Армия древних роботов - Александр Шакилов

– Хватит, дружище. Идем уже.

– Идем, да… Знаешь, леший, тут впервые затягиваются бодрящей смесью раньше, чем начинают ходить. Здесь с восходом солнца вливают в себя первую кружку ячменной браги, закусывая пойло дешевым переперченным мясом, которым брезгуют даже уличные шавки. – Даль быстро двинул по узкой тесной улочке, леший поспешил за ним. Вдоль стен домов тут были расставлены длинные столы, за столами сидели любители шашек. А чего не сыграть после трудового дня? Да под холодное пиво вприкуску с подсоленными земляными орехами? А вот не сыграть. Потому что пыльца зеленью въелась в кожу под носами любителей, сделав их лица отрешенными, движения – судорожными, да и двигались они, лишь когда союзники оказывались рядом.

– Еще недавно Мос славился ворами-карманниками и подростковыми бандами. По этому району мы не смогли бы пройти, не заплатив местной пацанве оброк. – Даль крутил головой по сторонам, ожидая, что их, наконец, атакуют или что на худой конец к ним хоть кто-то пристанет. Так и не дождавшись, он заметно расстроился. – А теперь вот преступности в городе нет. Совсем.

– Лучше б была, да, дружище? И лучше б курили и пили с самого утра?

Даль остановился, взял Зила за плечи и посмотрел ему в глаза.

– Лучше. Все что угодно лучше, чем так. – Под маской было видно, как шрам альбиноса, разорвавший кожу от левого виска до подбородка, побагровел по краям.

Лешему стало не по себе.

– Дружище, откуда ты все знаешь? – спросил он, чтобы скрыть смущение. – Ну, про этот район? Про карманников и банды?

Улица петляла из стороны в сторону, изгибалась и ветвилась подворотнями и тупиками, заваленными мусором. Неподвижный воздух там будто бы уплотнился, и тонжерр в тех закоулках осел зелеными сугробами и забил собой все щели. Развеянный над Мосом, он воздействовал не только на людей. Вместе с измазанными пыльцой насекомыми его склевывали птицы и слизывали с булыжных камней козы и свиньи, расхаживающие по улицам у хозяйских домов. Одурманенные люди сохраняли хотя бы видимость деятельности, а вот животные просто дохли через некоторое время. Тут и там то и дело попадались трупы скота и пернатых.

Мазнув взглядом по оплетенным диким виноградом развалинам довоенного еще дома, Зил отчего-то вспомнил, что в Щукарях тонжерр не только не убил его, но унял боль и чуть ли не мгновенно залечил раны. Что ж, судя по тому, что он увидел в Мосе, ему еще предстоит заплатить сполна за то волшебство.

– Я прожил тут много лет. Долгих-долгих лет, – сказал вдруг Даль. – В тот год случился неурожай, и родители продали меня в рабство. Как и все, мой хозяин знал: дожив до подросткового возраста, каждый альбинос становится говорцом. Он рассчитывал продать меня, когда я обрету дар. Тогда он заработал бы в разы больше, чем заплатил моим матери и отцу. Но он просчитался. Я взрослел, а дара у меня все не было и не было. Кормить меня бесплатно хозяин не собирался, и потому он сдал меня в аренду торговцам бодрящей смесью, продажа и употребление которой карается в первый раз отсечением рук, а во второй – головы. Как видишь, я жив и руки у меня на месте. Так что я повидал Мос не только из окна княжеского замка. Скрываясь от ратников, я узнал тут все входы и выходы, все лазейки и подвалы. Со мной в Мосе не пропадешь!

Солнце перевалило за полдень, когда над крышами домов показалась высокая башня княжеского замка. Говорят, она устояла во время бомбардировок Третьей мировой – такая крепкая, что ударная волна ее не взяла. Зил в это не верил. Наверняка башню заново отстроили уже после войны. Хотя зачем кому-то после самой страшной бойни на планете тратить время и силы на бесполезное, в общем, здание с замысловатыми кругляшами в верхней трети?.. Впрочем, в столице Зилу чуть ли не все казалось неправильным, надуманным, непригодным для жизни и до омерзения расточительным. И люди в Мосе жили нервные, торопливые, отвечающие коротко, не задумываясь, если они вообще удосуживались тебя заметить.

– О роще у замка легенду знаешь? – спросил Даль.

– Обижаешь, дружище!

