Огненный ручей - Иосиф Дик

В цехе, высоко под потолком, стекольщики, привязанные стальными тросами к балкам, стеклили крышу.

Горели костры, над которыми в котлах кипела смола. Какие-то люди в прокопчённой одежде обмакивали в кипящую смолу деревянные кубики и укладывали ими пол.

— Эй, девочка, берегись! — раздался окрик.

Майка от неожиданности присела. Над головой проплыла огромная плита. И в этот момент она наступила на чьи-то ноги, торчащие из-под чугунной станины.

— Ты что, не видишь? — закричал на неё перемазанный рабочий, высунув на свет голову. — Пятый раз наступают! Вывеску мне вешать, что ли?

— Извините, дядя, — попятилась Майка. — Не сердитесь!

— Да, есть у меня время на тебя сердиться! — снисходительно проворчал рабочий. — Ты только тут не мешайся. Видишь — горячка. Подай-ка лучше гаечный ключ, вон там лежит.

Майка подала ключ.

Вдоль просторного и светлого здания, длиной чуть ли не в километр, тянулся так называемый горячий рольганг — конвейер с тысячью маленьких роликов. По бокам рольганга лежали какие-то огромные махины, зубчатые колёса, полированные многотонные валы и стальные гайки, в дырку которых могли свободно пролезть два человека.

В конце цеха монтировался слябинг — гигантские ножницы для разрезки металла.

Майка медленно шла вдоль цеха.

Как много ещё оставалось тут сделать! Но уже, несмотря на кажущиеся неразбериху и беспорядок, можно было хорошо себе представить этот цех в день пуска горячего рольганга. Майка уже видела такой цех на одном из заводов Урала. Он вырабатывал в день больше десяти километров стального листа. Кругом чистота — ни соринки, ни пылинки, — и, кажется, совсем нет людей. Весь прокат управляется простым нажимом кнопок. Нажал одну кнопку — и из нагревательного колодца медленно вытягивается клещами раскалённый добела кусок стали — сляб. Тронул другую кнопку — со всех сторон его обжимают тяжёлые валы, и он делается длинным прямоугольником. Потом двухтонный слиток плывёт к слябингу. Гигантские ножницы, как масло, режут металл на равные плитки, и они, уже потемневшие, становятся похожими на шоколадные. Магнитный кран переносит их к новым нагревательным колодцам, а затем на рольганг. И тут начинается самое красивое. Раскалённая плитка летит, летит по рольгангу, приближаясь к валам, и вдруг — удар! Урчат валы, пропуская через себя сталь. И вот она, уже тонкая, малинового цвета, на ходу меняя окраску и увеличивая скорость, летит в пасть к следующим валам. Удар! Сталь совсем превращается в бумажный лист — его хоть рви руками. Но это только кажется… Она крепкая.

А потом стальная полоса, как курьерский поезд, вылетает на просторный приёмный рольганг и, попав в высокие фонтаны воды, затихает, чистая и гладкая.

Звенит звонок: идёт новый лист!

И вдали уже слышатся глухие удары…

Ни Андрюши, ни Афони нигде не было.

Отца на домне девочка нашла не сразу. Она думала его встретить на литейном дворе, а он, оказывается, как обер-мастер руководил кладкой горна — основной части печи, в которой перед выпуском кипит расплавленный чугун.

Поднявшись по железной лесенке до небольшого круглого отверстия — единственного входа в горн, — Майка заглянула в него.

Внизу, в полутёмном горне, словно в огромной бочке, горели электрические лампочки.

— Папа! — крикнула девочка. — Можно к тебе? Принимай гостей!

— Это кто? Майка? — услыхала она голос отца, но его самого не увидела. — Ты подожди, сюда не лазай! Я сам к тебе приду!

«А чего ждать?» — подумала Майка и, взяв в зубы сумку с плюшками, вползла на четвереньках в отверстие.

Десять каменщиков выкладывали огнеупором стальные стены горна. Они бережно со всех сторон осматривали и ощупывали каждый кирпич, чтобы на нём не было никаких выщерблин, а затем, окунув в раствор, притирали его к толстой кладке.

За ними наблюдали три контролёра во главе с обер-мастером. У них в руках чернели стальные ножи — щупы — толщиной в миллиметр.

Контролёры и отец беспрестанно ругались с каменщиками.

— И как кладёшь, бессовестный! — говорил отец и тыкал нож в шов между кирпичами. — Сколько раз говорил, чтоб зазор был в миллиметр, а ты?!

— Миллиметр и есть! — Каменщик своим щупом проверял зазор.

— Да где же есть, когда тут хоть в карете проезжай!

— Ох, и дотошный ты, Иван Васильевич! Так нехорошо, этак нехорошо… Я уж на совесть кладу, а ты измучил прямо!

