Странная барышня (СИ) - Эрра Алла

Зайдя в дом, остановилась около зеркала и пару минут потренировалась около него делать одуревшее лицо, как у ханыжки, что на опохмелку ищет. С этим выражением и постучалась в спальню к Мэри.

Она полулежала на своей огромной кровати и пила шампанское, заедая его мочёными яблоками. Фу! Хоть не селёдка со сгущёнкой!

Увидев меня, мачеха прекратила это безобразие, резко вскочила и заорала.

— Елизавета! Где тебя черти носят?! Или вольной жизни так захотелось, что по рукам пошла? Стыдоба!

— Плохо мне… — прошептала я, с трудом сдержавшись, чтобы не огрызнуться. — Низ живота разболелся так, что прямо до слёз. Прохор увидел, что около кузни корчусь, и отвёз какой-то Кривуше… Ох и страшная ведьма! Но помогла. Два дня травами отпаивала и в бане парила. Как только полегчало, так сразу домой явилась.

— Кривуша? — насторожилась мачеха. — А чем поила и что говорила?

— Я не знаю. Просто пила под её бормотание. Сразу боль уходила и умиротворение такое, как от кофе вашего. Можно мне сейчас чашечку? Всю дорогу ехала и мечтала об этом.

— Со здоровьем что?

— Кривуша говорит, что слабая ещё после болезни и переволновалась сильно — вот мне плохо и стало. Хорошо, что сейчас. Представляете, если бы во время приёма у барона Трузина?

— И представлять не хочу! А ты, значит, смирилась с ним?

— Куда деваться? — горестно вздохнула я. — Рано или поздно, но подобное должно было случиться. В нашей глухомани искать любовь — бесполезное занятие. Трузин так Трузин… Надеюсь, от него, как от Ряпухина, не воняет.

— Что ты! — победно улыбнулась мачеха. — Очень модный мужчина! Духи французские, которыми себя поливает, бешеных денег стоят.

— Извините… А кофе можно? Аж трясёт всю без него.

— Кофе? Пожалуй, в такой малости тебе отказывать не буду. Ты, Лизонька, приляг, отдохни с дороги, а я сама тебе принесу.

Радостно закивав головой, я пулей устремилась в свою комнату. Ишь, какая Мэри добренькая! Неспроста! Видимо, при всех опасается мне в напиток снадобье подливать. Интересно, сегодня лично отраву поднесёт?

Принесла пожилая Глафира. Молча поставила и удалилась. Быстро схватив чашку, вылила напиток в окно. Потом юркнула в постель и сделала вид, что блаженно сплю. Уверена, что Кабылина не приминёт заявиться. Обязательно должна проверить падчерицу. И пока я под действием препаратов, выведать подробности моей поездки. Она явно боится, что Кривуша могла мне проболтаться про бутылку с успокаивающим.

Нет, гадина. Я тебе такого удовольствия не доставлю. У каждого из нас свой спектакль!

Предчувствия не обманули. Она вошла, остановилась около кровати. Недовольно попыхтела, а потом стала тормошить меня за плечо.

— Лиза… Лиза…

— Ааааа!!! — бешено выпучив глаза, заорала я, заставив мачеху в панике отскочить в сторону. — Ведьмы! Ведьмы розовые летают! Лешие в лесу воют! Люди! Все на битву!

После этого опять закрываю глаза и вырубаюсь.

Грязно выругавшись, Мэри Артамоновна снова пытается меня растормошить, но я никак не реагирую, что-то мыча себе под нос.

— Чёрт, — слышу её недовольный шёпот. — Кажется, перестаралась. Так может и совсем дурой стать раньше времени.

Затем удаляющиеся шаги и тишина. Вставать не тороплюсь. Во-первых, за последние дни реально устала, а во-вторых, подумать в спокойной обстановке всегда полезно. Додумалась до того, что незаметно заснула и честно продрыхла до самого утра следующего дня.

— Прохор приехал, — просунув голову в приоткрытую дверь, загадочно прошептала Стеша.

— А Мэри где?

— Почивает ещё.

— Отлично!

Накинув на себя халат и шубу, крадучись спустилась во двор.

— С Марфушей что-то? — сразу же спросила у деда.

— Нет, Лизавета Васильевна. Спит девка, да ест потихонечку. Как вы велели, Кривуша всё по ложечке отмеряет. Впервые вижу, чтобы эта колода старая так кого-то, как вас, слухала. Обычно рот любому заткнёт. Да ей и говорить не надо. Зыркнет своим лютым глазом оставшимся, так все сразу языки прикусывают.

