Тайна Зыбуна - Евгений Осокин

С Володьки сразу слетела игривость, и он понял, что если уж Хасан потерял голову, значит, дело худо.

— Да вы что, ребята? Мне не верите? Может, я заодно с Мажоровым?

Не верить было нельзя; для таких шуток сейчас не время.

— А что делать?

Володька достал складешок и стал разряжать патроны Хасана. На недоуменный вопрос Саньки Володька, наверное, впервые без иронии, объяснил, что у него, Саньки, осталось две гильзы двадцатого калибра. Их он и зарядит. Один — дробью, а другой, на всякий случай пулей.

— Лучше картечью! — предложил обрадовавшийся Санька. Даже веснушки на его носу, казалось, стали светлее.

— А есть?

Хасан молча подал новый патрон.

— И чтоб при Мажорове ни гу-гу о том, что Санькино ружье заряжено, — предупредил Володька. — С картечью будет в правом стволе.

— И о бойках будем молчать, — предложил Хасан.

— Почему? — не понял Санька.

— Скорее выдаст себя.

— Это точно, — согласился Володька. — И следить за ним надо всем. И чуть что — не трусить!

«Ежели ты не струсишь — никто не струсит!» — хотел сказать расхрабрившийся Санька, но вовремя сдержался: все-таки это Володька догадался перезарядить патроны.

— А знаете? — Володька даже улыбнулся своей мысли. — Точно: это нас ищут на вертолете, потому Мажоров и боится заставлять нас работать силой. Потому и хитрит. И ничего он с нами не сделает. Поняли? Давайте потребуем у него консервов на дорогу, заплатим ему за них — и пойдем…

— Чем? У нас с Санькой нет ни копейки.

— Да, верно, — вздохнул Володька. — Денег и у меня нет. А за так он и сухаря не даст…

— Слушай, да перестань ты сочинять про человека! — не вытерпел Хасан. — Зверь он какой, что ли? Собирает — уши вянут!

Но Хасан говорит это уже без прежней запальчивости, а так, на всякий случай. Но примолкнувшего Саньку слова его заставили задуматься. Поначалу ему нравилось приписывать Мажорову черт знает что, а возражения Хасана только подливали масла в огонь. Это было вроде игры, хотя временами он искренне верил в свои и Володькины подозрения. Но едва Санька осознал, чем все может кончиться, играть этим не захотелось. Не до таких шуток, когда нет еды и два патрона на оба ружья. Вот почему после доводов Хасана он невольно стал искать в поведении Степана не то, что вызывает подозрение, а доказательств правдивости его рассказа. И странно: доказательства сразу нашлись. В хорошее-то верить куда приятнее…

Он поделился своими мыслями с Хасаном.

— Я так и думал. Наши попросили его, а он и попер. Ему что тайга, что Зыбун, — хмурясь для солидности, говорит Хасан. — Чудной!

Поиски ребят на вертолете спутали Мажорову первоначальный план. Поразмыслив, он решил, что убивать ребят из ружья не следует. Где ни спрячешь трупы, их нетрудно найти. На след могут пустить собаку-ищейку. Все-таки трое ребят — не трое телят. Огнестрельные раны не скроешь, подозрение падет на него, это ясно. Значит, надо покончить с ними как-то иначе. Как? Решение пришло до изумления простое, едва он увидел ярко-красную с белыми точками шляпку мухомора. Но мухоморы не годились. Их знают все, а главное, они недостаточно ядовиты. Мажоров вспомнил, что где-то недалеко он видел много бледных поганок. Их яд убивает наверняка. Несколько ложек грибницы с отваром из бледных поганок хватит, чтобы убрать сопливых кладоискателей с дороги и остаться вне подозрений, даже если станет известно, что он был на гряде. Скажет, что не нашел их. Он даже бойки из Хасанова ружья вставит на место. И ребят так и оставит близ котелка с этим варевом. Все решат, что это дело рук неопытного в грибах Володьки. Да и мало ли: в сумерках, мол, с голодухи не разобрались — и вся недолга…

Найдя еще несколько молодых толкачиков и дождевиков, Мажоров сварил грибницу, пригласил:

— Присаживайтесь. Устали, небось? — И предупредил: — Грибов мало, супец жидок. Но есть надо, иначе не дотянем. Ешьте, я не работал, так что схожу еще за дровами, вскипячу чай. Мне оставите.

— И это все? — кивнул Санька в котелок.

— Разделим банку консервов. Но кто плохо будет есть суп, второго не получит.

И ушел.

На этот раз не только Володьку — даже Саньку удивило то, что он, отправляясь за дровами, прихватил не только ружье, но и рюкзак.

