Лишь бы не было войны - Владимир Булат

Мы уже собрались уходить, когда в акустическую ворвался полный офицер и заорал раскатистым голосом:

- Хальт! Посторонние в акустической! К стене! Руки вверх!

Не успел он нас как следует рассмотреть, Харальд ловким движением тигра кинулся к окну, распахнул его и, не раздумывая, прыгнул. Я, скорее инстинктивно, чем осознано, последовал за ним. Мы прыгали с высоты второго этажа, но на наше счастье под окном высился обширный сугроб рыхлого снега. Я больно ушиб лодыжку и, мельком повернувшись в сторону окна, увидел, как офицер, сияя эполетами в лучах появившегося на краткий миг из-за снеговых туч солнца, прыгает за нами. Харальд кивнул мне и бросился к машине. Но прежде надо было обогнуть длинный гараж и перелезть через двухметровую каменную ограду. Офицер у нас за спиной орал как резаный и явно желал поднять тревогу. Из окон соседних корпусов уже выглядывали любопытные служащие. Бегущий впереди меня Харальд выглянул из-за гаража и остановился у ограды прохаживался патруль: ветер был в нашу сторону, и они, видимо, еще не слышали воплей нашего преследователя. Офицер, размахивая пистолетом, приближался.

Тогда Харальд вынул из кобуры свой "люгер" и выстрелил в воздух - сухой треск разнесся по округе, и с дерева, под которым в этот момент пробегал офицер, взлетело на удивление много птиц. Офицер остановился и тоже выстрелил в воздух. Это был какой-то условный знак, после которого преследователь и преследуемые пошли навстречу друг другу. По мере того, как офицер приближался к нам и разглядывал наши лица, лицо его (очень похожее на лисью морду) скривилось в зловещую улыбку-гримасу.

- Кампенгаузен, мальчик мой! - воскликнул он, когда мы подошли поближе. - Какой тролль занес вас на секретный объект?!

- Господин оберштурмбанфюрер! мы с кузеном зашли к старому приятелю, который, не покладая рук, трудится на рубежах безопасности Рейха.

Было видно, что Харальд испугался не менее моего, но в его голове уже проскальзывали нотки легкой иронии.

- А как же вы, черт бы вас взял! прошли через пропускной пункт?! "люгер" офицера был все еще нацелен на нас.

- Я сообщил им наш тевтонский пароль, знанием которого обязан вашим урокам, господин оберштурмбанфюрер.

- А известно ли вам, герр Харальд фон Кампенгаузен, - будучи сыном лавочника, он скривил губы на слове "фон", - что я вправе задержать вас и вашего, - он кивнул на меня, - кузена, препроводить вас под караулом на Принц-Альбрехт-штрассе, где вы и будете в обществе масонов и гомосексуалистов дожидаться решения вашей судьбы военным трибуналом СС?

По лицу Харальда я понял, что такая перспектива весьма вероятна. Но сам Харальд и не думал сдаваться:

- Общество масонов и педерастов в сто раз горше гильотины, господин оберштурмбанфюрер, а посему я сочту моим долгом истинного арийца сообщить следователям гестапо кое-какие подробности, касающиеся морального облика отдельных преподавателей нашей прославленной Академии танковых войск СС, дабы мое заключение было скрашено приятным обществом одного из них.

- Вы на что намекаете, курсант Кампенгаузен? - офицер явно забеспокоился. Штаны галифе вносили в его образ пятидесятилетнего служаки какое-то ребячество.

- Я намекаю на ваше явное неравнодушие к кварталам Кройцберга, а особенно к тамошним заведениям, существование которых объясняется слабым расовым сознанием некоторых членов нашего общества, и посещение которых ни в коем случае не простительно офицеру СС, господин оберштурмбанфюрер. Если я пострадаю, для вас это тоже так просто не сойдет.

- Вы мерзавец, Кампенгаузен, - отозвался после некоторого раздумья офицер. - Я понял это в тот самый момент, когда увидел вашу наглую физиономию за партой в Шенвальде. Вы думаете, что вашей баронской крови все позволено! Что ж, на сей раз ваша взяла... но я отомщу вам, я вам жестоко отомщу! Вы у меня будете живым хронометром на всех моих лекциях до самого Дня Рождения Гитлера! Не забывайте, что я подписываю вашу характеристику! Убирайтесь отсюда!

- Слушаюсь, господин оберштурмбанфюрер!

- Хальт! А что это ваш кузен в парадной форме нашей Академии, но я что-то не припомню его физиономии? Вы с какого курса, милейший?

- Он... - Харальд на минуту замялся, - господин оберштурмбанфюрер, он из России...

- Фольксдойче? - офицер растерялся не менее Харальда.

- Так точно, господин оберштурмбанфюрер!

- Помните, молодой человек, - это офицер сказал уже мне, - что всякий немец, живущий в России, является знаменосцем национал-социалистической революции на Востоке, живым свидетельством всепобеждающей силы Тевтонской Идеи и Германского Гения!.. Не знал я, Кампенгаузен, что у вас родственники за пределами Рейха.

- Господин оберштурмбанфюрер, вы можете прочесть это в моем деле, где я еще полтора года назад указал, что мой дядя женат на русской.

- Убирайтесь к чертям, Кампенгаузен, не злите меня!

- Слушаюсь, господин оберштурмбанфюрер!

Мы уже въехали на машине в черту оживленного движения и городской жизни, оставив позади полусельские предместья Гросс-Берлина, когда Харальд заговорил о происшедшем:

- Старый служака, неудачник, ему всегда достается от начальства. Это, как ты догадался, наш преподаватель Национал-социалистического мировоззрения... буквоед. Соль моих реплик в том, что я цитировал его же лекции, особенно по поводу масонов и гильотины: это его любимая тема. На каждом занятии он рассказывает одну и ту же историю, давно ставшую легендарной, как один асоциальный тип предпочел бегству на загнивающий Запад явку с повинной в гестапо и на эшафоте, самоотверженно укладываясь под нож гильотины, заявил, что лучше секунду жить в арийской стране, чем всю жизнь прозябать на загнивающем Западе. У нас даже шутили, что если на экзамене пересказать ему эту захватывающую историю, то полдела будет сделано.

- А что такое живой хронометр?

- Как у вас в школах наказывают учеников?

- Больше орут, и вообще в основном моральное воздействие: в сельских школах лет пятнадцать назад был обычай выставлять провинившихся на общее осмеяние на линейке младших классов.

- Э, вы еще не знаете настоящих наказаний! Правду, значит, говорил наш преподаватель расовой психологии: славяне рыхлы и женственны, они природные диалектики, склонные скорее к болтовне, чем к активным действиям... Человек, наказанный "живым хронометром", должен, стоя слева от кафедры под кабинетными часами, причем спиной к ним, отсчитывать по секундам все сто двадцать минут лекции и при этом еще улавливать тему лекции. И не дай бог, ты ошибешься на пять секунд!

- М-да, не балуют вас... У нас преподаватели до такого не додумываются. Зато мы должны выслушивать все их частные мнения и хотя бы для вида с ними соглашаться. Один очень любит хвастаться, что в его семье автомобили были с 1909 года, только во время войны автомобиль конфисковали и выдали расписку, по которой...