Любовь и доктор Форрест - Рэчел Линдсей

- Не надо, ничего больше не говори, - увещевала его Лесли. - Уже очень поздно.

Бобби замолчал, но когда она повернулась, чтобы уйти, он сел в своей кровати.

- Не уходи, тетя. У меня спинка болит.

Лесли тут же оказалась рядом.

- Где, дорогой?

- Везде.

- Все время?

- Когда я дышу. - Он испуганно глядел на нее широко распахнутыми глазами. - Я заболел?

- Ты простудился. Я сейчас спущусь вниз и принесу тебе лекарств.

Она вышла в гостинную, и сняв трубку телефона местной связи, попросила секретаря, где можно взять антибиотики.

- У моего племянника поднялась температура, и мне хотелось бы дать ему лекарство.

- Я немедленно свяжусь с нашей аптекой.

Опустив трубку обратно на рычаг, Лесли вернулась в спальню.

Медленно тянулись минуты, а Бобби дышал все тяжелее. Румянец у него на щеках стал неестественно густым. Иногда ребенок начинал стонать, и тогда Лесли начинала успокаивать его, подумывая о том, а не стоит ли ей самой спуститься вниз, в аптеку при клинике.

Внезапно раздался стук в дверь, и она поспешила открыть. На пороге стоял сам Филип Редвуд.

- Мне сообщили, что ваш племянник заболел, - тихо сказал он, - вот я и подумал, что будет лучше, если я сам зайду к вам.

- Вам вовсе незачем беспокоиться. Я и сама смогу позаботиться о нем.

- Я в этом не сомневаюсь. Но в то же время он находится на территории вверенной мне клиники, а значит я тоже в какой-то мере несу ответственность за него. - С этими словами он прошел мимо Лесли и склонился над кроватью.

Почувствовав прикосновение сильных рук, Бобби пошевелился.

- Уходи, - захныкал он. - Уходи! Я хочу к мамочке. Грузовик! Папочка, вон грузовик! Смотри, папочка! Грузовик.., - его голос сорвался на визг, и он беспомощно откинулся на подушки.

Редвуд вопросительно взглянул на Лесли, и она провела языком по пересохшим губам.

- Это он об аварии - она случилась несколько месяцев назад. Его мать - моя сестра - погибла, и он тоже тогда был в машине вместе с ней.

- Он пострадал?

- Перелом ноги и ребер. С тех пор он и начал подкашливать.

Не говоря больше ни слова, Редвуд отступил в сторону.

- Будет лучше если вы сейчас дадите ему тетрациклин. Я не думаю, что это нечто серьезное. Просто переохлаждение и переутомление. Сколько ему лет?

- Девять.

- Довольно худенький мальчик, вам так не кажется?

- Мне кажется, он все еще очень скучает без матери - хотя никогда не говорит о ней. А тут и не знаешь, что делать - говорить ли мне с ним об этом, нет ли... - слезы задрожали у нее на ресницах, и она тут же сморгнула их. - Если вы объясните мне, как пройти в вашу аптеку, мистер Редвуд, то я схожу туда сама.

- Вам не надо никуда ходить. Я скажу, чтобы сюда все принесли. Не волнуйтесь, доктор, с ребенком все будет в порядке. Хотя утром я все же распоряжусь, чтобы ему сделали рентген. - Он направился к двери. - И вне всяких сомнений, завтра вы не сможете никуда уехать.

Сдержанно пожелав Лесли спокойно ночи, он скрылся за дверью, и вскоре после этого пришла медсестра, принесшая несколько капсул с лекарством.

Лесли сидела у кровати Бобби, пока он наконец не начал успокаиваться, а затем, чувствуя неимоверную усталость, не позволявшую размышлять о чем бы то ни было, она тоже легла в постель и быстро уснула.

* * *

Проснувшись утром, Лесли тут же зажмурилась от ослепительной снежной белизны. Комната была озарена белым сиянием, на которое было больно смотреть. Она быстро выбралась из постели и, подойдя, склонилась над Бобби. Он все еще спал, и тогла, слегка дотронувшись до лба ребенка, Лесли с облегчением отметила про себя, что жар немного спал. Зайте, подойдя к окну, она распахнула его настежь и тут же быстро захлопнула вновь, оттого, что в лицо ей пахнуло колким морозным ветром. Небо над горами было высоким и голубом, как над средиземноморским пляжем, но только температура определенно оказалась не такой, как на южном курорте.

В просвете между деревьями виднелись деревенские домики и большое здание отеля, в то время как надо всем этим пейзажем высились островерхие горные вершины, отбрасывающие глубокие тени на соседние склоны. В небе над хребтами толпились белые облака, сами так походившие по форме на ослепительно сверкающие на солнце снежные пики, что по-началу их можно было запросто принять за настоящие горы. Но тут под порывом налетевшего ветра они медленно поплыли по небу, изменяя форму, и вся иллюзия тут же исчезла.

