Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - Валерий Вьюгин

Что же касается развертывания соцсоревнований, то оно тоже началось еще в 1928 году, но достигло своего апогея к середине 1929-го. Рубриками об этом великом почине заполнились передовицы газет. «Весь мир следит за высоким опытом социалистического соревнования, охватившим Страну Советов. Социалистическое соревнование, родившееся в творческом порыве широких масс, превращается в систему социалистического труда» — писала «Литературная газета»[270]. На ее страницах, под рубрикой «Советские писатели на фронте социалистического соревнования», из номера в номер «в порядке литературного соревнования» стали публиковаться очерки писателей, «описывающие ход работ по соцсоревнованию того или иного завода, фабрики, совхоза»[271]. По прессе можно отследить, как разрасталась и ширилась истерия и как с этим «небывалым движением»[272] увязывались пятилетка и разворачивающаяся к этому времени кампания по самокритике. Так, в заметке «К пролетарским писателям» РАПП призывала не только участвовать в соцсоревновании на страницах газет и журналов, но и «организовать соревнование и внутри» ассоциации, «связав итоги нашей самокритики с задачами соревнования»[273]. А Мариэтта Шагинян, своевременно указав на «заштампованность» некоторых появившихся в газете очерков (в порядке той самой «самокритики»), указывала на необходимость связать соцсоревнование с пятилеткой, являющейся «детищем огромного интеллектуального напряжения»[274].

Идея «вызовов» на соцсоревнования научных учреждений и вузов получила директивное оформление к середине 1929 года. 26 июня 1929 года было опубликовано Постановление Президиума Цекпроса «О соцсоревнованиях в культучреждениях», где предлагалось для стимулирования этого процесса опять же создать при ЦК особую комиссию. В постановлении объяснялся «высокий» смысл подобной инициативы: она должна была препятствовать «академической замкнутости»[275]. Следом за ним появилось обращение наркома просвещения (тогда еще Луначарского) от 5 июля 1929 года к работникам просвещения, в котором говорилось: «Самое большое значение в деле соцсоревнования будут иметь вызовы отдельными учреждениями других соседних учреждений», а также отмечалось, что соцсоревнования помогут «мощно внедрить» в действие пятилетний план[276]. И тут же наступила «эпидемия» вызовов на соцсоревнования научных и учебных заведений, а также прочих учреждений культуры и искусства, например, театров всех уровней, столичных, провинциальных и самодеятельных. «К сегодняшнему дню почти все зрелищные предприятия включились в соцсоревнования», — оповещала статья «Дела и дни социалистического соревнования» в журнале «Рабочий и театр»[277].

Еще до появления июльского постановления и партийных директив и обращений Институт откликнулся на это разраставшееся движение. На заседании Ученого Совета ГИИИ 24 мая 1929 года А. А. Гвоздев выступил с инициативой вызвать ГАХН на социалистическое соревнование, что с энтузиазмом было подхвачено новым Правлением Института. Условия соцсоревнования разрабатывались почти три недели и были приняты и записаны в протоколе заседания Правления от 12 июня 1929 года. Это были все те же внедряемые Главискусством требования: «…2) положить в основу научной работы Института марксистский метод, <…> 3) построить всю научно-исследовательскую работу на коллективных началах, избрав общую для всех работ Института тему „Советское искусство за 10 лет (1917–1929)“ <…> 4) увязать всю научную работу с вопросами пролетарской общественности», 6) вырастить из аспирантов «подлинно марксистскую искусствоведческую смену», 7) «укрепить трудовую дисциплину», 8) «поднять профессиональную и общественную активность всех работников Института <…>, широко развертывая самокритику», 9) публиковать достижения соцсоревнования в журналах «Жизнь искусства», «РАБИС» и газетах «Известия ВЦИК» и «Комсомольская правда»[278]. 2 октября 1929 года на заседании Правления опять был поднят вопрос о социалистическом соревновании, в связи с чем предложено «принять меры к продвижению в печать марксистских трудов по искусству»[279]. В дальнейшем тема соцсоревнований продолжает муссироваться в Институте[280].

