Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как это ни парадоксально, именно разгромленные и уехавшие в эмиграцию враги советской власти играли ту роль, которую, по более чем сомнительному тезису Л.Д. Троцкого, исполняла большевистская молодежь – «барометра партии» (который, правда, «не делает погоды»).
Воспоминания, и прежде всего советских партийных, государственных и военных деятелей, содержат ценнейшую информацию, которую подчас невозможно извлечь из официального делопроизводства, и позволяют восстановить атмосферу описываемых событий. Однако воспоминания как источник крайне субъективный.
Мемуарные источники делятся на две большие группы: воспоминания советских партийных, государственных и военных деятелей и воспоминания партийцев-эмигрантов и невозвращенцев.
Большинство советских воспоминаний о событиях Гражданской войны и нэпа вышло в сталинский период, поэтому приведенные в них сведения нуждаются в особенно тщательной проверке. Не стоит забывать и том, что в советский период мемуары являлись некоей партийной публицистикой, «инструментом идейно-политической работы»[242] (определение виртуозного источниковеда Л.А. Молчанова), проводившейся идеологическими органами большевистской партии. Весьма показательно вводное положение к отзыву старого большевика П.Н. Караваева на рукопись воспоминаний К.Т. Новгородцевой о Я.М. Свердлове (не позднее 23 мая 1948 г.): «При оценке работы […] следует, по моему мнению, исходить из следующих положений: отсутствие глубоко и живо разработанных, написанных на достаточно высоком идейно-политическом уро[в]не, биографий таких выдающихся деятелей большевистской партии, как Я.М. Свердлов, М.В. Фрунзе и других близких соратников В.И. Ленина и И.В. Сталина (что характерно, если Фрунзе с большой натяжкой можно признать сталинским соратником, то уж Свердлова – никак нельзя. – С.В.), является крупным пробелом в нашей историко-партийной литературе. Такие биографии должны быть живой, содержательной иллюстрацией к истории нашей партии, [введе] нием к изучению этой истории. Они должны показывать, как выковывались, вырастали руководящие кадры партии Ленина – Сталина, как они под водительством В.И. Ленина и И.В. Сталина создавали и строили партию нового типа […] Биографии должны учить и воспитывать партийных и беспартийных большевиков (сталинское определение. – С.В.) по-ленински, по-сталински бороться за победу коммунизма»[243].
Опубликованные в СССР воспоминания вдовы Свердлова, технического секретаря ЦК РКП(б) в 1917–1919 гг. К.Т. Новгородцевой, Управляющего делами Совета народных комиссаров В.Д. Бонч-Бруевича[244], коменданта Кремля П.Д. Малькова[245], секретаря и кандидата в члены/члена большевистского ЦК Е.Д. Стасовой[246], опубликованные частично воспоминания Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики И.И. Вацетиса и др. содержат массу ценного материала о реальных взаимоотношениях большевистских вождей. В частности, конфликт В.И. Ленина, Я.М. Свердлова и Л.Д. Троцкого 1918 – начала 1919 г., ставший следствием различных взглядов на методы приближения мировой революции и широко известный узкому кругу советских партийных и государственных деятелей, был неоднократно упомянут мемуаристами в зашифрованном виде и, как представляется, преследовал целью банальное снятие посттравматического синдрома. Выделим особо воспоминания И.И. Вацетиса (опубликованы частично) и К.Т. Новгородцевой (опубликованы неоднократно), поскольку они привлекались для изучения истории руководящего большевистского ядра в годы Гражданской войны крайне редко.
Вышедшие еще в сталинский период и переизданные в годы хрущевской оттепели воспоминания К.Т. Новгородцевой[247] повествуют о жизни и деятельности второго главы Советского государства Я.М. Свердлова, об организационной и кадровой эволюции возглавляемого им Секретариата ЦК РСДРП(б) – РКП(б) в 1917–1919 гг., об основных направлениях многогранной деятельности центрального партийного аппарата в этот период. Новгородцева писала свои воспоминания не только как непосредственный участник событий, но и как историк: она скрупулезно проработала имевшийся массив мемуарных свидетельств о жизни мужа, а также подлинные материалы Секретариата ЦК. В целом ряде случаев интерпретация документов дается заведомо неверно, однако точность цитат подтверждается обращением к подлинникам, хранящимся в фондах Центрального партийного архива (РГАСПИ, в основном ф. 17 и 86). С точки зрения работы с партийными документами у Новгородцевой, в отличие от современных исследователей, было больше навыков, тем более что она сама принимала активное участие в создании части из них.
