По ту сторону вселенной - Александр Плонский

Джонамо все чаще задумывалась: почему же такую необъяснимую популярность приобрели, как утверждают, записи ее концертов, притом любительские, далекие от совершенства? Почему их передают из рук в руки, многократно переписывают, бережно хранят, точно реликвии? Причем те самые люди, которые не так давно довольствовались компьютерной псевдомузыкой, а подлинную музыку презрительно отвергали, словно замшелую, никому не нужную древность!

И здесь Джонамо невольно сделала открытие. Ее успех вовсе не объясняется биоволновым резонансом, лживой обратной связью со слушателями. Все это лишь способствовало успеху, но не предопределяло его.

Дело даже не в самой Джонамо, сама по себе она не смогла бы совершить переворота в сознании людей, их мировосприятии. Просто необходимость в музыке не покидала человеческие сердца, она лишь впала в летаргический сон, и вот теперь настала пора пробуждения.

Процесс духовного обнищания людей, которого так опасался Стром, к счастью, не зашел слишком далеко, был обратим. Возможно, не будь Джонамо, человеческий дух все равно сбросил бы компьютерные оковы. Она помогла ему в этом, утолила дремавшую жажду прекрасного. Не так уж мало, чтобы испытывать удовлетворение!

Но какой бы ни была истинная роль Джонамо — движущей силы или катализатора, — она не считала свою миссию исполненной. Напротив, с еще большей страстностью продолжала делать то, что подсказывало ей сердце.

Готовясь к концерту по глобовидению, пианистка не щадила себя — просиживала за роялем с рассвета и до полуночи.

— Доченька, — пыталась предостеречь Энн, — не надрывайся, прошу тебя!

Вспомни, как было в тот раз… Ах, если бы доктор Нилс, светлая ему память…

— Он бы понял меня, мамочка! Поверь: все будет хорошо, вот увидишь. Теперь я знаю меру своим силам, не волнуйся, пожалуйста…

И вот Джонамо держала экзамен перед человечеством. … Эффект присутствия, создаваемый глобовизором, был настолько силен, что управитель Гури, при всей своей психологической подготовленности, ахнул: вероятно, сказалась пережитая только что стрессовая ситуация. От пультов и дисплеев энергетического индустриала он мигом перенесся в гулкую, торжественную атмосферу концертного зала.

На возвышении — рукой подать — стоял сияющий черным лаком старинный инструмент, громоздкий, необычных очертаний. Было в нем что-то реликтовое, не вписывающееся в современность. И все же он внушал чувство невольного почтения…

Вот откуда-то из глубины сцены вышла тоненькая, грациозная, похожая на изящного подростка женщина. Оптика подхватила ее, приблизила так, что видна была пульсирующая синяя жилка на виске, под прядью темных волос.

Невидящим взглядом женщина посмотрела в глаза Гури, постояла минуту, словно прислушиваясь к чему-то, затем села за инструмент. А потом… могучая волна музыки подхватила Гури, повлекла в немыслимые выси, прервала дыхание, умертвила и снова вернула к жизни. С ним происходило чудо. Он не узнавал себя, поражался силе и глубине собственных чувств…

Никогда прежде не достигала пианистка таких высот эмоционального воздействия на слушателей. Она перевоплотилась в музыку, музыка стала формой ее существования, катализатором доброты проникая в тайники человеческих душ.

Экспрессивность и красочность звучания усилились обилием диссонансов — еще недавно Джонамо не признавала их. Но столь же недавно она воспринимала окружающее как бы спроецированным на плоскость сквозь призму безысходности.

Теперь же действительность стала объемной, многоплановой. Серые тона сменились спектром цветовых оттенков. Надежда на возрождение духовного богатства, утраченного человечеством, переросла в уверенность.

И это была не уверенность в себе и тем более не самоуверенность. Джонамо верила в торжество разума, который снова начнет прогрессировать, как только его питательной средой станет активная, действенная доброта.

Живительная противоречивость бытия вплелась в мелодию величественного и бессмертного человеческого духа. Рояль то взрывался громовыми раскатами, исторгал утробный рев органа, то пел нежно и грустно, словно виолончель.

Люди окаменели у глобовизоров, казалось, перестали дышать. Нет, не на старинном инструменте играла Джонамо — на их сердцах. И сами сердца, а вовсе не акустические системы, исторгали ее святую музыку, резонировали аккордами боли, стыда, восторга.

