Зачарованные острова - Вальдемар Лысяк

Минуло несколько веков, и неумолимые часы смерти прозвонили очередную беду. В 1349 году неожиданное землетрясение превратило монастырь в развалины. Но и ритм возрождения тоже был неумолимым — вновь была начата реконструкция, и очень скоро монастырь вновь обрел тот же блеск, сказочную внешность и богатство. Интерьер базилики вновь ошеломлял богатством ценнейшего мрамора и самой изысканной орнамента листики, а библиотека своим замечательным собранием книг привлекала ученых изо всей Европы.

Этот пламень сиял все более ярким светом, пока не наступил 1944 год, и пока не началась битва за Монте Кассино, называемая еще и битвой за Рим, поскольку целью союзников был захват столицы. Путь с юга на север защищали пересекающие полуостров от Тирренского моря до Адриатики массивы Аурунчи, Абруцци и Майелла. Природная баррикада, достигающая высоты в две тысячи восемьсот метров. Немцам не нужно было расстраивать здесь систему фортификаций, ведь этот горный редут защищал себя сам, точно так же, как защищались бы Высокие Татры. Немцы заняли ее, назвали Линией Густава и ожидали появления безумцев, которые попытаются заняться самоубийственным «альпинизмом».

Единственной калиткой, открывавшей дорогу на Рим в этой стене, была забитая германскими силами, имеющая ширину менее десяти километров, то есть, узкая словно струйка крови на виске, долина реки Лири, на флангах которой высились вершина массива Монте Майо, высотой в 940 метров, и монастырское нагорье. Выпускников итальянских офицерских школ издавна учили, что жерло, раскрывающееся под Кассино, «добыть невозможно». Но у союзников не было выбора, и они были вынуждены ударить. Это стоило им ста двадцати тысяч убитых, раненных и пропавших без вести. Битва продолжалась пять месяцев.

Выпускники итальянских офицерских школ так же были знакомы из истории с исключением, которое лишь подтверждало правило о невозможности захвата прохода. Удалось это в VI веке византийскому военачальнику Велизарию, но тогда долину практически никто не защищал. В 1944 году Линию Густава защищали превосходные солдаты. Сердцевина редута, массив Монте Кассино, по приказу главнокомандующего германскими войсками в Италии, фельдмаршала Кессельринга, была занята 1 парашютно-десантной дивизией. Эта была — без преувеличения — элита гитлеровских войск. Все солдаты этой дивизии, тщательно отобранные в плане физического состояния и вышколенные до совершенства, были фанатическими нацистами из добровольческого призыва. Их называли «зелеными дьяволами».

Первое наступление (5-й американской армии) на германские укрепления вокруг Кассини сорвалось в январе 1944 года. Впоследствии, уже все очередные штурмовые волны отражались от Линии Густава и стекали по склонам каскадами крови, хотя в бравурные атаки шли превосходные отряды союзников: 36 (техасская) и 34 американские дивизии, батальоны Раджпутана и Гурка (гималайский) из индийской дивизии, батальоны «Ройял Эссекс» и «Ройял Сассекс» из 4–1 британской дивизии и многие другие. Обе стороны охватила такая боевая ярость, которую Европа видела не часто.

С течением месяцев, это сражение перестало быть крупным сражением Второй мировой войны, оно стало чем-то, что выросло за пределы контекста событий на континенте, за пределы этой войны и всех других войн, оно поднялось над сражающимися народами и идеями, за которые велась борьба, над самим временем. Для «зеленых дьяволов» это были германские Фермопилы и призыв «Не пройдут!!!» оживлял их, когда уже опадали руки. Британский историк Фред Майдалань так писал о них в книге «Кассино. Портрет битвы»: «Для них Кассино обладало мистической ценностью. Они умирали здесь зимой, отразив три наступления, выдерживая бомбардировки из орудий и с воздуха; и это все так же увлекало их, как увлекало и Гитлера, который приказал им держаться любой ценой. И они защищались до последнего, считая эту задачу миссией, выходящей за пределы целого мира той войны».