Как отметил в отзыве на первый вариант рукописи старый большевик, свердловский соратник по Костромской организации РСДРП П.Н. Караваев, «положительными сторонами рукописи следует признать использование источников, мало известных широкому кругу читателей, тщательное их изучение; благодаря этому и близкому непосредственному знакомству автора с жизнью и работой Якова Михайловича в [труде] излагаются детально и глубоко эпизоды, имеющие большое воспитательное значение, приводится много неизвестных ранее ярких фактов о деятельности т. Свердлова в царском подполье, тюрьмах и ссылках. В результате получается выпукло, живо, местами увлекательно обрисованный образ пламенного борца за пролетарскую революцию; хорошо показано, как из молодого пролетарского революционера, руководителя местных партийных организаций, вырастал один из крупнейших руководителей партии, государственный деятель и несравненный организатор»[248].
Однако в рукописи К.Т. Новгородцевой было много недоговорок, на которые указал П.Н. Караваев, отметивший «главнейший» недостаток рукописи – «неровность работы. В первой части (примерно до 1917 г.) образ Я.М. [Свердлова] выписан ярко, живо; основные положения хорошо обоснованы фактами, материалами; изложение связано внутренним содержанием, идет последовательно. Вторая часть значительно слабее в этом отношении. Живой образ, данный в первой части, как бы бледнеет, изложение местами ведется схематично, слишком часто живое содержание биографии заменяется цитатами. Между тем именно этот, последний, период деятельности Я.М. [Свердлова] – период подготовки и проведения Октябрьской революции, установления и строительства советской власти, защиты социалистического государства от интервентов и внутренней контрреволюции – имеет особое значение. В этот период Я.М. [Свердлов] окончательно складывается как крупнейший «государственный деятель ленинско-сталинского типа», как говорит т. Свердлова»[249].
Не стоит сомневаться в том, что у К.Т. Новгородцевой было достаточно послеоктябрьских документов покойного супруга для написания полноценного монографического исследования. Однако она явно не собиралась щедро делиться информацией с читателями, поскольку из источников совершенно очевидно следовало, что крупнейшим государственным деятелем Я.М. Свердлов, несомненно, являлся, однако тип этого деятеля был никак не «ленинско-сталинский». Не случайно, по мнению П.Н. Караваева, «особенно […] схематизм изложения» был характерен для описания «самых последних месяцев работы Я.М. [Свердлова]»[250], следовало «привести содержание» отправленных, по свидетельству К.Т. Новгородцевой, «за десять дней до своей смерти по крупным городам»[251] телеграмм, показать «их значение, подробно осветить, с кем именно встречался Я.М. [Свердлов] в эти последние дни, какие вопросы решались при этих встречах»[252].
Отмеченное автором рецензии умолчание в действительности очень красноречиво, поскольку как Л.Д. Троцкий сознательно позабыл написать в «Моей жизни» об обстоятельствах создания Реввоенсовета Республики, так и К.Т. Новгородцева целенаправленно опустила подробности партийной и государственной деятельности супруга в последние месяцы и особенно дни его недолгой, но необыкновенно яркой и насыщенной жизни.
Воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича хороши главным образом с литературной точки зрения. Символично, что этого старого большевика до сих пор помнят только потому, что он стал основным создателем Государственного литературного музея, одним из отцов-основателей Российского государственного архива литературы и искусства. Отнюдь не зря, если верить ленинскому управделами, сам Г.В. Плеханов говорил В.И. Ленину, что В.Д. Бонч-Бруевич обладал «очень хорошим знанием языка»
