Аферист и карьерист - Яна Вовк

– Потому что ты взрослеешь. Ведь ты взрослеешь?

Соня кивнула, хотя не была уверена в том, что она взрослеет для того, чтобы перестать слушать сказки.

– Вот и умница. Я рада, что моя дочь быстро учится понимать меня.

«Моя дочь» прозвучало из маминых уст так нежно и гордо, но Соня всё же не отказалась побыть ещё маленькой.

– Ты меня любишь?

– Люблю.

– Очень?

– Очень.

– А папу?

– И папу.

– А папа опять ушёл?

– Когда ты проснёшься, он будет уже дома.

– А куда он уходит?

Мать не ответила и начала рассказывать сказку. Соня закрыла глаза, слушая мамин голос, мягкий, как ленточка в её волосах. Под подушкой лежали изрисованные листы. Завтра папа поведёт её в парк, и там, на углу, снова будет стоять художник в смешной шляпе, ему Соня и подарит свои рисунки, потому что такого грустного художника, наверное, никто не любит… Сон пришёл, не стучась в двери. Ольга склонилась над кроваткой и какое-то время любовалась заснувшей дочерью, потом поцеловала любимые кудряшки, и вышла.

Хотела уйти к себе, но не успела: Настя перехватила её у самой двери.

– Барыня, крупа пшеничная заканчивается, сахара на дне осталось, и…

– Надо бережливей быть, – перебила её Ольга, уставшая от одних и тех же проблем, имевших свойство никуда не деваться.

– Так ведь есть никто меньше не стал, только я, – девушка часто заморгала. – И капусты бы докупить – барин постных щей велел завтра наварить.

Ольга понимала, что средств на еду выделила мало, даже учитывая пост, но по-другому они не выкрутятся.

– Роман Степанович денег больше не даст до конца месяца, разве что на Соню добавит. Ты же знаешь, как он экономит, чтобы купить дом.

Ольга не любила эту квартиру, снимаемую Топориным над магазином, куда целыми днями заглядывали столичные дамы не столько в поисках подходящих аксессуаров, сколько из привычки производить новости первыми. Шум набережной навязчиво залетал в её спальню, пока она не перебралась в комнату рядом с детской, выходившую окнами на другую сторону. Но и здесь не было уединения. Прямо над головой часто звучал рояль, и даже если бы его звуки сливались в прекрасную мелодию, Ольга и тогда не была бы рада такому соседству. Пара, занимавшая третий этаж, мало думала про чужой покой, устраивая то шумные приёмы, то скандалы между собой. Можно было снять квартиру в более тихом месте, за меньшую плату, но Роман Степанович категорически хотел жить в престижном квартале. «Надо соответствовать, Оленька, надо», – говорил он, не уточняя, чему именно. Так что свой дом был мечтой очень даже насущной…

На улице шёл дождь. Взяв с полки потёртый томик Байрона, Ольга некоторое время перелистывала его, выборочно читая те или иные строки. Откуда-то изнутри с нарастающим упорством поднималось волнение, и она отложила книгу. В последнее время её часто охватывало беспокойство, перепады в настроении наступали без видимых причин, подавленность легко сменялась агрессией, агрессия – меланхолией. За месяц трижды была переставлена мебель в её комнате. Несмотря на сопротивление мужа, поменялись шторы на окнах: ей хотелось голубые. Из гардероба изъялись ненужные вещи, с книг стряхнулась вся пыль, были перебраны по строчке стихи Пушкина, баллады Жуковского, комедии Шекспира – всё, что прежде вдохновляло… Ольга стала раскачиваться в кресле-качалке. Скорее бы потеплело, скорее бы небо приобрело цвет её новых занавесок! Зачастившие дожди спутали осень с весною.

Сослав невостребованную душой книгу снова на полку, она тихо вышла из комнаты и прислушалась. Если спали и не все, то, по крайней мере, поблизости никого не было. Дверь в комнату мужа была напротив, он не запирал спальню, в отличие от кабинета. Ольга без труда проникла туда, и когда глаза привыкли к темноте, она быстро нашла то, что не смог муж найти во всём доме: её запретную шкатулку. Прижав руки с лёгкой ношей к груди, она бесшумно и быстро проскользнула назад к себе, и заперлась, оставив ключ в замочной скважине. Эта предосторожность не была излишней. Присев возле свечи, она открыла шкатулку и вынула крепко завязанный мешочек и маленькую трубку для курения. «Вот так», – сказала она себе, набивая трубку измельчённой сухой травой из мешочка, и, потянув раз-другой терпкий дым, зажмурилась и откинулась на спинку кресла, но тут же снова раскрыла глаза. Тошнота прокатила по ней неприятной волной; это с непривычки.