У княжеского замка росли кедровицы редкого вида – с мелкими мягкими иголками. Такой иголкой и грудничок себе палец не расцарапает. Согласно легенде – Зилу ее батя рассказывал, – каждый князь, взойдя на престол Моса, клянется извести насаждения у замка, пригоняет лесорубов, снуют подводы, шум, гам, щепки, шишки… К закату – ни единой кедровицы у замка. Даже пней не остается. Князь, конечно, доволен, князь идет в опочивальню. А наутро видит – деревья на месте, иголки зеленые, совсем не острые…

Даль начал проявлять признаки беспокойства: вертел головой и без надобности тер рукавом прозрачную пластину из крыла птера, предохраняющую глаза от попадания тонжерра. Зил прислушался к своим ощущениям и понял, что давно уже, чуть ли не от самых ворот слышит какой-то странный гул, который становится все громче и громче. Ерунда, от усталости в ушах кровь стучит или еще что…

– А про то, что кровь казненных на площади под кедровицы сливают, слыхал? И что трупы там закапывают, и потому у кедровиц иголки мягкие?

– Не-а, не слыхал, – повернув вслед за альбиносом направо, леший едва не врезался в группу замерших прямо посреди улицы жителей Моса. Десятка полтора человек тут было. Они просто стояли, не шевелясь и дружно уставившись в одну точку – в стену трехэтажного дома. И торчали они здесь, похоже, не один день и не два, потому что их изрядно присыпало пылью. Из-за пыли они настолько сливались с улицей, что Зил их не сразу опознал как людей – решил, что перед ним памятники из серого гранита. Только лица у них были зеленые; на эту зелень было неприятно смотреть, но взгляд непроизвольно останавливался на отрешенных, ничего не выражающих глазах.

Чем ближе союзники подбирались к княжескому замку, тем чаще им поперек дороги вставали такие вот группы замерших на месте изваяний из плоти и крови, которые разве что дышали и иногда моргали. Похоже, хозяин им даже испражняться не разрешил.

Этих групп становилось все больше и больше. Чтобы пройти, приходилось маневрировать между людьми, на ощупь напоминавшими закостеневшие трупы, разве что не холодные. Зил протискивался, кого-то отодвигал, кому-то с хрустом поворачивал в сторону отставленную ногу. Выход на замковую площадь перекрывал плотный – в десяток слоев – строй человеческих тел, прижатых локтями друг к дружке, держащих соседа за руку, обнявших за плечо.

– Бурая гниль! – сорвалось с губ лешего.

Он удивился-таки, обнаружив в центре Моса эскадрилью пиросов. Это был один из отрядов, посланных в погоню за отступающими частями истинных людей. Понятно, пиросы быстрее прочих добрались до столицы княжества презренных чистяков, и тут, в небе над городом – вот незадача! – они, как последние сухопутные, угодили в ловушку, пролетев через облако тонжерра. Так что теперь неподвижности ястребков, стоявших крылом к крылу, могли позавидовать камни у них под ногами.

– Родду без разницы, кем управлять. У рабов расы нет.

– Не у рабов, дружище. Раб же сам, без приказа хозяина, может в носу поковырять, а тут… У пальцев расы нет. Или у ногтей. Или…

– Я понял, Зил. Не стоит продолжать.

Уже виднелся над головами впереди памятник Всем Выжившим, установленный у игриво размалеванной – чересчур цветастой! – казармы ратников. Личная гвардия должна всегда быть неподалеку от князя, чтобы при необходимости тотчас спасти его от внутренних заговорщиков и коварных внешних врагов. Всеми Выжившими были почему-то только двое бородатых мужчин. Вот как они дали потомство без жен – красоток или хотя бы косых и кривых простушек?..

Бородач, возвышавшийся над вторым бородачом, зачем-то решил отобрать у товарища его короткий меч, мол, тебе и щита хватит. Причем схватился он вовсе не за рукоять, как поступил бы всякий нормальный воин, а за лезвие. Наверное, пальцы ему не нужны. Дальше зеленела легендарная роща кедровиц, рядом с ней приник бурым гранитом к брусчатке склеп, сооруженный непонятно для чего задолго до Третьей мировой. Говорят, над входом в него раньше была надпись, прочитав которую человек падал замертво, и сгубила она столько же народу, сколько и война. И вот однажды великий князь Моса приказал ослепить десяток рабов, а уж те, не имея возможности надпись прочесть и погибнуть, ее, поганую, уничтожили. Еще ходили слухи, что под склепом располагается лаборатория Мора, где тот изготовил яд для своего почтенного батюшки. По другую сторону рощи величественно возвышалась над городом башня княжеского замка.

Последние меры до площади дались союзникам непросто.

Работая локтями, оттаскивая кого-то, кого-то укладывая на соседей, они потратили столько же времени, сколько заняла приятная прогулка по озелененному тонжерром городу. Смеркалось, тени удлинились, подул ветерок, и в небе над Мосом появились мелкие летучие мыши – с кулачок ребенка, – пожиравшие мотыльков и комаров.