А Джонамо играла беспрерывно, и неисчерпаемы были ее силы. Но вот отзвучал последний аккорд… Из инобытия вернулся к своим дисплеям и терминалам Гури. Провел пальцами по щекам… Стряхнул слезы, как раньше — пот. И миллиарды людей по всему Миру сделали то же самое.

Это был триумф Джонамо. И одновременно триумф человечества.

17. Мыслепортация?

На пороге стоял Борг — сухонький, прозрачный старичок с потухшими глазами под зарослями бровей. Великий Борг, чье имя произносили на Мире с почтением. Впрочем, для большинства мирян он был страницей в истории науки.

Причем страницей, уже перевернутой. Именно Борг полвека назад предсказал, а затем и доказал существование антивакуума. И он же открыл вакуумные волны.

— Мы к вам, можно? — сказал Стром непривычным для него просительным тоном.

— Заходите, раз уж пришли, — прошамкал Борг в ответ.

Стром пропустил вперед Игина. В комнате было темно и затхло.

— Хотим с вами посоветоваться.

— Со мной? Мгм… Вы не ошиблись, молодые люди? Я уже давно никому не нужен.

У Строма кольнуло в груди: год назад он почти слово в слово произнес то же самое.

— Вы нужны нам, учитель, — торопливо проговорил Игин. — И не только нам.

— Нужен? Вы сказали, нужен? Мгм… Странно… Я никогда не занимался наукой потребления. А наука дерзания сейчас не в почете. Вот так, говорю я вам. Но раз пришли, присаживайтесь. Не сюда… Здесь вам будет удобнее.

«Каким же одиноким должен чувствовать себя Борг!» — виновато подумал Стром.

Собственные переживания показались ему мелкими и эгоистичными. Теория дисбаланса — частность. В лице Борга была отослана на покой вся фундаментальная наука, с ее поисковой направленностью, критическим отношением к достигнутому, неприятием рутины. Выходит, и научно-технический прогресс, которым в свое время так кичился Председатель, происходит односторонне, избирательно, предпочитая созиданию усовершенствование.

Как часто бывает с людьми, Стром сказал совсем не то, о чем думал, и что должен был сказать.

— А где ваши роботы-уборщики? — невпопад вырвалось у него.

Еще не успев договорить, он ужаснулся нелепости своего вопроса.

— Обхожусь без них! — проскрипел старик, смерив Строма презрительным взглядом. — Я еще не настолько… Мгм… Так с чем пожаловали?

— Вы знаете о сигнале бедствия, принятом на… на ваших волнах?

— Наслышан.

— И о референдуме?

— Мгм… Измельчали люди, измельчали…

— Недавно был еще один референдум. Решили все-таки послать спасательную экспедицию. Но хватит ли на это энергетических ресурсов?

— Сомневаетесь? — казалось, обрадовался Борг. — И правильно делаете, что сомневаетесь. А то возомнили себя всемогущими. Успокоились. Обросли всякими… мгм… роботами и автоматами. Белоручки! Это я о вас, молодые люди. Пришли на готовенькое и решили: хватит. Навеки хватит. Ан нет, не хватает! Когда я говорил о вакуумных волнах, мыслепортации, об опасности застоя в науке, которая обязана стремиться к постижению абсолютной истины, мне отвечали: постичь ее невозможно, а поэтому и пытаться незачем. И потом, убеждали меня, кому нужны новые открытия, если достаточно старых. Мы, мол, и так добились полнейшего благополучия, а от добра добра не ищут… Эйфория невежества! Компьютерная тупость!

Строму захотелось обнять этого ссохшегося, колючего старика, глаза которого, еще минуту назад тусклые, как бы присыпанные пеплом, затянутые паутиной, вдруг заискрились. В них вспыхнула сумасшедшинка, а в голосе послышались обличительные нотки… Было в старом ученом что-то родственное.

И пусть они с Игиным не заслужили таких упреков, все равно Борг прав, тысячу раз прав!

— Вы знаете, что сказал мне этот ваш… мгм… Председатель? «Времена посева миновали, наступила пора жатвы!» — Ну, теперь он так не говорит, — заверил Стром. — Вместе с нами старается, чтобы человечество покончило со спячкой!

— И знаете, кое-что удалось, — добавил Игин, ерзая на шатком стульчике.

— Удалось… удалось… — передразнил Борг. — Хвастать легче всего… мгм…

— Вы правы, учитель.

— То-то… Так чем могу быть полезен?

— Сигнал послали на вакуумных волнах, преодолевающих кривизну пространства-времени напрямик. Отсюда следует, что цивилизация Гемы…