Калинин - Анатолий Толмачев

Ясным морозным днем в цех вошел посыльный из конторы. Пошмыгал носом, пошептался с мастером и ушел. Мастер смущенно потоптался на месте, потом направился к Калинину:

— Михаил Иванович… Тебя там… того… в контору, стало быть, требуют.

Не к добру эти вызовы. Что там еще? Но об аресте и не подумал. Вошел в контору бодро, с недоумением поглядел на притихших служащих. Все стало ясно, когда увидел помощника пристава. Старый знакомый! Поздоровались. Напуская строгость и начальнический вид, помощник пристава заявил, что ему приказано арестовать Михаила Иванова Калинина.

«Михаил Иванов» ухмыльнулся:

— Собственно, почему?

— Не могу знать. Вот, извольте прочесть предписание.

Калинин взял протянутую бумажку, прочел: четыре года… в Сибирь в распоряжение иркутского генерал-губернатора. И сразу успокоился. Разве не ждал он этого со дня на день, с часу на час? Неожиданно как-то, без суда, без следствия: пожалте в Сибирь, Михаил Иванович! Ну, да что поделаешь…

Двое конвойных щелкнули каблуками.

Повернулся Калинин, твердым шагом вышел во двор. Морозный, прокопченный воздух показался таким родным да знакомым. До боли жалко стало расставаться с ним. Снял шапку, сощурил глаза, прощаясь со всем, что стало дорогим и близким.

Конвойные выжидательно стояли позади. Помощник пристава осторожно хмыкнул:

— Пора, господин Калинин.

Нахлобучив шапку, Михаил Иванович двинулся к воротам. Надрывно взвизгнув, позади хлопнула дверь проходной.

Около месяца Калинина продержали в тюрьме, а потом отправили в Петербург. В дороге громом поразила весть: война с Японией.

Для Калинина война обернулась не так уж плохо. По царскому указу ссылку в Сибирь прекратили до конца войны: транспорт был и без того перегружен. Пришло распоряжение: Калинина — в Олонецкую губернию. Из Петербурга по железной дороге сразу же и направили в Карелию. Поездом довезли лишь до Лодейного поля.

Была весна, когда еще одна тюрьма стала временным домом Калинина.

Тюрьма была не такая, к каким начал уже привыкать Михаил Иванович. Деревянное одноэтажное здание. Только решетчатые окна и выдают его назначение. Внутри крохотные камеры. В «порядочной» тюрьме такими только карцеры бывают.

Несмотря на патриархальный вид, тюрьма оказалась недоброй, режим — тяжелым.

И все-таки «то, что нам пришлось пережить и перестрадать, — размышлял Калинин, — это сущий пустяк, если подумать, ради какой цели мы идем на это…».

Во время коротких прогулок в маленьком тюремном дворике Михаил Иванович познакомился с будущими попутчиками по этапу Правдиным и Заволокиным. Рассказал о себе, те поделились с ним опытом своего тюремного бытия.

Двадцатого апреля утром все трое проснулись от лязга тюремного запора. Миска бурды, кусок хлеба — и всех повели во двор, где уже стояли пятеро уголовных, готовых в путь, — в Повенец.

На таратайке прикатил воинский начальник. Прошелся по тюремному двору, строго оглядел вытянувшихся конвойных.

— Винтовки заряжены? Запасные патроны в подсумках есть?

Не дослушав нестройного: «Так точно!..», повернулся к фельдфебелю, начальнику конвоя:

— Проверьте затворы!

Когда и эта операция закончилась, сказал короткую речь, обращаясь к конвойным: винтовок из рук не выпускать, глаз с арестованных не сводить, при попытке к бегству стрелять.

Потянулись нудные этапные дни. Проезжая, плохо мощенная дорога, вонючие, кишащие паразитами этапки для ночлега. В одной из них — в деревне Мянсельга — Правдин, вооружившись перочинным ножом, вырезал на стене:

Подумал и подписался своей партийной кличкой — «Вадим».

Прошли Петрозаводск. В памяти от него осталась тесная тюрьма да самодур начальник, запретивший пользоваться книгами. В отсутствие заключенных обыскали их вещи и все книги изъяли. Среди изъятых нашлась и одна нелегальная — о восьмичасовом рабочем дне. Начальник тюрьмы взбеленился. Из жандармерии пришел ротмистр, начал производить дознание. Похлопывая тоненькой брошюркой по ноге, вопрошал, обращаясь преимущественно к Калинину:

— Ну-с, так чья же это книжка?

Пряча ироническую ухмылку в усы, Калинин отвечал, что-де ничья она и, надо полагать, начальник тюрьмы сам ее и подбросил во время обыска.

Нахальство как-то очень быстро слетело с ротмистра. Он растерянно поглядывал то на Калинина, то на начальника тюрьмы, который от возмущения не мог вымолвить ни слова.

— Что же теперь делать с этой брошюрой? Калинин серьезно ответил:

— А вы отдайте ее мне. Я люблю читать хорошие книжки…

Книжку ротмистр, конечно, не отдал, но «дознание» на этом прекратил.

От Петрозаводска до Повенца, куда была определена ссылка, еще двести верст. Весь этот путь политические прошли пешком. Шли медленно, подолгу задерживались на этапах. По дороге, нарушая инструкцию, часто беседовали с приставленным конвоиром — сапожником из Повенца. Тот охотно рассказывал:

— Повенец там, где свету конец. Уездный городишко, тысяч около двух жителей. Ссыльных порядком. Тюрьмы нету. Работу найти трудно.

Все оказалось так, как рассказывал конвоир.

После всяких формальностей было объявлено, что Калинину с Правдиньш надлежит отбывать срок в Мендусельге — 75 верст от Повенца, в Заволокину — того дальше — в Шунгском погосте.

Но Калинин никуда не поехал. Подал прошение: жду, дескать, семью, прошу поселить пока в Повенце. Разрешение было дано, и Калинин сначала временно, а потом и постоянно обосновался в основной колонии ссыльных. Через несколько месяцев вернулся из Мендусельги Правдин и поселился в одной комнате с Михаилом Ивановичем.

Работенку найти все же удалось. Устроился он в кузницу молотобойцем и, кроме того, брал на дом для переписки деловые бумаги у податного инспектора. За переписку листа тот платил шесть копеек. Работа была непостоянной, и часто приходилось сидеть на хлебе с квасом.

В свободное время, а его было совсем мало, Калинин читал. Книг не хватало. С радостным удивлением он получил однажды извещение о посылке. Вскрыл объемистый ящик, и первое, что бросилось в глаза, были книги, газеты. Под книгами лежали теплые вещи, а на самом дне — набор слесарных инструментов. Это эстонские рабочие передавали привет своему русскому товарищу. Потом переписка с Ревелем стала регулярной. Татьяна Александровна Словатинская писала о всех новостях, о том, как набирает сил ревельская организация большевиков.