корчить брезгливые лица, плеваться ядом или вымораживать всё вокруг презрительным холодом, однако теперь Рене знала о нём немного больше. А потому подняла руку и коснулась обветренной ладони, что до этого выщупывала пульс, а теперь машинально гладила горячую шею. Пальцы Энтони двигались успокаивающе и деликатно, почти так же, как делала сама Рене в минуты его мигреней.
– Во втором кухонном ящике. Коробка из-под молочных ирисок, – пробормотала она и почувствовала в волосах тихое фырканье.
– А всё-таки у тебя есть тайный порок. И, кажется, не один.
– Я не… Он не… – попробовала было оправдаться Рене, но ещё один смешок вынудил замолчать.
– Допустим, – коротко сказал Ланг и отстранился. Вновь стало холодно, а потом голова едва не взорвалась от ледяного тона. – Принеси.
Рене хотела возмутиться такому обращению, но её тут же с силой прижали к тёплому телу, отчего говорить стало сложно. И только тогда она с удивлением поняла, что помимо собственной куртки укрыта полой пальто. Странно. Либо Рене настолько мала, либо Тони носит самую настоящую плащ-палатку.
Тем временем послышались тяжёлые шаги, скрежет отодвигаемых ящиков, лязг крышки и… Наверное, увидев её аптечку, даже самые суровые вирусы повесились бы от жалости. Они пали бы жертвенной смертью во имя нового пенициллина, самого действенного антисептика или ещё неизведанного лекарства, потому что в жестяной круглой банке, носившей гордое предназначение аптечки, давно сдох даже паук. И судя по многозначительному молчанию доктора Ланга, пачка пластыря вместе с двумя пожелтевшими от времени таблетками парацетамола его не впечатлили. Совсем.
– Да уж, арсенал настоящего врача. Позволь узнать… – он на секунду прервался. – Зачем тебе целая коробка, если в ней ничего нет?
– Она красивая, – прошептала Рене, которая болела так редко, что уже позабыла, когда был последний раз. А Тони долго взвешивал на весах абсурда её слова, прежде чем коротко хмыкнуть.
– Достойный ответ.
Он быстро проверил срок годности желтоватых пилюль, потом сноровисто достал их из блистера и взглядом потребовал стакан воды. Следовало отдать должное – в маленькой квартирке незваные гости ориентировались почти как дома. Проглотив горькие таблетки, Рене устало ткнулась лбом в шерстяной свитер Тони. Ну а Ланг подумал ещё немного, после чего повернулся к терпеливо ждущему Чуб-Чобу. И хотя Рене понятия не имела, что творилось в пернатой голове огромного индейца с судимостью за разбой, но враждебности тот больше не проявлял. Просто стоял и невозмутимо ждал дальнейших приказов, и именно это лучше всего умел делать доктор Ланг.
Осторожно перехватив подрагивавшее тельце, он свободной рукой поставил себе на колено босые ступни и принялся шарить в кармане. Через пару секунд на свет появился уже знакомый бумажник, а оттуда внушительная пачка пёстрых банкнот.
– Найди ближайший круглосуточный магазин, возьми там упаковку любого жаропонижающего и пак Гаторейда. На сдачу можешь купить себе шоколадный батончик. На дворе как-никак Рождество.
Чуб-Чоб с сомнением уставился на протянутую ладонь с зажатыми в ней купюрами, но всё же осторожно забрал тихо зашелестевшие деньги. Бросив на Рене странный взгляд, он двинулся к окну, но Энтони его остановил.
– Через дверь, молодой человек.
– Но хозяин будет недоволен… – попробовал было возразить невольный курьер, однако немедленно замолчал, стоило Лангу удивлённо повернуть голову.
– Я разберусь, если потребуется, – процедил он. И поскольку других аргументов у немного занудного индейца не нашлось, Рене вскоре услышала хлопок закрывшейся двери.
В квартире стало очень тихо. Не было слышно ни дыхания, ни шелеста одежды, не шумел холодильник, не текла по трубам вода, даже
