Десять басен смерти - Арно Делаланд

Карета ехала мимо позолоченной ограды сада Тюильри. Пьетро вновь принялся обдумывать ту информацию, которую ему сообщил о Фаржоне герцог д'Эгийон. Парфюмер родился в Монпелье и отзывался о себе как о человеке науки и прогресса. Он гордился тем, что сделал новые открытия в области химии, и тем, что установил связь между всеми цветочными ароматами и движениями человеческой души. В пометках д'Эгийона было подчеркнуто, что Фаржон был ярым почитателем «Энциклопедии». Он также проштудировал трактат своего предшественника по имени Жан, аптекаря и парфюмера, которому король даровал особые привилегии, создавшему первый справочник по использованию веществ и соединений в парфюмерии; труды Антуана Орно, касающиеся особенностей обоняния, а также энциклопедию немецкого ученого фон Галлера, «Трактат об органах чувств» Кондийака и многие труды Лавуазье.

После смерти отца его отдали на воспитание к мастеру по имени Жан Понсе, уроженцу Сета. Понсе любил говорить, что «ноздри являются воротами души». Бывший ученик ораторианцев,[14] Фаржон почерпнул у них некоторые идеи для развития собственных мистических взглядов, которые заключались в освобождении природы от господства ума. Под руководством Понсе и благодаря предусмотрительности своей матери он продолжил образование и научился создавать собственную пудру, румяна, белила и косметику, а также разные виды мыла, пасты для отбеливания кожи рук и лица, масла и блеск для волос, средство от зубной боли, освежающие дыхание таблетки и т. д.

Пьетро очнулся – кучер объявил, что они прибыли. Он тут же выскочил из кареты. Улица Руль, расположенная в самом Центре района рынков, была довольна широкой, и с обеих сторон ее обрамляли многочисленные магазинчики. В эти предвечерние часы довольно большая толпа спускалась к Новому мосту или же направлялась к собору Сент-Эсташ. Пьетро по правил свою треуголку. Перед тем как войти, он поглядел на вывеску. В доме под номером 11 было четыре этажа. Слуховые окошки, балкончики и островерхая крыша делали его похожим на все остальные дома. Виравольта толкнул дверь. Магазин уже закрывался.

Стоящий в подворотне перед парфюмерным магазином мужчина надвинул на лицо капюшон.

Да, мой друг, добро пожаловать на бал зверей.

Он вынул из ножен сверкающий кинжал.

Необычный парфюмер

Парфюмерный магазин Фаржона, улица Руль, Париж

Пьетро был поражен контрастом между миазмами улиц и мягким парфюмерным ароматом, которым он был сейчас окружен. Эссенции нарцисса или флердоранжа перекликались с дорогими его сердцу итальянскими ароматами: лимона, апельсина, мандарина, кедра, грейпфрута. Сандаловое дерево, восточные специи, корица привносили более назойливые ноты. Этот мир был далек от версальского зловония. Жемчужно-белые стены были покрыты деревянной резьбой. Приставные лесенки позволяли добраться до баночек, расположенных высоко на полках из красного дерева. На них были аккуратно выставлены флакончики с духами, плетеные бутыли, костяные табакерки, коробочки с бергамотом, футляры с благовониями. Смеси, настоянные на травах Монпелье, помещались рядом с розовой водой, эссенциями жасмина, фиалки, ириса, нарцисса или гвоздики. Подняв глаза к потолку, разрисованному толстощекими херувимчиками, Пьетро не смог удержаться от улыбки. Он прошел дальше, снимая шляпу в знак приветствия, адресованного семнадцатилетней девушке, расправлявшей пучок цветов и повернувшей голову к посетителю.

– Не знаешь, какой из букетов предпочесть, – сказал он. Личико девушки зарделось. Пьетро продолжал любезничать:

– Мадемуазель…

– Констанция!

– Ну а я господин из Венеции.

– Из Венеции? – певуче протянула она.

Личико очаровательной Констанции озарилось.

– Я бы хотел переговорить с господином Фаржоном…

Не сводя с него глаз, она направилась вглубь магазин.

Через несколько минут она вернулась в сопровождении парфюмера. Фаржону на вид было за тридцать; у него были густые брови, высокий лоб, глубоко посаженные глаза и в целом вполне заурядная внешность; на левом виске выделялся маленький прыщик, а может, родимое пятнышко. Пьетро поприветствовал парфюмера, который стоял перед ним с вопросительным и несколько встревоженным выражением лица.

– Господин Фаржон… Я пришел к вам по поручению герцога д'Эгийона.

При этом он развернул перед парфюмером уведомление об официальной миссии, на которой красовались королевские символы и печати государственного секретариата.