— Ты мучеником не прикидывайся, а клади, как велят. Чтоб ни одна капля чугуна не просочилась! Ведь полторы тысячи градусов здесь будет! Тебе-то что: выложил — и ушёл, а мне работать на печи. Ну, выдержит твоя кладка пять лет?

— Выдержит! — уверенно отвечал каменщик. Майка дёрнула отца за рукав.

— Пап, а я здесь! — задорно улыбнулась она. — Я тебе плюшек принесла, твоих любимых. Будешь есть?

— Ах ты, хозяйка, плюшек принесла? Зачем же ты лезла сюда? А вдруг бы с лестницы упала?

Отец присел на кирпичи, обнял Майку. Она прижалась к нему и зашептала:

— Пап, а что ты с каменщиками ругаешься? Они плохие, да?

— Нет, они здорово кладут, точно, — тихо сказал отец. — Это я их для видимости ругаю. Надо, чтоб в кладке совсем комар носа не подточил. Тебе же в наследство домну делаю… Эй, Полещук! — добродушно крикнул он каменщику. — Иди сюда, перекусим!

Полещук, долговязый человек средних лет, заросший щетиной, подошёл, вытирая о фартук руки. Как-то смешно вытянув губы, он укусил плюшку и задвигал челюстями.

— Дочка? — кивнул он на Майку.

— Дочка, — ответил отец. — Лучше не надо! Я за её спиной, как в санатории живу…

Майка посидела немного у отца, а затем, чтобы не мешать взрослым, опять на четвереньках выбралась из горна.

Майка подходила к своему дому и вдруг увидела на крыльце Витаху и Миколку. Они о чём-то спорили и подталкивали друг друга к дверям.

Заметив девочку, они расступились и молча пропустили ее в дом.

«К кому они пришли?» — заволновалась Майка.

Она быстро взбежала к себе на второй этаж, открыла комнату и кинулась к подоконнику. Он как раз находился над крыльцом.

— Ну, иди первый, — говорил Миколка.

— Нет, ты иди, — возражал Витаха. — У меня рубашка вот рваная…

— А может, совсем не пойдём? Вдруг на его мамашу нарвёмся?

— Идти надо. Только в какой он комнате живёт? И не у кого спросить!

— А ты чего же не спросил у этой девчонки? Она-то ведь твоя знакомая…

Витаха угрожающе посмотрел на Миколку:

— Не ехидничай…

Они вошли в дом. Через минуту Майка услыхала в коридоре их робкий шёпот и шаги. Она схватила полотенце, перекинула его через плечо и, выйдя в коридор, прошла на кухню умываться. Майка заметила, что Витаха сделал какое-то движение к ней — видимо, хотел что-то сказать, но не сказал.

Девочка быстренько смочила водой руки и лицо и, вытираясь, вышла в коридор. Но и на этот раз ребята ничего не сказали.

«Вот трусы! — подумала Майка, входя в комнату. — И чего стесняются заговорить? Хоть бы поздоровались!»

Она подошла к зеркалу, заплела распустившиеся косички и связала их венком, потом, расправив на груди немного помятое голубенькое платьице, вышла в коридор. Терпение у неё лопнуло.

— Ребята, — сказала она, — чего вы здесь стоите? Вы к кому пришли?

— Нам Андрея надо, — сказал Витаха, глядя куда-то в потолок.

— Андрюшу? Его нет дома. Я сама его целый день ищу. А что?

— У нас дело до него есть, — замялся Витаха. — Разговор маленький. Они тут с Афоней наш авторитет подрывают среди населения.

Майка почти насильно затащила ребят к себе в комнату и усадила их на стулья.

И тут она узнала следующее: Афоня и Андрюша за пилку и колку дров самым постыдным образом взяли десятку с жены одного инвалида и сказали, что они самые хорошие Витахины приятели.

Рассказывая об этом происшествии, Витаха вскочил со стула и взволнованно заходил по комнате, шлёпая босыми ногами. Миколка с сосредоточенным лицом, как взрослый, стучал пальцем по столу.

— Твои товарищи нас опозорили, — сказал Витаха Майке.

— Вы всегда нам мешаете, — поддакивал Миколка. — Тогда доски стащили и не хотели отдавать, а сейчас десятку содрали в целях личного обогащения.

— Кто это «вы»? — нахмурилась Майка.

— Ну «кто, кто»… — сбавил тон Миколка. — Афонька и твой курортник!

— А почему он мой курортник?

— Потому что ты его сестра!

Майка засмеялась:

— Нашёл мне брата! Его фамилия Марецкий, а моя Можжухина.

— Он сын начальника строительства? — удивился Витаха. — Ты серьёзно?

— Честное пионерское, не вру! — Майка хотела дать это слово под салютом, но задержала руку: она была без галстука.

— Вот никогда не думал, что он такой! — сказал Витаха. — Да имей я отца-начальника, я б своими руками не только спортплощадку, а целый стадион построил! Как чего бы не хватало, я бы к отцу…