Присяжный - Эли Бертэ

VIII

Ожидание

В тот же вечер Гортанс и Марион ждали возвращения брата в комнате нижнего этажа. Совсем стемнело. Сернен ушел к себе, и сестры, тщательно затворив ставни и двери, остались в доме одни. На маленьком столике, накрытом белой, как снег, салфеткой, лежала закуска на тот случай, если Бьенасси по возвращении домой захотел бы поесть. Еда состояла из фруктов, домашнего пирожного и варенья. Гортанс поставила на оба конца стола по букету прелестных цветов в стеклянных голубых вазах и тем придала обстановке праздничный вид. Две свечи в посеребренных подсвечниках стояли на столе, но Гортанс и Марион из экономии не позволяли себе пользоваться подобной роскошью.

Сидя в темной комнате, они разговаривали вполголоса. Час, в который обыкновенно возвращался Бьенасси, давно прошел, но девушки не беспокоились: брат мог задержаться по делам или засиделся у мэра в Салиньяке. Девицы Бьенасси только слегка вздрагивали, когда слышался шум шагов на улице, и совершенно спокойно и беззаботно продолжали свой разговор. Темой разговора сестер был случай с Арманом Робертеном.

– Вот и еще один поклонник ускользает от тебя, моя бедная Гортанс, – печально произнесла Марион. – Он наверняка теперь женится на мадемуазель де ла Сутьер. Какое счастье для этой девушки! Надо же было быку погнаться за ней! На последнем балу ты была во сто раз красивее этой гордячки. Мне казалось, что Робертен заинтересовался тобой.

– Он со мной танцевал лишь один раз, а с ней четыре, – ответила Гортанс изменившимся голосом, – но с какой стати ты включаешь Робертена в число моих поклонников, милая Марион? Он слишком богат для меня!

– Ты такая хорошенькая! Все молодые люди в городе того же мнения! Ты кружишь головы, по тебе вздыхают…

– Так почему же никто не хочет просить моей руки?

– Не смеют. Первый клерк нотариуса просто пожирает тебя глазами, когда ты проходишь.

– Ах, это тот, который вечно острит и говорит каламбуры? Он только раз обратился ко мне с речью у мэра Дюмона и в присутствии всего общества пошло сострил насчет моего имени. Эта выходка принесла ему славу самого остроумного человека в городе, и с тех пор он никогда более не заговаривал со мной.

– Он действительно умен, хотя ум у него злой, – ответила Марион. – А Кроза, владелец мельницы в Омбретте, – тот, кажется, не страдает избытком умственных способностей? Разве не прислал он нам прекрасных угрей, пойманных его мельником в запруде?

– Угри к нам попали по ошибке. Несколько дней назад он сделал открытие, что дочь хозяина гостиницы получит в приданое Тюильерское поместье, смежное с его мельницей, и он уже сделал предложение этой девице, которая даже грамоты не знает.

– Постой, дай нам только закончить голубое платье! – вскрикнула Марион с наивным гневом. – А что ты скажешь о бедном Сернене? Я уверена, что он любит тебя.

– Честный человек и с душой, но мелкий чиновник с тысячей пятьюстами жалования, и, к несчастью, по всей вероятности, век свой останется на этой работе. Теодор говорил мне это недавно… Впрочем, Сернен и не думает обо мне!

– Говорю тебе, что думает, и как мог бы он не думать, когда видит тебя ежедневно и ежечасно.

Гортанс махнула рукой:

– Ах, Марион, как можешь ты питать до такой степени обманчивые мечты насчет меня и совсем не думать о себе? Дело в том, что, если нам здесь оказывают внимание, мы обязаны этим брату. Он любим всеми, его должность дает ему почетное место в здешнем обществе. Уважение, оказанное нам, на самом деле относится к нему одному. Если бы Теодора у нас не было, какую роль играли бы мы, скажи на милость? Бедные девушки без знатного имени! Да к нам все повернулись бы спиной. Кстати, о Теодоре, – прибавила она с беспокойством, – знаешь ли, Марион, ведь он никогда не возвращался так поздно. Скоро половина десятого!

– Он большой ветреник! К тому же он вечно ездит по дороге вдоль реки… но, послушай, что это?

Сестры прислушались. В конце улицы, примыкавшей к полям, раздался топот лошади, но шаг ее вместо обыкновенно твердого и быстрого казался тяжелым и медленным.

– Надо ли зажигать свечи? – спросила Гортанс, вставая.

– Нет еще, – возразила Марион, – я не узнаю нашей Кокотт.

Гортанс опять села, но обе сестры внимательно прислушивались к шуму на улице. Топот копыт медленно приближался и наконец затих перед домом.

– Боже мой, что это значит? – сказала Марион, взглянув на Гортанс.