Хасан попробовал рассеять их сомнения:

— Ружье — понятно: вдруг косач, заяц… Р-раз! — и в рюкзак, — попытался он даже пошутить, помешивая дымящуюся грибницу ложкой, чтобы скорее поостыла.

— Или не доверяет нам консервы. Мол, навалимся, съедим без него, — предположил Санька и первым полез в котелок.

ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ

Добравшись до Щучьего озера, Нюролька дважды обошел его — по берегу и поодаль, но никаких следов ребят не нашел. Места тут нехоженые, дикие берега озера захламлены стволами давно упавших деревьев, и Нюролька устал. Присев на зеленую замшелую колодину, стал думать, что делать дальше. Неожиданно рядом, в двух-трех шагах, он увидел прибитую какой-то гильзой старую бересту. В свертке оказался кожаный кисет с письмом Максима Око… жене.

— Максим Око? Отец, однако ж, Володьки — поразился Нюролька. — Ишь, варнаки, придумали! Игрушки им! — вдруг озлился он на ребят и решил, что разминулся с ними на пути к озеру. Он даже не стал дочитывать письма: не силен был в грамоте Нюролька и письменные буквы разбирал с трудом. Кисет с письмом, однако, сунул в карман и про себя решил, что непременно выпорет Хасана.

Но и в Юртах ребят не оказалось. Ничего не дали и поиски на вертолете. Летчик, отец Володьки и Жуванжа совещались у юрты бабушки Эд.

— О чем они расспрашивали вас, бабушка? — допытывался Максим Максимович.

— Я коворила им: не шмейте! Проклятое мешто! Ушли… Вот! Всех забрал Нуми-Торум. Не хотите туда. Нихто не вернется!

Бабушка Эд закрывает глаза и, посасывая трубочку, тихо раскачивается из стороны в сторону. Максим встает; к ощущению постоянной болью отдающейся в сердце тревоги за сына примешивается еще нетвердое чувство надежды: «Смелые ребята! Ничего не испугались. Такие не должны пропасть. Вот только кто этот Мажоров? Что надо на Зыбуне ему?»

— Значит, смотрел гряду? — прервал его, размышления Нюролька.

— Над самой пролетали. И по краю…

Письмо оказалось подлинным. Только писал его… дед Володьки, погибший в 1918 году.

Максим Максимович рассказал об отце, участнике баррикадных боев на Красной Пресне, отправленном вскоре на каторгу в Сибирь.

— А вот где, когда и как погиб он — никто не знал. Было известно лишь, что он бежал с каторги, воевал с Колчаком. «А почему у нас такая смешная фамилия — Око?» — не раз спрашивал его Володька. Однако он так и не объяснил ему, что Око — это подпольная партийная кличка его деда. Максим знал о терзаниях Володьки из-за этой действительно необычной для русского фамилии. А не открывал ему тайны происхождения ее из-за боязни, что он будет бравировать этим, рассказывать историю ее кстати и некстати. Говорили, что отец Максима любил пословицу: «Зуб за зуб, око за око». И вот однажды ему выписали новый, конечно, как тогда говорили, липовый паспорт на имя Максима Око. С ним он встретил революцию, женился…

Текст берестяного письма оказался самым обыкновенным:

«Товарищи! Полковника и Епишку нашли на гряде мертвыми. Озерова свалил тиф. Через болото нес на себе. Заболел сам. Пока есть силы, буду делать затесы, тропу потерял. Если что — прощайте…»

Санька с жадностью набросился на грибницу, хлебнул и — сплюнул.

— Эх, тяпа он, растяпа! А посолить-то забыл! Где соль?

Хасан достал соль и, размешивая, обратил внимание на необычный для грибницы из толкачиков цвет отвара.

— Слушайте, ребята, — склонился Хасан над котелком. — Сварены одни толкачики и дождевики, а навар не такой, не светлый, да и очень уж густ. И грибов-то кого? Мало. А навар? — заговорил он так, будто с ним спорили.

— А что он мог? — принялся помешивать, грибницу и Володька. — Отравы какой подсыпал?

— Скажешь тоже! — усмехнулся Санька.

— Вот что! — осенило Володьку. — Пошли обратно, домой! Пока он ходит — мы уже будем на Зыбуне, за сограми…

Но никто ему не ответил. Да и сам он понял, что идти с одним НЗ и двумя патронами — безрассудно. Но и времени терять нельзя.

— Надо попробовать добыть белок, — предложил Хасан.

— Чем?

— Будем разряжать мои патроны. Пистоны у нас тоже есть. Еще штук десять.

— Да, выстрелить — выстрелишь, а снова зарядить он не даст. Отберет письмо и заставит копать силой.

— Тогда зачем ему нас травить? — облизывался Санька, не отрывая глаз от котелка. — Ведь золото мы еще не нашли!