Не покажется странным, что ГАХН, который именно в мае 1929 года был подвергнут первой «реорганизации» (она началась позже, чем в Институте), не откликнулся на этот «вызов»[281]. Но зато неожиданно откликнулся рапповский журнал «На литературном посту», где в августовском номере за 1929 год под инициалами «К.М.» появилась статья под заглавием «ГИИИ приспособляется». В ней «вызов» ГИИИ на соревнование ГАХН (опубликованный в «Комсомольской правде») назван «извращением и опошлением лозунга о соцсоревновании». Цитируя положения «вызова» о разработке «марксистского метода», положенного в основу «изысканий» ГИИИ, критик (как выяснилось впоследствии — А. И. Михайлов) набрасывается на труды директора Института Шмита, подписавшего этот документ. Он называет Шмита «автором эклектических ревизионистских теорий» и усматривает в его методологических работах «антимарксистский» подход, поскольку предложенная им схема развития искусства отвергает «классовое истолкование искусства». Свою статью автор заключает призывом «коренным образом реорганизовать» ГАХН и ГИИИ и отмечает, что «пока идеалисты и оппортунисты мирно, не встречая почти отпора внутри самих этих учреждений, работают во вред марксистскому искусству», здесь не может быть создана «реальная основа для марксизма»[282].

Этой критикой методологии директора Института и призывом «дать отпор антимарксистским элементам» решил ловко воспользоваться Назаренко для окончательного смещения Шмита с директорского поста. В сентябре, когда директор и часть сотрудников были еще в отпуске[283], он созывает общее собрание Института и предлагает «отмежеваться» от антимарксиста Шмита и послать оповещение об этом в журнал «На литературном посту». Видимо, большинство собравшихся согласилось с этим предложением[284]. О решении коллег «отречься» от директора Шмит узнал по возвращении из отпуска, и ему ничего не оставалось, как подать заявление об отставке. 9 октября 1929 года созывается Правление, на котором Шмит оповещает, что «возбуждает ходатайство перед Главискусством об увольнении с должности директора Института». И Правление послушно постановило: «Передать заявление Шмита в Главискусство, поручив ведение переговоров по этому делу зам. директору Назаренко, и до разрешения этого дела Шмиту исполнять обязанности директора»[285].

Интересно, что только в декабрьском номере «На литературном посту» (т. е. через три месяца) появился институтский ответ на статью Михайлова, под заглавием «Письмо группы работников ГИИИ», подписанный семью именами[286]. Он предваряется письмом за подписью Шмита, датированным 21 октября 1929 года. Эти документы сохранились среди бумаг Шмита в папке под заглавием «Письма (2) Ф. И. Шмита в редакцию журнала „На литературном посту“»[287]. Оба они написаны на машинке, лежат в том же порядке и пронумерованы как письмо № 1 (письмо Шмита) и № 2 (письмо сотрудников), последнее без подписей. Текст второго письма, совпадающий с публикацией, имеет мелкие недоработки (например, не вписан номер газеты «Жизнь искусства»). Все это свидетельствует о том, что письмо № 2, опубликованное как «Письмо группы работников ГИИИ», написано было если не самим директором, то с его ведома.

Публикация имеет целью оповестить общественность о «показательном» разрешении конфликта между директором (буржуазным спецом) и принципиальными сотрудниками-марксистами. В первом письме, которое хоть и выдержано в жанре публичного покаяния, однако не лишено доли сарказма, директор сообщает о своем уходе с занимаемой должности:

Статья тов. К.М. «ГИИИ приспособился» была напечатана в августовском (№ 16) журнала «На литературном посту», в самое, значит, отпускное время, а потому произвела свой эффект с запозданием. Но как только сотрудники Института съехались, они прочитали статью в эконом совещании[288], с полной определенностью почувствовали потребность дать мне, как оппортунисту, идеалисту и формалисту, решительный отпор и довели о своем марксистском самоопределении письменно до сведения Редакции «На литературном посту» (только теперь, потому что редактирование документа отняло много времени). Как только я, в свою очередь, вернулся из отпуска (1 октября) и узнал обо всем свершившемся в мое отсутствие, я тотчас попросил Правление ГИИИ ходатайствовать перед Главискусством об увольнении меня от должности Директора ГИИИ. Я, конечно, не думаю, чтобы это событие имело общеисторическое значение, но за последнее время Редакция «На литературном посту» уделяла моей продукции столько внимания[289], что я хочу первым порадовать журнал уведомлением о конкретных результатах ее кампании. Ф. И. Шмит[290].