Закон улитки - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хлопнула дверь, и охранник с Виктором остались одни. Паша тяжело вздохнул.
– Ну вот, влипли, – протянул он. – Мы же не СБУ, чтобы знать, где какие плакаты печатаются!.. А что теперь с этим делать? – и он вопросительно посмотрел на Виктора. – Что делать будем?
– Пойду Жору разбужу, – Виктор поднялся из-за стола, но взгляд Паши, в мгновение ставший жестким и колючим, усадил его на место.
– Потом разбудишь, сначала сам пораскинь мозгами!
– Ну не пририсовывать же ему шрам на каждом плакате! – Виктор пожал плечами.
– Послушай, – Паша смягчил взгляд и интонацию. – Мне платят за мышцы и верность, а тебе – за голову! Поработай ею!
Теперь уже Виктор вздохнул. Задумался. Опустил взгляд на стол, где теперь лежал предвыборный плакат без шрама и фотография со шрамом. Под ними лежал коричневый конверт с другими фотографиями конкурента. Виктор вытащил его, просмотрел снимки. Остановил взгляд на одном, где был изображен правильный, «документальный» анфас. Тут и шрам красиво выделялся на лице, и нос был кривее, чем на других фотографиях. Виктор взял этот анфас в руки, поднес поближе к глазам. Потом снова посмотрел на плакат – там тоже был анфас, и тоже «документальный», но, кроме шрама и носа, заметил Виктор еще одну важную разницу – на плакатном «очищенном» лице сияла американская самоуверенная улыбка, а на «архивном» снимке выражение лица было мрачным и губы были жестко сомкнуты, из-за чего все выражение лица казалось «беглым», словно у зажатого в углу, затравленного зверя. Эта разница показалась сейчас Виктору важнее, чем присутствие или отсутствие шрама.
– Сделай-ка мне кофе! – излишне раскованно попросил он Пашу, и тот понял, что Виктор на полпути к решению проблемы. Охранник живо поднялся, пошел к плите.
Виктор, совсем недавно так же суетившийся у плиты, готовя кофе для себя и шефа, смотрел теперь на мощную спину Паши, смотрел и думал о том, что всегда найдется кто-то, кто послушно пойдет делать кофе. И этот же человек может убедить кого-нибудь другого сделать кофе для себя. Эдакая бесконечная цепочка людей, цивилизованная иерархическая «кофейная» лестница. «Я делаю кофе для себя и для шефа, Паша делает кофе для себя и для меня, какой-нибудь Ваня будет делать кофе для себя и для Паши». Равенство и братство по нисходящей. Наверно, и кофе должен быть другим, или его должно становиться меньше?
Виктор возвратился мыслями на два анфаса. Вспомнилась телереклама стирального порошка «Тайд». Две рубашки – одна полностью отстиранная, а на другой – оставшееся бурое пятно. «Чистота – чисто «Тайд»!» Паша оглянулся, он словно почувствовал энергию мысли Виктора, которая должна была снять напряжение и у шефа, и у них самих.
А Виктор уже увлекся построении в своем воображении рекламного ролика, где вместо двух одинаковых, но по-разному чистых рубашек были изображены два одинаковых, но по-разному «чистых» лица кандидата в депутаты парламента. Ролик уже крутился в его воображении, хотя он прекрасно понимал, что решить эту проблему с помощью телевидения никто не позволит. Не тот уровень его кандидата. Но ведь информация может передаваться тысячами разных способов, вплоть до грубых надписей на заборе!
– Ну что? – с надеждой спросил Паша, наливая кофе из турки.
– Порядок! И без всяких имиджмейкеров!
– Видишь, как хорошо давать людям поспать! – усмехнулся охранник. – Давай рассказывай!
– Надо допечатать его плакаты, – Виктор улыбнулся, посмотрев в голубые глаза охранника.
Паша прищурился.
– Только в расширенном варианте, – добавил Виктор. – Точнее, это будет один большой плакат, который будет доклеиваться к его плакатам…
Паша всем своим видом показывал, что не понимает, но очень хочет понять мысль Виктора. И тогда Виктор взял «документальный» анфас со шрамом, носом и без улыбки, покрутил его в руке, как выигрышный билет лотереи «Забава». Объяснил, что его надо увеличить до размера предвыборного плаката, чтобы смотрелись они так, будто были отпечатаны одновременно. А потом сверху дать рекламу какой-нибудь косметической фирмы…
Паша ухмыльнулся, но ухмылка была «неполной». Видимо, до конца он все-таки идею Виктора не понял. Хотя что-то подсказало Паше, что этот парень действительно не дурак и шеф очень скоро сменит гнев на милость.
Шеф «въезжал» в идею Виктора медленно, но когда «въехал» – в его глазах вспыхнул пионерский задор.
