Сто двенадцатый коридор - Владимир Васильевич Зенков

– Ну-ка попробуй щеки надуть. А теперь погримасничай, – и тут же стал тереть щеки, дергать за нос и уши.

Александр слабо проговорил:

– Доктор, перестаньте.

– Ага, заговорил. Ну, молодец, молодец.

Он проницательно посмотрел на солдатика:

– Жрать, небось, хочешь?

Александр с вожделением замычал:

– Копченую скумбрию с вареной картошкой. И огурчики.

Доктор заликовал:

– Как же-с, как же-с. И от рюмочки коньячку не откажешься, а?

– Ну, натурально, доктор.

Доктор деловито сказал:

– Могу предложить витаминный комплекс, фруктозу и овощную вытяжку в знак особенного благоволения. Надо, дружочек, сначала твою пищеварительную систему активировать, тебя ведь три месяца из шприца кормили.

Он обратился к медсестре:

– Покормите его, Антонина Васильевна. А то сейчас академики набегут, черти б их взяли. Начнут свои ученые турусы разводить.

Матвеич, как всегда, оказался прав. Палата вскорости заполнилась учеными мужами, которых доктор не выносил. Александра начали осматривать, мало не под микроскопом, зондировать, сканировать, клеить датчики и задавать глупейшие вопросы. Впрочем, ревнивый Иван Матвеич очень жестко отвел им полчаса и по его истечении бесцеремонно выпроводил ученую братию. Повытаскивал из контрольной аппаратуры носители с записями, подмигнул Александру и ушел довольнешенький.

Поправлялся он быстро. Против ожидания помнил все, что с ним произошло до мельчайших подробностей, но эти, совсем недавние и трагические воспоминания, словно лежали в некоей папке. Знаешь, что она лежит в каком-то ящике, но доставать ее совершенно незачем. А попадется на глаза – равнодушно затолкаешь ее под разную дребедень, которая горой там лежит. Это равнодушие очень удивляло Александра. Он подумывал, не обошлось ли тут без Матвеича? Впрочем, быстро забывал об этом. Посетителей к нему не пускали, телевизор смотреть не разрешали. Зато видеотека в госпитале была превосходная и Александр, впервые за долгие годы, с наслаждением пересмотрел любимые с детства фильмы. А также много новых, о существовании которых и не подозревал.

Доктор навещал его каждый день, осматривал, насвистывая веселенькие маршики, помалкивал, если не считать одобрительных междометий. Наконец разговор состоялся.

– Ну что ж, Саша, я тобой доволен. А пуще того, собой, ибо прибыл ты сюда в таком виде, словно тебя из бетономешалки вытащили. Я имею в виду твое внутреннее состояние. Ты и не человек был вовсе, так, куча нервного хлама. Досталось тебе. Впрочем, сам виноват – не хрен было в джамп без амортизатора лезть. Я понимаю, что необходимость жестокая штука, но никакая нужда не может заставить человека совершать такие самоубийственные поступки. Прибавь к этому чудовищное нервное напряжение. И, главное, что там с тобой произошло. Этого, брат, даже для быка многовато.

Ты у нас паренек сообразительный, догадался, верно, откуда твое спокойствие? Грешен, грешен. Я немного покопался у тебя… – он слегка постучал согнутым пальцем по лбу Александра, – ты уж извини за вторжение. В общих чертах по данным бортовых документов и из рассказа Куртье, я осведомлен о том, что произошло. Пришлось выставить защитный блок, иначе твои воспоминания тебя бы сожрали.

Он потер крепкий затылок.

– Я этот блочок таким образом настроил, чтобы крепость его со временем уменьшалась – необходимо, чтобы мозг сам активировал сопротивление. Словом, для тебя должно пойти все совершенно естественным путем. Но беда в том, что никакой блок тебя на сто процентов не защитит – слишком свежи еще тяжкие воспоминания. Посему я и предпринял драконовские меры изоляции. Но жизнь штука такая – всего не предусмотришь. Поэтому я тебя в эти тайны и посвящаю – при пробое старайся держаться молодцом. Главное, переключайся на мысль о том, что все уже позади. Ты жив и здоров, задание выполнил. Позже просмотришь материалы – мировая пресса уже сделала тебя человеком года. Начальство на седьмом небе, а как же – под чьим крылом такой орел вырос?

Прибавь к этому просто колоссальную премию Совета Внутрисистемных корпораций, – он протянул Александру изящный футляр. Под прозрачной крышкой с черно-золотым логотипом Совета, на алом бархате лежали золотая карта и чековая книжка.

Доктор мастерски продудел на губах туш и крепко пожал ему руку:

– Поздравляю тебя, Саша. Мало кому из наших такая честь выпадала. Но и это еще не все. Тут к тебе ломится толпа народу. Всякого… Я разрешил два посещения. Первое: посол Франции вручит тебе орден Почетного Легиона, – доктор крепко потер лысину, засмеялся, – как-то трудно, знаешь ли, отказывать послу. Второе: Кривцовым я тоже не смог отказать, они, бедняги, извелись. Как узнали, что ты очнулся, так Алена полчаса рыдала, не могла успокоиться – так переволновалась. У тебя прекрасные друзья. Ну а насчет остальных, смотри сам. Список тебе дадут – выбирай.

Доктор ощутимо замялся:

– Теперь, Саша, самое неприятное. Ножку я тебе подправил, хотя дела там нехороши были – в верхнем слое скафандра здоровенная дыра. Хорошо, что он новой конструкции, с большим числом внутренних перепонок, отсекающих поврежденные части, иначе бы труба дело. Хромоты почти незаметно будет. Но… – доктор помолчал, – летать тебе уже не придется. С летной работы ты списан стопроцентно.

Александр с глубокой симпатией смотрел на доктора:

– Иван Матвеевич, я ваш должник на всю жизнь. Спасибо вам большое за все, что вы для меня сделали. Что до летной работы – бог с ней. Я на две жизни налетался, хватит. Построю себе дом на Смоленщине, да и буду рыбку ловить.

Доктор довольно потер руки:

– Вот за это хвалю. Молодец, просто молодец. Ну, так что, запускаем французов?

Комната заполнилась важными господами в шитых золотом мундирах дипломатического корпуса. От переливов красок парадной одежды, огромного количества цветов, от запахов дорогого одеколона моментально возникла атмосфера яркого и значительного события.

Высокий стройный человек с седой романтической шевелюрой и великолепным галльским профилем произнес прочувствованную речь, которую Александр понимал через слово. Переводчика не было, отчего-то решили, что он знает французский. Впрочем, все было ясно без всяких слов.

Посол вручил ему белый эмалевый крест на трехцветной ленте и дивной красоты бумагу, стилизованную под пергаментный свиток – свидетельство о пожизненном пенсионе. После чего важные господа откланялись. Александр подумал:

– А Куртье-то не было. Обиделся французик на грубое обращение.

Доктор вышел проводить высоких гостей, а в маленькой прихожей зарокотал круглый басок Кривцова:

Навигацкие ребяты – питухи,

Собиралися у Яузы-реки,

Во кружале, во царевом кабаке.

Они денежки зажали в кулаке.

Александр радостно засмеялся – Николай пел неофициальный гимн Московской космической академии, которую все курсанты считали отчего-то прямой наследницей Навигацкой школы, учрежденной самим Петром Великим.

Федорыч своими плечищами заполнил всю палату. Сияли оконные блики на его смуглой лысине, сияли его лупатые глазищи. Он