Страна Австралия (сборник) - Александр Хургин

И пока Сергеев все это думал, Даша стояла, или, вернее, не стояла, а висела на его согнутой окаменевшей руке, обмякшая и безучастная к себе, к нему, и ко всему.

И тут возникла в коридоре сестра или лаборантка с бумажкой в длинненьких пальчиках, и внесла она, помахивая, эту бумажку в ординаторскую, и опять Сергеев услышал телевизор и смех, и непринужденную беседу, а потом кто-то сказал:

- Семнадцать тысяч лейкоцитов, - и еще сказал: - Ну что, будем работать?

И кто-то вышел и прошел вразвалку мимо них в третью палату и вернулся, и сказал удивленно и громко:

- А ее, - сказал, - в палате нет.

- Вот она, тут, - сказал Сергеев из темноты коридора, и Дашу от него забрали и увели, и он видел, как прошла к ней в палату сестра со шприцем на изготовку и как вышел хирург из уютной ординаторской, тот, веселый, который ее осматривал, мял и щупал, и за ним второй, и как они ушли друг за другом в боковую последнюю дверь. А медсестра притащила за рога каталку, и Даша вышла из палаты сама, без посторонней помощи и поддержки и в длинной рубахе до пят. И она повернула лицо в его сторону, а он, Сергеев, поднял руку и тряхнул в воздухе кулаком, и она тоже вскинула вялую кисть и махнула ею слабо и машинально. И Даша каким-то немыслимым образом и чудом влезла и взгромоздилась на каталку, и каталка поехала, толкаемая сзади сестрой, в ту же самую боковую дверь. А Сергеев остался один посреди коридора первого хирургического отделения и посмотрел на часы, чтоб узнать время и сориентироваться в нем, а часов на руке у него не оказалось, видно, он их забыл надеть. И он решил, что сейчас без двадцати минут двенадцать, и не стал задумываться над тем, откуда и почему ему известно точное время. А здание больницы было построено буквой П, и Сергеев увидел, что горят в нем, во всем этом здании, только несколько запечатанных, несмотря на лето и духоту дней, окон напротив. И свет в них яркий и режущий и чрезмерно сильный и насыщенный. И он понял, что это и есть их операционная и что там сейчас лежит Даша.

И возвратилась налегке, без каталки, сестра, а в операционной стали видны теперь головы и плечи движущихся людей, и лица их были в масках. И вначале движения этих замаскированных людей выглядели поспешными и беспорядочными, а потом постепенно они, то есть люди, успокоились и притихли, и окончательно остановились в раме среднего освещенного окна и там замерли. И они стояли неестественно и неподвижно, как манекены в витрине универмага, а Сергеев стоял в коридоре и наблюдал за ними пристально сквозь окно, открытое в темную ночь, хотя наблюдать было, собственно, и нечего они не шевелились. И он подумал, что уже двадцать минут первого. И в окне напротив произошло движение, и одна - женская - голова отделилась от остальных и проплыла на своих плечах в сторону, и появилась в окне рядом, и Сергеев разглядел телефонную черную трубку. И через каких-нибудь две минуты пробарабанила каблуками и прошелестела халатом озабоченная сонная женщина, и она нырнула в боковую дверь и вскоре вынырнула в окне операционной. И опять головы и плечи застыли в неподвижности и, казалось, в бездействии. И Сергеев подумал об этой женщине: гинеколог, и, значит, не зря Даша жаловалась, что ей бывает больно в постели и надо искать удобное и приемлемое положение. А он еще говорил ей, что, если тебе со мной больно, то как же ты спала со своим мужем, он же, ты говоришь, громила?

А она говорила:

- Ты же отлично знаешь, что я с ним давным-давно не сплю и не представляю, где он вообще есть и находится.

И вышла из манипуляционной бледная ночная медсестра, увозившая от Сергеева на каталке Дашу, и он спросил у нее время, хотя и знал, что уже час ночи, и она сказала ему, подтвердив его знание:

- Час ночи. - И он стал ходить и прогуливаться по коридору туда и обратно, и снова туда - руки за спину, чуть согнувшись, и он ходил и ходил пятьдесят шагов туда, сорок восемь обратно, и всегда обратно получалось на два шага меньше, чем туда.

И вот из боковой двери вышла та женщина, что бежала в операционную час тому назад, гинеколог. И Сергеев стал на ее пути и перегородил ей дорогу собой, и сказал:

- Вы гинеколог?

- Да, - сказала она. - А что?

- Ну как там? - сказал Сергеев, и она заговорила скользко и смазанно, и неопределенно и говорила, что все хорошо и в порядке вещей, и сейчас уже все, что было нужно , сделали и будут вот-вот начинать

шить. - Да вам, - сказала, - Лев Павлович все объяснит. Вы муж?

И Сергеев сказал "муж", и она ушла шаг за шагом в самый конец коридора и свернула там резко вправо.

А Сергеев лег на подоконник грудью и стал продолжать следить и вести наблюдение за окнами, освещенными жарким стерильным светом, и там не было видно никаких существенных изменений и сдвигов.