– Косметическая фирма? – размышлял он вслух. – Косметика – это хороший бизнес, а раз это бизнес, значит, кому-то он приносит хорошие бабки и какая-то часть из них пойдет на выборы!.. Паша! – он обернулся к охраннику, стоявшему теперь у кухонной двери и наблюдавшему, как шеф постепенно возвращается в нормальное расположение духа. – Паша, позвони Потапычу, пусть узнает, какая косметика делится с нашим «приятелем» деньгами!
Паша вышел. Шеф перевел взгляд на Виктора.
– Молодец! – сказал он. – Бригада еще спит?
Виктор кивнул.
– Да, кстати, – Сергей Павлович достал из кармана пиджака ключ, протянул его Виктору. – Это от нового замка, от старого же у тебя есть?
Виктор молча уставился на ключ.
– Это от твоей квартиры, – пояснил шеф.
– А кто в ней сейчас? – с опаской спросил Виктор.
– Кто-кто? Твоя Соня со своей няней… Няня на зарплате и ни на что не претендует…
– Няня та, что была? – осторожно поинтересовался Виктор.
– Ну та, что ты нанимал, как ее там, Нина, что ли…
– А этот Коля?
– Коля твой оказался Сеней. Интересный тип, он у меня в гостях. Только не здесь, а на другой квартире. С ним сейчас проводят воспитательные мероприятия. Ты, кстати, когда домой заедешь, просмотри все внимательно, а то он всякое мог оставить… Он курьерничал между Одессой и Киевом. Сначала тяжелые наркотики возил, а потом на пластиковую взрывчатку перешел. На нее сейчас спрос раз в пять поднялся – выборы!
– Когда я могу домой съездить? – спросил Виктор.
Сергей Павлович посмотрел на часы.
– Через два часа тебя Паша туда отвезет и потом привезет обратно…
Заметив вопросительный взгляд Виктора, Сергей Павлович усмехнулся по-отечески:
– Ты не обижайся, он тебя не сторожить, а охранять будет. Уловил разницу? Твои мозги мне сейчас нужны в рабочем состоянии, а не разбросанные по асфальту…
17
За окнами джипа пронеслась улица Красноармейская. На площади Толстого пришлось простоять несколько минут в пробке. Потом снова без остановок. Пятнадцать минут, и вот уже съезжает джип «мерседес» с дороги, поворачивает сначала направо, потом налево.
Справа «проезжает» мимо одноэтажный мусорник, за которым на пустыре одинокой и жалкой копией Эйфелевой башни стоит голубятня, возле которой меньше года назад по снегу они с Соней и Сергеем прогуливали пингвина Мишу. Тут же где-то бегали бездомные и беззлобные собаки.
Странная оторопь взяла Виктора, и показалось ему, что его в особом скафандре, в какой-то бронированной подводной лодке опустили на мгновение в прошлое. И стоит ему испугаться чего-то – дернет он невидимый шланг, идущий вверх, в реальность, и сразу вытянут его, снимут скафандр и дадут отдышаться, чтобы подумал он и решил окончательно, хочет ли он действительно спускаться в прошлое.
Машина остановилась около подъезда Виктора, и он, посмотрев внимательно Паше в лицо, понял, что Паша уже приезжал сюда и адрес знает.
– Я около трансформаторной будки буду ждать, – сказал Паша.
Виктор молча выбрался из джипа.
Перед своими дверьми помедлил. В руке держал два ключа, но взгляд его упирался в кнопку звонка. Если позвонить – все равно дверь откроют. Соня или Нина. Но тогда он сразу ставит себя в положение гостя. Его впустили, ему открыли дверь. А ведь он хозяин. Просто его, Виктора, долго не было.
Набравшись решимости, Виктор открыл ключами замки, но перед тем, как распахнуть дверь, все-таки позвонил. Потом зашел в коридор. Сразу увидел там, на полу, блюдечко с молоком. Это для кошки, которая царапается.
Скрипнула дверь в комнату, и из проема выглянула Соня, одетая в джинсовый сарафанчик с вышитым букетом роз. Прошлась по Виктору взглядом снизу вверх и остановилась на его лице.
– Привет! – проговорил Виктор негромко.
– Привет! – ответила Соня.
– Ты одна?
Она отрицательно мотнула головой.
Виктор вздохнул. Разулся. Зашел в комнату и тут же застыл на месте. Комната его не принимала, она была совершенно чужой – розовые обои, зеленые гобеленовые накидки на креслах и диване, на столе – розовая скатерть с кружевной каймой.
Виктор осмотрелся внимательнее в поисках узнаваемых вещей. Подошел к столу. Сдернул скатерть, и полированное дерево столешницы словно улыбнулось ему.
– Тебе что, ремонт не нравится? – спросила Соня, стоявшая у дверей.