Поднявшись, она распахнула балконные двери. Вечер сменился ночью. Освобождённый от пыли воздух пропитался весенними запахами, тонкая свежесть прошедшего дождя коснулась Ольгиного лица. Она подалась вперёд, внюхиваясь в чистые нотки. В это время на балкон третьего этажа кто-то вышел. Приглушенный шёпот, а затем женский возглас «О, Боже!» вывел её из забытья, она прислушалась. Судя по всему, балконная площадка над нею сразу опустела. Ольга тоже вернулась в комнату и приложилась к трубке, которую не выпускала из рук. Закрывать глаза и отдаваться галлюцинациям она больше не хотела, к ней вернулись мысли о муже… На балконе соседей опять послышались голоса, Ольга повернулась на звуки. Говорили мужчина и женщина. О чём именно они говорили, трудно было понять, но женщина паниковала, а мужчина, очевидно, пытался её успокоить. Что-то подсказывало, что сцена происходила отнюдь не между мужем и женой. Веселье, пусть даже от чужого романа, заставило Ольгу приложить ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться и не вспугнуть и без того всполошённых любовников. Она видела соседку не часто. Это была высокая статная дама с волевым лицом, о котором значительно создавал впечатление квадратный подбородок. Дама здоровалась с ней очень сдержанно, никогда не заводила разговор ни по-соседски, ни по-женски, ни тем более по-дружески, не напрашивалась в гости и не звала к себе. И вот эта дама срывающимся от волнения голосом упрашивает своего друга что-либо предпринять, и это что-либо должно было стать поспешным бегством. Ольга безотчётно улыбалась. Какой мужчина мог увлечься её соседкой, да ещё и попасть в столь курьёзную ситуацию?

Размышляя над этим, она бесцельно переставляла фарфоровые статуэтки на столике, когда вдруг услышала шорохи, быстро опустившиеся на балкон. Ольга насторожилась. Всё стихло, но ощущение чужого присутствия не отступило. Вместо того, чтобы поднять тревогу, она поспешно задула свечу, и медленно, затаив дыхание, приблизилась к балкону, где кто-то прятался. Любопытство и тяга к приключению подавили в ней остатки инстинкта самосохранения. Нетрудно было догадаться, что этот кто-то спустился с верхнего этажа ради спасения и успокоения своей любовницы. Наверху зарождался скандал.

«Так вот почему они всё время ругаются! – осенило Ольгу. – И скольким же мужчинам довелось таким образом воспользоваться моим балконом?»

– Не знаю, мадам, но Бога ради, не поднимайте шум, – послышался быстрый, едва уловимый шёпот.

Она оторопела.

– Вы читаете мои мысли?

– Я отвечаю на ваши слова.

Помедлив, Ольга всё же выглянула. Мужчина, которого она не могла, к сожалению, рассмотреть, приложил палец к её губам. И вовремя, потому что как раз в этот момент на балконную площадку третьего этажа вышел муж провинившейся жены.

– Я просто опоздал!

– Вы слепо подозрительны, – оправдывалась женщина. – Это совсем не то, что вы думаете…

– Где он?!

Беглец прижался к стене, угадывая, что рогоносец готов сломать себе шею, лишь бы заглянуть на нижний балкон. Ольга, тронув незнакомца за руку, отошла назад, тем самым предлагая ему убежище. Он сразу же воспользовался её приглашением и, оказавшись в комнате, плотно закрыл за собой двери и сдвинул шторы. В помещении стало совсем темно.

– Из огня да в полымя. А ваш муж где? – его голос был тихим и резким.

– Моего мужа сейчас нет дома. Вы знакомы?

– Как я могу выйти отсюда?

– Ещё не знаю…

– Зачем же вы впустили меня?

Ольга слышала голос прямо над своим лицом и гадала, кому он мог принадлежать, а точнее, кого заманила в свои объятия её соседка.

– Мадам, – снова обратился к ней гость, – прошу вас, помогите мне выбраться из вашего дома, и, обещаю, я в долгу не останусь. Его французский был безукоризненным.

– Боюсь, вам придётся какое-то время подождать. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь теперь увидел вас. Или вы согласны, спасая одну женщину, скомпрометировать другую?

Он промолчал.

– Присядьте куда-нибудь.

Мужчина потянул носом воздух.

– Что это?

– Что? – не поняла она.

– Это ведь не благовония. Что вы курите?

– Любопытство – это порок.

– Не нам с вами упрекать кого бы то ни было в таких безделицах.

Ольга, оскорблённая его тоном, хотела ответить, но, уронив трубку, потеряла и подходящую мысль. Она опустилась на ковёр, и провела по нему руками. Трубка, видимо, откатилась в сторону.

– Что вы делаете? – спросил мужчина.

– Ничего, что могло бы коснуться вас. Присядьте куда-нибудь и помолчите, нас могут услышать.