Транзит - Эдмунд Купер

Что касается женщин... да, разобраться с ними куда сложнее, чем с Томом. "А может, - думал Авери, - дело в том, что мне вообще все женщины кажутся сложными и непонятными... все, кроме одной". Эти мысли Авери тут же постарался запихать в самый дальний угол. Сейчас не время думать о Кристине, хотя недавние видения сделали память о ней странным образом реальней.

Авери перенес свое внимание на Барбару. Внешне она выглядела сильной и уверенной в себе. Внешне (и пока что опыт подтверждал это предположение) это была не та женщина, что хлопается в обморок, когда дела начинают идти худо. "И однако, - думал Авери, - эта уверенность может быть всего лишь маской. Маской, которую она привыкла предъявлять жестокому и уверенному в себе миру. Внутри же (он подозревал, что так оно и есть) может крыться совсем другая Барбара: девочка, ищущая потерянную куклу, ребенок в поисках дома...

Мэри... Мэри, возможно, являла собой прямую противоположность Барбаре. Внешне хрупкая, и однако, с большими внутренними резервами. Она, опять-таки возможно, сможет вынести очень и очень многое. Физически она казалась Авери менее привлекательной, чем Барбара, но ее личность, судя по всему, была более сложной, более интересной. Вероятно, настанет время, особенно если они здесь задержатся (Черт подери! рано или поздно это время настанет, в этом нет сомнения!), когда важнейшим фактором их выживания как группы станет то, сумеют они успешно решить свои сексуальные проблемы или нет. Авери не хотел никаких сексуальных проблем. Он был совершенно уверен, что ему вообще не нужны никакие интимные связи. Он их просто-напросто боялся. Он боялся их уже долго, очень долго...

Вдруг Авери понял, что Том о чем-то его спрашивает.

- О чем мечтаем, приятель? За последние двадцать минут ты не сказал ни слова. Я надеюсь, ты не впадаешь в зимнюю спячку?

- Извините, я задумался... Между прочим, Том, мясо было весьма приличным. Я рад, что ты добыл нам к обеду этого "кролика".

- Фюрер дает разрешение поохотиться еще немного?

- Разрешаю, - улыбнулся Авери, - но только без револьвера. Будем хранить его на самый крайний случай.

Мэри вздохнула и потянулась. Прикрывая ладонью глаза, она поглядела в чистое синее небо. Солнце висело уже совсем невысоко над морем...

- Какой здесь роскошный климат, - мечтательно сказала Мэри. - Это единственное, что в нашем положении есть хорошего... Мне как-то не хочется ничего делать. Вот здорово было бы просто поваляться, расслабиться...

- Не вижу, почему бы тебе и в самом деле не поваляться, - заметил Авери. - Но мы с Томом должны еще раз сходить за плавником. А то не хватит и на изгородь, и на костер.

- А мне все равно странно, - сказала Барбара, - что никто из нас не рыдает от тоски, не впадает ни в истерику, ни в беспросветное уныние.

- Все одновременно? - поинтересовался Том.

- Или по очереди, - рассмеялась Барбара, - кому как угодно. Вся беда в том, что я не знаю, как люди должны вести себя в подобной ситуации. Это наверняка не предусмотрено ни в одной книге по правилам этикета. Поэтому я никак не могу решить, как мне поступить: закатить истерику или пойти отдохнуть.

- После того, как мы сделаем все возможное для нашей безопасности и комфорта, у нас будет сколько угодно времени для истерик, - заверил ее Авери. - А сейчас, мне кажется, мы одновременно и психологически травмированы и медикаментозно успокоены.

- Красивые и очень длинные слова, - фыркнула Барбара. - Но совершенно пустые. Понятно лишь то, что ты ничего точно не знаешь. Может, так оно и лучше.

Наступило молчание. Лишь монотонный плеск волн нарушал вечернюю тишину.

- Ладно, - наконец объявил Авери, - пошли за этим проклятым плавником. Постараемся набрать побольше, пока солнце еще не село.

Барбара собрала тарелки.

- Сэр, можно нам искупаться, пока вас нет?

- Нет, - после минутного раздумья ответил он. - Категорически нет. Может, завтра. Черт, у нас и так полным-полно проблем.

9

Темнота наступила с тропической внезапностью. Ужин закончился (на сей раз только фрукты), ограда, ну, какая получилась, была уже построена. Только что мир полнился светом и теплом, и вдруг море, словно чудовище, проглотило солнце. В кронах деревьев завыл холодный ветер, неся с собой ночную тьму.

Изгородь (так, скорее, просто завал из плавника высотой около трех футов) окружала две палатки, четверых людей и костер. Она окружала мир внутри мира.

Авери сидел у костра и глядел на своих товарищей по несчастью. "Интересно, - думал он, - чувствуют они себя такими же одинокими и беззащитными, как я?" Днем столько всего надо было сделать, что просто не оставалось времени для копания в себе. День солнечным плащом прятал страхи и треволнения. Но вот ночь сорвала этот плащ и обнажила одинокую, перепуганную душу.

На небе загорались звезды. Чужие звезды. Звезды другой галактики, или, возможно, другой части Земной галактики. Что за высокомерие: Земной галактики! Это отголосок древних и очень живучих предрассудков, помещавших человека, единственное и возлюбленное дитя антропоморфного Бога, на плоскую Землю в неподвижный центр мироздания.

Но, возможно, у Бога много детей. И возможно, некоторые из них умеют делать гипнотические кристаллы. И всякие другие вещи...

От того, что звезды были чужими звездами, они не стали менее красивыми. Они светили все так же холодно, без сострадания. Но в этом-то и крылась часть их красоты - апофеоз отчуждения. Водородные бомбы, лондонские зимы, человеческие страхи и надежды, даже межзвездные похищения - все это ровным счетом ничего не значило для этих светлых огней вечности.

Авери чувствовал, что еще очень не скоро ему удастся воспринять случившееся как свершившийся факт. Он уже ощущал его реальность - в смысле неоспоримой реальности происходившего с ним в последнее время - но не мог поверить в это сердцем. От Лондона его отделяло, судя по всему, много световых лет. Это ничего не значило. С тем же успехом это могла бы быть какая-то сотня или даже пара тысяч миль. Далеко. Какая разница, расстояние не поддавалось воображению.

Но он никак не мог осознать, что со всех практических точек зрения Лондон - и как символ, и как реальное место - перестал существовать. Умом Авери понимал, что шанс вновь увидеть этот город (да и вообще Землю) очень и очень мал. И однако, в его ушах еще стоял грохот подземки, гул большого города эхом отдавался в каждом ударе его сердца. Он гадал: что-то с ним случится, если, или точнее, когда он оставит надежду - не нечто конкретное, а туманную, частично неосознанную надежду, что когда-нибудь, как-нибудь он найдет свой дом. К своему безграничному удивлению, Авери первый раз в жизни ощутил себя членом большой семьи по имени человечество. Странное это ощущение - понять, что ты - ребенок, волею судеб заброшенный далеко-далеко от родного очага. Но все-таки он не полностью потерял контакт с человечеством: он же не один, с ним еще трое людей. Глядя на них, Авери пытался угадать, какие сомнения и беспокойства терзают сейчас их души.