- Два часа, - отметил он время и опять подошел к сестре, чтобы уточнить и перепроверить себя.

- Два, - сказала сестра, и тут, как по сигналу и по команде, стали за окнами рождаться и происходить движения, и все головы исчезли по очереди из среднего окна и появились в правом, и опустили с лиц маски на грудь. И телефон звякнул и зазвонил. И сестра сказала:

- Да, - и сказала: - Иду.

И она ушла все в ту же самую боковую дверь, и ее не было довольно долго, минут, наверно, пятнадцать. И она, наконец, вернулась и вошла в третью палату и вынесла оттуда Дашин пакет, в который Сергеев сложил ей дома всякие вещи и принадлежности - халат, белье, чашку, щетку, мыло и т. д. и т. п. И сестра протянула ему этот пакет, и Сергеев его взял.

- Что? - сказал он.

- Ой, - сказала сестра, - нет. Просто она будет лежать в реанимации. А вещи, - сказала, - там не нужны. А здесь они могут пропасть.

- Ясно, - сказал он, - хорошо, - и стал с пакетом у боковой двери, и из нее вышел один из хирургов.

- Вы муж? - спросил он.

- Муж.

- Сейчас Лев Павлович выйдет.

И Сергеев дождался Льва Павловича, и Лев Павлович спросил у него:

- Вы муж?

И Сергеев сказал:

- Муж.

- Ну и все нормально, - сказал он.

А Сергеев сказал:

- А подробней?

И Лев Павлович сказал "пожалуйста" и доложил сложившуюся на данный момент обстановку четко, сжато и по-военному.

- Аппендицит, - сказал, - гнойный, вторичный, результат гнойного воспаления правой трубы. Левая была в таком же плачевном виде, плюс киста правого яичника. Все, естественно, удалили, произвели ревизию кишечника, идите домой.

- Домой далеко.

- Куда?

- На ту сторону.

- Тогда идите во вторую палату, она пустая. И ложитесь спать.

- Спасибо, - сказал Сергеев и пошел.

А Лев Павлович сказал:

- Да, к утру желательно бы принести ей лимон. Часам к восьми. А мне бы, - сказал, - неплохо немного денег. А то я в отпуск на днях собираюсь, а денег нету.

И Сергеев сказал "хорошо, принесу", и он лег во второй, пустой палате на рыхлый, в пятнах, матрас и на такую же подушку и стал вдыхать в себя свежий воздух из окна. А дверь он оставил приоткрытой, чтоб видеть сквозь щель и услышать, если в коридоре завозятся и засуетятся. Но до утра ничего не произошло и не случилось, и все было тихо и спокойно. А в шесть часов он позвонил по внутреннему телефону в реанимацию и спросил, как себя чувствует прооперированная ночью больная. Даша. И ему сказали:

- Мы не знаем, как она себя чувствует. Она спит.

И Сергеев ушел из спящей больницы и поехал на центральный рынок, и купил один большой тяжелый лимон у старой мудрой азербайджанки. И еще он вздумал и захотел купить какой-нибудь минеральной воды, нарзана, или царичанской, или другой, потому что где-то он слышал краем уха, что нужна после операции эта вода, но и на вокзале, и на автостанции требовали за нее взамен сдать пустую бутылку, а у него, конечно, с собой ее не было, как назло. И он говорил продавцам буфетов, что мне в больницу же надо и что жене операцию сделали только что, ночью, а они отвечали на это каменно:

- Мы понимаем и все такое, но помочь не можем ничем.

- Суки вы, - говорил тогда им в лицо и в глаза Сергеев и шел искать минеральную воду дальше, и так ее и не нашел в продаже, потому что в городе из-за раннего утра все еще было закрыто. И он отвез лимон в больницу и прошел в отделение и к двери реанимации, и постучал в эту дверь. И дверь сразу приоткрыли, и выглянула в нее добрая девушка, вся в белом и сама белая, и он протянул ей лимон.

И девушка спросила: "Даше?" - и взяла у него лимон из руки.

И Сергеев сказал:

- Да, Даше.

- Спасибо, - сказала девушка.

А Сергеев сказал:

- А это... она хотя бы проснулась?

- Проснулась, - сказала девушка с лимоном. - Все в норме.

- Передайте ей от меня привет, - сказал Сергеев, - и это... пусть выздоравливает.

- Передам, - сказала белая девушка. - Передам.

А вечером Сергеев опять приехал в больницу, просто так, на всякий случай, и ему сказали, конечно, что к Даше все еще, как и прежде, нельзя и что она по-прежнему в реанимации. А переведут ее оттуда, сказали, может завтра, а может, и позже. И завтра ее и в самом деле никуда не перевели и послезавтра не перевели, так как ей сделали повторную, еще одну, операцию из-за возникшего разлитого перитонита в брюшной полости, и, когда они произвели ей новый продольный разрез посреди живота, то увидели, что у нее прободная язва, и, значит, отрезали ей две третьих желудка, а оставили одну треть.