– Ничего не значит, – ответила младшая сестра, стараясь казаться спокойной, – какая-нибудь лошадь прошла мимо дома.

– Да нет же, она не прошла… она стоит у дома… слышишь?

Действительно, в эту минуту послышался стук копыта о мостовую, и вслед за тем раздалось глухое и жалобное ржание. Сестры уже не могли более владеть собой. Не говоря друг другу ни слова, одна схватила свечу со стола, а другая побежала отпирать дверь на улицу. Они увидели лошадь без седока, которая стояла неподвижно и печально смотрела на них, точно подготавливая к грустной вести.

– Я говорила, что это Кокотт! – вскрикнула Марион, бледнея. – Но, боже милосердный, где же Теодор?

– Нам пока нет повода тревожиться, Марион. Пустой случай мог быть причиной происшедшего. Кокотт – лошадь с норовом, она, вероятно, вырвалась у Теодора, и теперь брат вынужден возвращаться пешком.

– С братом случилось несчастье! – зарыдала Марион. – Он упал с лошади, его ограбили… или убили…

– Подумай, сестра, Теодор – молодой человек, сильный и храбрый, он сумеет защитить себя. К тому же посмотри, все его вещи целы: вот плащ, вот книга.

– Но сумки пусты! – вскрикнула Марион. – А Теодор должен был сегодня собрать много денег в Салиньяке. Пресвятая Дева, сжалься над ним и над нами!

Гортанс хотела ответить, что брат мог получить деньги золотом или банкнотами, но она сама в это не верила и, закрыв руками лицо, громко зарыдала. Свечка, поставленная на ступени лестницы, разливала вокруг дрожащий свет. Пока несчастные девушки изливали горючими слезами душевную тоску, старая Кокотт продолжала стоять, неподвижно устремив на них свой умный взор, будто разделяя их горе. Гортанс первой пришла в себя.

– Марион, – сказала она, вытирая слезы, – несчастье, может быть, вовсе не так велико, как мы воображаем. Вместо того чтобы отчаиваться, надо действовать. Я думаю, нужно немедленно отправиться на поиски Теодора. Он наверняка нуждается в помощи. Но кто нам поможет?

– Ты права, Гортанс, – сказала Марион с усилием. – Сообщим об этом Сернену?

– Сернен действительно нам предан, у него много здравого смысла и опыта, но где мы найдем его в это время?

– Он всегда проводит вечера в кофейне на большой площади.

– Побегу туда. – И Гортанс быстро пошла по темной улице.

Окна в окружающих домах были темны или закрыты ставнями. Из одной двери бледный луч света длинной полосой ложился на дорогу. Глухой говор говорил о том, что, несмотря на поздний час, там еще находились многочисленные посетители. Это была главная, или, вернее, единственная, кофейня города.

Гортанс поспешно отворила дверь и дрожа вошла внутрь. Она очутилась в обширной зале, довольно темной, несмотря на четыре или пять ламп. Запах рома и полынной водки примешивался к табачному дыму. Вокруг мраморных столов несколько компаний играли в карты. У двери за прилавком, заставленным салатниками и графинами, заседала старуха с вечно улыбающимся лицом, это была хозяйка – мадам Робер.

– Мадемуазель Бьенасси у меня… и так поздно! – сказала она, вставая. – Входите, мадемуазель, входите же!

Гортанс не трогалась с места.

– Месье Сернен здесь?

– Конечно, здесь. Где же ему еще быть? Месье Сернен, – продолжала старуха, повышая голос, – вас спрашивают.

Сернен, который в эту минуту о чем-то разговаривал с секретарем мэра, обернулся.

– Вы тут! Боже мой! Что случилось? – спросил он с крайним беспокойством.

Гортанс, задыхаясь, рассказала ему о том, что произошло.

– Я к вашим услугам, мадемуазель.

Но тут Гортанс потеряла сознание. Пока она благодаря заботам мадам Робер приходила в себя, посетители кофейни собрались в кучку и обсуждали случившееся. К счастью, среди них находился старший жандарм.

– Не стоит беспокоиться заранее, – говорил он с уверенным видом, – найдется Бьенасси, положитесь на мое слово! Он продувной малый! Найдется без всяких поисков и лишних волнений, даю голову на отсечение.

– Возможно, что и так, – ответил секретарь, – но, может быть, вам следовало бы взять несколько солдат и осмотреть дорогу в Салиньяк, пока я пойду доложить о случившемся господину мэру и мировому судье?

– Мои люди спят, – ответил жандарм, которому не хотелось в столь поздний час выезжать на поиски, – и только по приказанию властей… Да я же говорю вам, Бьенасси не пропал. Вот увидите, он засиделся у какой-нибудь красотки! – Толстяк залился громким смехом, от которого запрыгало его кругленькое брюшко.