Так вот, вчерась приезжали к ним барыня. В дом войти побоялася: Кривуша ей сказала, что дюже заразный мужик у ней тама лежит. Но вот всё про какое-то зелье расспрашивала и сильно гневалася, что от него спать хочется беспробудно и нечистая сила мерещится.

Кривуша ей и попеняла, что та много его пьёт. Мэри Артамоновна ещё больше осерчала и прям как гаркнет, что это не её, простолюдинская, значит, забота дела благородных. И пригрозила, что ежели Кривуша ей не отольёт такой настойки, чтобы и на душе блаженство было, и спать не хотелось, то пусть катится с её земель куда подальше.

Наша ведунья ей бутыль и принесла.

Барыня тута сразу домой довольная отбыла, а вот Кривуша ещё довольней осталась. Велела тебе передать, что там никакого дурману нету, а токмо травки полезные. Пейте на здоровьечко, значит.

— Получается, что обманула обманщицу баба Света? — улыбнулась я.

— Обманула. Как есть обманула… А то, что по имени Кривуша называть разрешила, то вы, Лизавета Васильевна, остерегайтеся. Кого так приветила, те все плохо кончили. Заболевали и мёрли в том же годе. Всего три бабы, но люди помнят всё…

— Спасибо, дедушка.

— Да проку от того спасибу! Бережите себя. Ну а мне пора. Кривуша сказала Устьку к вечору забрать и больше к ней не пущать.

— Набедокурила чего?

— Да хоть и набедокурила, ругать не стану. Слыхал сегодня, что тож “бабсветкать” стала. Надо её подальше от этой ведьмы схоронить. Прощевайте! Мне ещё за дровами надоть.

13

Ночь. Скоро настанет рассвет, а я до сих пор не ложилась спать. Не могу. Смотрю сквозь подёрнутое морозными узорами окно на звёзды и размышляю о завтрашнем дне. Время пришло. Я и мачеха получили официальное приглашение к барону Семёну Ивановичу Трузину.

Когда Мэри Артамоновна торжественно мне зачитала его, то от волнения я чуть не вышла из образа “обдолбанной” падчерицы. Вяло кивнула и, как сомнамбула, пошла в свою комнату. К такому моему поведению мачеха привыкла за последние дни, поэтому должна легко списать на эффект нового сильнодействующего зелья. Там целый день и просидела. Лишь только Стеша заглянула ко мне перед сном. Она теперь от меня ни на шаг не отходит, постоянно пытаясь окружить заботой в своё свободное время, которого не так уж и много.

— Какое красивое! — искренне восхитилась девушка, увидев пышное голубое платье, висящее на манекене. — А рюши-то, рюши! И вышивка! Видать сразу, что мастерица старалася. Ох, мне бы так уметь, я б тадысь царицею ходила, а не голодранкой сиротской.

— Подарок от барона Трузина, — нехотя ответила я, с презрением посмотрев на это действительно великолепное платье. — Вместе с приглашением прислал.

— Видать, сильно по вам сохнет, раз такие подарочки делает.

— Ага. Сохнет, да не по мне и не тем местом. Ты вот что, Стеша. Завтра, как только мы уедем, беги сестру проведать.

— Не, Лизавета Васильевна, — вздохнула она. — Никак нельзя. Тётка Глафира барыне обязательно наябедничает. Она ж на меня и Марфу, как собака злая рычит. И раньше покою от ейного пригляда не было, хотя мы завсегда старалися. А уж если отлынивать от работы буду, то совсем худо станет.

— За что ж Глашка вас так не любит?

— А она никого не любит. У кого чего ладное приключится, то аж зубами скрипит. И ещё… — перешла Стешка на шёпот. — Видела, как она из вашей горницы ту книжку, где постоянно пишите, к барыне несла. А потом обратно. Небось, порчу через неё наводили. Вы уж окропите вещицу водой святой, чтобы чего худого не случилось.

— Пусть носит, — отмахнулась я, отметив про себя, через кого доходят мои послания до адресата. — Это невелика беда. И завтра иди смело. Поверь, что когда приедем, то всем не до тебя будет.

— Как жешь! А праздничный ужин кто готовить будет?

— Праздничный? Дам тебе совет: во время него держись от столовой подальше, чтобы тарелка в голову ненароком не прилетела.