Продажная любовь - Джулия Джеймс

На обратном пути Никос спокойно и неспешно вел джип. Дурное утреннее настроение улетучилось бесследно. Энн устроила вначале неуклюжий, нелепый спектакль. Ему удалось легко сломить эту демонстрацию сопротивления, хватило нескольких минут.

Что же, с улыбкой думал Никос, решительно и неопровержимо Энн доказала, что абсолютно неспособна сопротивляться ему. Он это и так знал. Правильное решение — сделать ее своей любовницей. Правда, придется перевезти ее в Афины. Там главный офис их семейной компании, и они с Энн будут там свободны и бесконтрольны.

— Мы должны соблюдать приличия, понимаешь? Я постараюсь устроить так, чтобы уделять тебе больше времени. — Говоря это. Никос не отрывал глаз от сложной дороги. — Энн, — повторил он, не получив ответа. — Энн?

Казалось, она не слышала его.

— Энн! — еще раз, уже с легким раздражением проговорил Никос.

— Я слышу, спасибо.

Он взглянул на ее профиль. Она не поняла его? Вообразила что-то другое? Неважно. Он знает способ сделать ее очень приятной.

И это не только секс…

Энн сидела на кровати в своей комнате. Закрытые жалюзи прятали ее от солнца и от внешнего мира. Она передала через горничную, что останется в комнате из-за мигрени.

Пустота. Частью разума она знает, что пустота — это своеобразный защитный механизм, подобно анестезии блокирующий все извне. Пустота позволяет быть спокойной, очень спокойной. Немного позже, но не сейчас она подумает, что ей делать. Но не сейчас. Еще не сейчас. Вскоре.

Пойти повидать Ари. Она здесь для этого. Но не сейчас. Нужно время. Побыть наедине с собой, отгороженной от мира, в безопасности от мира.

В безопасности от Никоса.

От него нельзя спастись. Достаточно ему коснуться ее — и она пропала.

Бессмысленно злиться на себя, стыдиться. Боролась, старалась противиться — и проиграла. Абсолютно.

Да и как может любая женщина сказать нет Никосу Теакису?

Но нужно, любой ценой.

Она не совладала с ситуацией. Но почему?

Этот вопрос не оставлял ее в покое. Почему?

Почему Никос Теакис сумел соблазнить ее? И почему соблазнял? Есть же много женщин его круга, так зачем ему возиться с ней, с особой, которую он открыто презирает? Конечно, не для того, чтобы доказать ей, что он это может. Ему не понравилось ее сопротивление. Дело только в этом? Страдает его мужское «эго»? Хотел, чтобы и она также млела и обожала его, как любая женщина?

Если так, он получил то, чего хотел! Его «эго» может успокоиться — она не сумела сказать «нет», расплавилась, как медиа горячей ложке!

Беспокойство не оставляло. Она ходила — скорее металась — по комнате, потом приняла горячий душ.

После душа так и не стало ясно, почему Никос Теакис имеет над ней такую власть, но это уже неважно.

Потому что отныне она всеми способами будет следить за тем, чтобы не оставаться с ним наедине. Если потребуется, будет врать, изворачиваться — но это защитит ее.

Трусливое решение. Да. Но оно позволит ей быть с Ари!

А сейчас надо написать письма в Лондон, открытки у нее есть. Это занятие поможет ей — напомнит, что есть мир за пределами Соспириса, мир, который составляет большую часть ее реальной жизни.

Она не пойдет на чай в детскую. Ари сегодня играл с приятелем из Махоса, он не заметит отсутствия тети. Для остальных она уже сослалась на мигрень. Можно остаться в комнате. Спрятаться.

Укрепиться в своем решении. Возвести внутренние барьеры.

И молиться, чтобы они выстояли.

Никоc шел по коридору в настроении радостного ожидания. Придя сегодня на предобеденный коктейль, он неожиданно узнал, что из-за мигрени Энн осталась у себя. Черт побери, вероятно, слишком буквально она поняла его слова о соблюдении приличий. Поэтому, сославшись на срочные дела, он постарался уйти сразу после обеда и направился в комнату Энн.

Подойдя к двери и коротко постучав, он сразу же вошел. Он уже тосковал по ней, казалось, пляжный домик — далекое прошлое.

Она лежала в постели, просматривая английский лингвистический журнал.

— Добрый день, Энн, — по-гречески поздоровался он, входя в комнату.

Журнал упал как камень. На ее лице был явный шок. Никос подошел и сел на кровать.

— Прости, что заставил себя ждать. Но я работал и только что узнал, что ты здесь. Извини меня, — он протянул руку к ее лицу — очень хотелось погладить кожу.

Она дернулась, как от удара током. Никоc улыбнулся. Такая реакция на него — хорошо.

Она заговорила, как будто его прикосновение что-то в ней включило:

— С какой стати вы здесь? — Голос звучал хрипло.

— Я был очень осторожен, все прилично, не волнуйся, — он тихонько смеялся.

— Прилично, — слово в ее устах прозвучало почти как брань.

— У мамы свои понятия о приличиях, я не хочу их нарушать, хоть это и вызывает трудности.

Было не слишком приятно говорить это, но ведь в конечном счете именно ради матери он делает Энн Тернер своей любовницей — чтобы убрать эти хищные коготки подальше от денег семьи Теакис.

— Вызывает трудности, — глухо повторила она, глядя на него с непонятным выражением.

— Энн, сейчас иначе невозможно, но после свадьбы Тины я увезу тебя в Афины и…

— Меня в Афины?

Это начинало раздражать Никоса. Зачем она все повторяет?

— Сначала в Афины, потом куда захочешь, но я должен работать. Как-нибудь совмещу с…

Он так и не закончил фразу.

Ее лицо, казалось, закрылось. Как закрывается дверь, оставляя тебя снаружи. Совершенно определенно снаружи.

— Я с вами никуда не собираюсь. У меня с вами не будет никаких любовных интрижек. Уходите. Сейчас же!

— Энн, достаточно, — сверкнул глазами Никос. — Сегодня фарс уже был. Я не люблю спектаклей. Особенно повторяющихся. Нам и так пока трудно бывать вместе, давай не тратить драгоценное время на ритуальную демонстрацию слова «нет». Так…

Он смолк на полуслове, потому что Энн вскочила с другой стороны кровати. Лампа освещала сзади ее фигуру в ночной рубашке. Через прозрачную ткань он видел контуры прелестного тела. Боже! Как она прекрасна! Его тело среагировало мгновенно. Он хотел ее, жаждал, изголодался по ней, не мог больше ждать…

— Энн, — порывисто двинулся он к ней, обходя кровать и уже чувствуя ее в своих руках.

Но, не веря самому себе, увидел, как, коротко вскрикнув, она метнулась в ванную, и услышал щелчок замка. Затем стало тихо.

Он стоял и тупо смотрел на дверь, ощущая гнев и злость. Гнев и недоумение.

Потом, как зомби, вышел из комнаты.

Не веря в то, что сейчас произошло.