Невезением «зеленых дьяволов» был тот факт, что когда уже отбросили американцев, англичан, французов, канадцев, арабов, азиатов, новозеландцев и другие народы — против них бросили дьяволов бело-красных. 11 мая, в 23–00, началась операция «Хонкер» (шипение диких гусей), и на штурм пошли правнуки тех, кому сто тридцать шесть лет до того, под Сомосьеррой, тоже сообщили, что позицию «взять невозможно» — солдаты 2 Польского корпуса. Один британский офицер так говорил тогда доктору Маевскому из 3-го батальона Карпатских Стрелков: «Вы заявляете, что возьмете Монте Кассино? Желаю удачи. Даю слово, что до конца жизни буду снимать шляпу перед всяким встреченным мною поляком, если вам это удастся». Если этот офицер жив, если он человек чести и не левша — его правая рука, должно быть, страшно устала снимать шляпу. Дело в том, что через шесть (всего лишь через шесть) дней убийственных сражений, 18 мая 1944 года, в 10–20 над развалинами монастыря развевался польский флаг — его поместили там подольские уланы.

Когда битва уже завершилась, командующий 5-й американской армией, генерал Кларк, сказал: «Польский корпус смог сделать то, чего не смогли сделать все мы — он захватил Монте Кассино», а командующий 15-й группы армий, генерал Александер: «Это был великий день славы для Польши, когда вы завоевали эту крепость, которую сами немцы считали невозможной для захвата. Если бы мне дали возможность выбирать между солдатами, которых я хотел бы иметь под своим командованием, я выбрал бы вас, поляков». То же самое говорил и император Наполеон, маршал Марат, великий князь Константин и множество других.

Я пишу: «над развалинами монастыря», потому что к тому времени монастырь уже не существовал. Перед битвой немцы эвакуировали монахов и вывезли большую часть монастырских сокровищ (до нынешнего дня итальянцы ведут битву за возвращение многих тысяч произведений искусства, украденных «сверхчеловеками» со знаком свастики), но сам монастырь занимать не стали. Его окружала ничейная земля. Тем не менее, 15 февраля 1944 года «летающие крепости» союзников с помощью пятисот семидесяти тонн бомб (чтобы полностью разрушить город Ковентри в 1940 году, немцам хватило шестьсот тонн) смели белый монастырь с поверхности земли. Поскольку необходимости в этом не было — это было ошибкой, теперь немцы захватили развалины — руины являются гораздо лучшим укреплением, чем целые строения, стены которых валятся во время боя на головы защитников. Не будучи необходимостью — это стало и преступлением, ведь монастырь был бесценным памятником истории.

И вот тогда пламя заколебалось. Нужно было принять решение об отстройке, но сомнения оставались. Нет, не по причине огромных расходов на это предприятие, но по причине уважения к принципам того, как правильно поступать с развалинами произведений строительного искусства.

Время, покрывающее патиной дела рук человеческих, порождало памятники, по прохождению столетий эти памятники и осознание того, что жизнь им следует удлинять, породили новую профессию — реставраторов памятников архитектуры. Эти люди более ста лет спорили, какими должны быть принципы правильной реставрации. Ключом разлада была реконструкция, то есть восстановление прекратившего свое существование монумента. «Король реконструкции», знаменитый Виойе-ле-Дюк, одерживал триумфы в XIX веке, так что провозглашаемые им принципы низвергли два сына Италии: Камилло Бойто (1836–1914) и Густаво Джиованнони (1873–1948). Их теории легли в основу довоенного законодательства реставрации памятников архитектуры — так называемой Афинской Карты 1933 года. Среди ее базовых предположений была абсолютная недопустимость создания искусственной, псевдоисторической архитектуры, то есть, реконструкции, что подтвердила и Венецианская Карта 1964 года.

Когда после войны итальянцы встали перед дилеммой: отстроить монастырь таким, каким он был, то есть, реконструировать, либо же реставрировать развалины или же возвести над ними современное здание, решение им было принять крайне тяжело, ибо («nobles oblige») ранее они сами выбороли правило недопустимости реконструкции. Тем не менее, они нарушили его, а Бойто и Джиованнони не перевернулись в своих могилах, ведь и они должны были понимать, что военные годы на какой-то краткий период изменили законы реставрации. Тогда было признано, что в исключительных случаях допускается возможность отстроить, чтобы вернуть к жизни последнюю (перед недавним уничтожением) фазу объекта, которая еще не стерлась из памяти живущего поколения, и от которой сохранилась значительная часть субстанции памятника — в отличие от реконструкции, являющейся возведением полно размерного макета, какой-то фазы в развитии давно уже не существующего исторического объекта. Таким исключительным случаем были военные разрушения и необходимость возвести некоторые памятки из развалин, чтобы доказать: эффектом военного безумия, разожженного Гитлером, не может стать триумф варварства над многовековым культурным наследием континента.