– Герцога? – пробормотал Фаржон. – Но почему это дело дошло до… такого высокого уровня?

Казалось, он нервничал. Констанция продолжала заниматься букетом, время от времени бросая беглый взгляд на венецианца.

– Ко мне уже приходили из полиции, – добавил он.

– Я знаю. Но это дело несколько… необычное. Я бы хотел с вами вкратце переговорить.

– А кто вы?…

– Мое имя не имеет значения.

Мужчины смерили друг друга взглядом.

– Проходите, – сказал парфюмер, искоса взглянув на Констанцию. – Поднимемся на антресоли, если вы не против.

Фаржон указал ему путь, а Пьетро подмигнул девушке, которая дерзко улыбнулась ему. Фаржон с венецианцем проследовали в заднюю часть магазина, где были свалены многочисленные ящики и книги. Затем они вошли в святая святых – лабораторию.

Это было узкое и плохо освещенное помещение. Повсюду в нем находились пузатые чаны, жбаны и бочки, бадьи и прессы, шумовки и ступки. На столе лежали прозрачные шланги и ингаляционные трубки. Здесь парфюмер занимался дистилляцией. Тут капля по капле сочились редкие вещества. В этом святилище находился лысый мужчина с толстым брюхом, похожий на сумасшедшего монаха из какого-нибудь затерянного в Абруззе монастыря. У него были выпученные глаза. Под его рубашкой ясно просматривались жировые складки. Вооружившись деревянной ложкой, он помешивал какое-то варево в чане – при взгляде на эту жидкость, в которой плавали лепестки и сгустки, становилось как-то не по себе. Мнимый цистерцианец молча взглянул на Пьетро, затем кивнул ему. Венецианец в свою очередь поприветствовал его, а Фаржон произнес вполголоса:

– Это Жаба. Он умственно отсталый. Но к счастью, у него, как и у меня, такой нос, какого нет ни у кого другого, и среди тысячи ароматов он способен отличить один, который приведет к новым открытиям. В остальном он полный идиот…

– А! – сказал Пьетро, не находя нужных слов.

Выйдя из лаборатории через потайную дверь, они поднялись по небольшой лесенке на антресоли, где находилась еще одна дверь. Они прошли в комнату со сломанной мебелью. Возле столика, на котором была ваза с засушенными цветами, стояли два стула. У правой стены располагалась кровать без матраса. Поначалу, сразу после переезда в Париж, Фаржон жил в этой комнате. Он пригласил Пьетро сесть на один из стульев, прокашлялся и сказал, качая головой:

– Какая это все-таки беда – смерть нашего дорогого короля!

– Безусловно, – проговорил Пьетро.

Больше об этом не было сказано ни слова.

Фаржон пристально посмотрел на венецианца и через несколько секунд вновь заговорил:

– Я вам повторю то, что я уже сказал представителям правопорядка. Я узнал сперва о смерти Батиста, потом Розетты, а затем и о характере их отношений. Раньше мне это было неизвестно, хотя я кое-что и подозревал, замечая, как время от времени они обмениваются взглядами. Но вообще я положил себе за правило не вмешиваться в сердечные дела моих продавцов. Мне достаточно и того, что я знаю о придворных!

Он наклонился, сложив руки на коленях.

– Видите ли, моя профессия требует проницательности. Я подобен птице среди гадюк. Госпожа Вижье предупредила меня об этом, увидев во мне наивного провинциала, каким я тогда и был. И я быстро это усвоил! Мое заведение посещают шпионы, послы и всякие пройдохи. За фасадом нашего прекрасного надушенного двора скрываются самые разнообразные интриги: то, что вы говорите одному, может коснуться другого, и так далее. Если я сделаю хоть один неверный шаг по тугому канату, натянутому между моим магазином и Версалем, я быстро потерплю крах. Вы понимаете, до какой степени меня потрясло все, что произошло… Смерть этих молодых людей повергла меня в состояние ужаса и сожаления. Я их обоих любил, поверьте мне.

– Нет ли у вас каких-нибудь соображений по поводу того, в чем они могли быть замешаны?

– Никаких. Я беспрестанно требовал соблюдения конфиденциальности. Да! Я изготовляю надушенные подвязки для графинь, придающих особое значение своим бедрам (надеюсь, вы извините меня за это выражение); я снабжаю богатых аббатов и кокеток фиалковой пудрой, а самые одержимые из моих клиентов используют изготовленные мной товары в зависимости от времени суток! Если все это будет предано огласке, мне несдобровать. Отъезд госпожи Дюбарри для меня большая потеря. Мне нет никакого смысла совать нос в интрижки, которые меня не касаются, или в те которые могут оказать пагубное влияние на мои дела.