Дневники 1939-1945 годов - Иван Бунин

Прочел в этот вечер русское сообщение: "мы оставили Николаев". [...}

Рузвельт сказал, что, если будет нужно, война будет и в 44 году.

Сейчас (около полудня) газета; итальянок, газеты пишут, что война будет длиться 10 лет! Идиотизм или запугивание? Да, Херсон взят (по нем. сообщению), Гомель тоже (рус. сообщение).

Война в России длится уже 62-ой день (нынче).

Олеандры в нынеш. году цветут у нас (да и всюду) беднее - цвет мельче, реже. И уже

множество цветов почернело, пожухло и свалилось.

Как нарочно, перечитываю 3-й т. "В[ойны] и м[ира]", - Бородино, оставление Москвы.

Ветер с востока, за горами облака, дует, довольно прохл. в приоткр. окна. Но в общем солнечно.

24.8.41. Воскр.

Вчера Cannes, купался. Никого не видал.

Юбочки, легкие, коротенькие, цветистые, по-старинному простые, женств., которые носят нынешнее лето. Стучат дерев. сандалиями.

Немцы пишут, что убили русских уже более 5 миллионов.

С неделю тому назад немцы объясняли невероятно ожесточенное сопротивление русских тем, что эта война не то, что во Франции, в Бельгии и т. д., где имелось дело с людьми, имеющими "lintelligence", - что в России война идет с дикарями, не дорожащими жизнью, бесчувственными к смерти. Румыны вчера объяснили иначе - тем, что "красные" идут на смерть "под револьверами жидов-комиссаров". Нынче румыны говорят, что, несмотря на все их победы, война будет "непредвиденно долгая и жестокая".

Днем нынче было соверш. палящее солнце - настоящий провансальский день.

28. 8. 41. Четверг.

Был Andre Gide. Оч. приятное впечатл. Тонок, умен - и вдруг: Tolstoy asiatique. В восторге от Пастернака (как от человека - "это он мне открыл глаза на настоящ. положение в России"), восхищ. Сологубом.

Вечером известие, что Персия сдалась.

Вчера: ранен Лаваль[46] (на записи волонтеров франц., идущих воевать с немцами на Россию). [...]

Gide видел Горького, но в гробу.

В Париже выдается литр вина на человека на целую неделю.

30.8.41. Суб.

С утра солнце, потом небо замутилось, совсем прохладно. Ночью ломило темя и трепетало сердце - опять пил на ночь (самод. водку)!

Взят Ревель. [...]

Кончил вчера вторую книгу "Тихого Дона". Все-таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму.

5.IX. Пятн.

Купался за эти дни 3 раза. В среду был в Ницце, завтракал с Пушкиной. Выпил опять лишнее. Спьяну пригласил ее к нам в среду.

У Полонских получил письмо от Алданова.

Дни в общем хорошие, уже немного осенние, но жаркие.

Контрнаступление русских. У немцев дела неважные.

Кровь, но не сильная.

Вчера ездил с М. и Г. (в Cannes), после купанья угощал их в "Пикадилли".

Китайские рассказы Pearl Buck.[47] Прочел первый. Очень приятно, благородно. Ничего не делаю. Беспокойство, грусть.

В газетах холопство, брехня, жульничество. Япония в полном мизере всяческом. Довоевались, ё. в. м.!

Нынче 76-ой день войны в России.

7. IX. 41.Воскр.

Серо и прохладно. Безвыходная скука, одиночество. Нечего читать - стал опять перечитывать Тургенева: "Часы", "Сон", "Стук, стук", "Странная история". Все искусственно, "Часы" совершенно ненужная болтовня. [...]

Бесстыжая брехня газет и радио - все то же! Утешают свой народ. "В Пет. мрут с голоду, болезни..." - это из Гельсингфорса. Откуда там что-ниб. знают? [...]

14. IX. 41. Воскр.

В ночь с 10 на 11, в час с половиной проснулся от стука в дверь - оч. испугался, думал, что с В. что-н. Оказалось - было два страшных удара, англ. бросили бомбы между Восса и Mandelieu на что-то, где будто бы что-то делали для немцев. Я не слыхал, а когда кинулся к окну, увидал нежную лунную ночь и висячий невысоко в воздухе над Восса малиновый овал - нечто жуткое, вроде явленной иконы - это освещали, чтобы видеть результаты бомбардировки. Говорят, разрушены и сожжены какие-то ангары. [...]

Опять перечитываю "Вешн[ие] воды". Так многое нехорошо, что даже тяжело.

Нынче прекрасное, солнечное, но прохл. утро.

На фронтах все то же - бесполезное дьявольское кровопролитие. Напирают на Птб. Взяли Чернигов.

16.1Х.41. Вторн.

Ждем к завтраку Левина, Адамовича и Andre Gide.

19. IX.41.

Во вторник все названные были. Я читал "Русю" и "Пашу". [...]

Во время обеда радио: взята Полтава. В 9 часов: - взят Киев.

Приходили ко мне М. и Г. - Галина ревет, пила у меня rose.

Взято то, взято другое... Но - a quoi bon? Что дальше? Россия будет завоевана? Это довольно трудно себе представить!

22. IX. 41. Понедельник.

Русское радио: "мы эвакуировали Киев". Должно быть, правда, что только вчера, а не 19-го, как сообщали немцы.

Г. и М. продолжают еще раз переписывать мои осенние и зимние рассказы, а я вновь и вновь перечитывать их и кое-где править, кое-что вставлять, кое-что - самую малость - зачеркивать.

Потери немцев вероятно чудовищны. Что-то дальше? Уже у Азовского моря - страшный риск...

Послал (завтра утром отнесет на почту Бахрак) Олечке письмо: три маленьких открытки шведских и стихи:

Дорогая Олечка,

Подари мне кроличка

И пришли в наш дом

Заказным письмом.

Я его затем

С косточками съем,

Ушки пополам

Марге с Галей дам,

А для прочих всех

Лапки, хвост и мех.

23. IX. 41. 24. IX. 41.

[...] Майский,[48] русский посланник в Англии, заявил англ. правительству, что немцы потеряли людьми около трех с половиной миллионов, но что и у русских потери очень велики, что разрушены многие индустр. центры, что Россия нуждается в англ. помощи... Это англ. радио. Французское радио сообщило одно: "Майский признал, что положение русских катастрофично, что потеря Киева особенно ужасна..."

Прекрасная погода.

25.IX.41.

Прекрасное утро. Проснулся в 7. Бахр. и 3. поехали за картошками к Муравьевым.

М. и Г. переписывали эти дни "Натали". Я еще чуть-чуть почеркал.

Питаемся с большим трудом и очень скудно: в городе решительно ничего нет. Страшно думать о зиме,