Отсюда земля, укутанная пушистым снежным одеялом казалась совершенно ровной; и только тонкая темная ниточка подвесной дороги нарушала непорочную чистоту заснеженных склонов. Лесли со вздохом отошла от окна: скоро все это великолепие останется разве что в воспоминаниях.

Она быстро умылась и оделась, как обычно уложив волосы в гладкий пучок на затылке. Длинные волосы потрескивали при каждом прикосновении расчески, а несколько маленьких прядок и вовсе не пожелали повиноваться гребешку, оставаясь непослушно виться тонкими колечками у висков.

В восемь часов пришла горничная, неся расставленный на подносе завтрак, и Лесли с аппетитом принялась за хрустящие трубочки с маслом и вкуснейшим вареньем из черной и красной смородины, выложенное в две вазочки. Когда Бобби, просыпаясь, зашевелился в своей кроватке, она наливала себе уже вторую чашку кофе.

- С добрым утром, дорогой! Ну как, тебе сегодня лучше?

- Намного лучше, тетя, - ответил он срывающимся голосом и сам засмеялся. - Я квакаю как лягушка.

- Скорее, как маленький лягушонок! Что ты будешь есть на завтрак?

- Я хочу воды.

Лесли налила ему стакан воды, который Бобби тут же выпил залпом и снова откинулся на подушку.

- А есть ты что будешь?

- Я ничего не хочу. Я не голоден.

- Но ты все равно должен что-нибудь поесть.

После долгих уговоров и увещеваний Лесли все же удалось уговорить его выпить теплого молока, и едва они успели покончить с застраком, как зазвонил телефон. Это был Филип Редвуд, который позвонил, чтобы предупредить Лесли, что скоро он пришлет за Бобби, чтобы его отвели в рентгенологическое отделение, и чтобы сама Лесли в полдень зашла бы к нему в кабинет.

Ровно в двенадцать часов дня она открыла дверь его кабинета. Он продолжал сидеть, не отрывая взгляда от разложенных у него на столе документов, и даже не взглянул в ее сторону, когда она вошла, и прошло еще некоторое время, прежде, чем он отложил в сторону ручку и поднял голову. Лесли мысленно отметила, что при дневном свете у него в волосах видно больше седины, чем она заметила накануне, и что вокруг серых глаз уже появились морщинки.

- Садитесь, - тихо пригласил он. - Мне бы хотелось поговорить с вами.

Когда Лесли, приняв приглашение, села на стула, он подошел к окну и остался стоять там, повернувшись к ней спиной.

- Я должен извиниться перед вами за свое вчерашнее поведение. - Он говорил тихо, но отчетливо произнося каждое слово. - Меня в некоторой степени может оправдать лишь то, что у меня вчера был очень тяжелый день. Но в любом случае, мне не следовало бы объявлять вам, что мне лично не нравится работать вместе с врачами-женщинами.

- Вот как? - чуть заметно улыбнувшись переспросила она, но больше не произнесла ни слова, в то время как он снова занял свое место за столом.

- Теперь, доктор Форрест, после того, как все акценты расставлены надлежащим образом, самое всермя перейти непосредственно к фактам. В таком состоянии ваш племянник не может никуда ехать.

- Насколько это серьезно? - озабоченно поинтересовалась она.

- Ничего страшного, и я уверен, что доктор Райе сказал вам то же самое. Просто слабая конституция, но со временем это пройдет. Вы уже пытались устроить его в какую-нибудь из здешних клиник?

Она кивнула.

- Там длинная очередь, а отправить его частным порядком, мне, увы, не по средствам.

- А вам не приходилось думать о возможности устроить его в семью кого-нибудь из местных жителей?

- У меня нет знакомых среди швейцарцев, - тихо ответила Лесли, - да и Бобби слишком переживает после смерти матери, что я скорее всего не решилась бы отправить его к незнакомым людям. - Редвуд пристально смотрел на нее, и после некоторой паузы она продолжила: - Я приношу вам свои извинения за причененные неудобства, мистер Редвуд. Мы уедем отсюда так скоро, как только сможем. И если я чем-нибудь могу способствовать...

- Пройдет еще не один и не два дня, пока вашему племяннику можно будет отправлять в путь, - раздраженно сказал Редвуд. - Еще вчера вечером я мог запросто отправить вас отсюда на все четыре стороны. Но теперь, после того, как я сам увидел вашего мальчишку, поверьте, это совсем не просто. Ему в самом деле необходимо остаться здесь еще по крайней мере на несколько месяцев, до тех пор пока он окончательно не окрепнет.

Изумление Лесли, должно быть, оказалось столь очевидным, что заметив его, Редвуд усмехнулся.

- А вы, кажется, удивлены тому, что у страшного людоеда тоже есть сердце. Спешу вас заверить, что я никакой не людоед, но в то же время отнюдь не сентиментален. Я прежде всего врач, и я считаю, что ребенок в самом деле нуждается в лечении. Он может остаться здесь, пока его здоровье не улучшится. Но только после этого вы должны будете уехать. Вы меня поняли?