Любовь и Люсия - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальчики девушки дрожали — она изо всех сил пыталась совладать с собой, и маркиз не мог не уважать ее за такую силу воли. Ему противны были бурные выражения скорби. В молодости, когда маркиз состоял при короле, он насмотрелся на драматичные сцены на целую жизнь вперед.
Покидая церковь Люсия негромко и спокойно поблагодарила священника.
Маркиз подумал про себя, что немногие женщины, сколь хорошо они ни были бы воспитаны, сумели бы вести себя так стойко. Когда гондола возвращалась с острова в город, маркиз тихо сказал — Ваш отец гордился бы вами.
— Я… я хочу этого, — ответила Люсия. Но… я никак не могу поверить, что папеньку похоронили… ведь это всего лишь его тело…
Она говорила еле слышно, и маркиз прервал ее:
— Теперь вам надо думать о себе и о собственном будущем.
Девушка ничего не ответила и устремила взгляд вперед. Она очень боялась остаться одна в незнакомой стране да еще после таких трагических событий.
Маркиз рассчитывал, что в Англии у Люсии есть какие-нибудь родственники, и решил позже расспросить ее немного о том, с кем она может связаться после возвращения на родину.
Но сейчас Люсию нужно было отвлечь, поговорить с ней о чем-нибудь другом — хотя бы о Венеции.
Сверкавшее в небе солнце придавало городу сказочный, волшебный вид, и маркиз понял, что именно этот свет отражал в своих полотнах Бомон, именно это сияние пытались нарисовать Беллини, Карпаччо, Тьеполо и Каналетто.
Без сомнения, венецианское солнце не походило ни на одно другое. Свет его был необыкновенно ясен, но не резал глаз, как, например, в Греции, а к вечеру приобретал редкостный нежно-розовый оттенок. Впрочем, в любое время дня этот свет был исполнен чудесного очарования.
«Какая странная загадка», — размышлял маркиз, и подумал, что то же самое можно сказать и о Люсии.
Ему в голову пришла еще одна мысль, и маркиз спросил:
— Вы никогда не пытались рисовать?
Люсия посмотрела на него отсутствующим взглядом, словно была где-то далеко, и через миг ответила:
— У меня нет таланта, как… как у папеньки.
— Что же вы умеете?
— Вы думаете, я должна зарабатывать себе на жизнь, — сообразила девушка. — Я уже ломала над этим голову.
Она замолкла, но через мгновение продолжила:
— Я умею говорить на нескольких языках и играю на пианино, правда, не слишком хорошо. Еще я могу ездить верхом на самой норовистой лошади и при необходимости шить.
Усмехнувшись, она добавила:
— Не слишком впечатляющий список, учитывая то, сколько лет я потратила на учебу и чтение. Честно говоря, мне даже немного стыдно.
Маркиз не ответил. Он думал о том, что все эти умения сделали бы честь любой девушке из обеспеченной семьи, но ни одно из них не принесет Люсии постоянный доход.
Девушка добавила:
— Я забыла сказать, что умею готовить. Папенька всегда был очень разборчив в еде. Сомневаюсь, правда, что меня возьмут куда-нибудь на кухню…
Сама мысль о том, что Люсия будет гнуть спину над плитой или выбиваться из сил, поддерживая порядок среди кухонной челяди — людей, по мнению маркиза, крайне грубых, — была нелепа. Маркиз сказал:
— Не можете же вы пойти в служанки!
— Я вас не совсем понимаю, — ответила девушка. — Я присматривала за папенькой, прибиралась в нашем доме и готовила, когда были деньги на еду.
— По-моему, вы спорите ради спора, — с улыбкой заметил маркиз. — Я подыщу вам занятие получше. Предоставьте это мне.
— Но я еще… не поблагодарила вас за… похороны папеньки… это ведь вы их устроили, — тихо сказала Люсия. — Они были очень красивые… и достойные.
Она умолкла, но потом продолжила с ноткой боли в голосе:
— Если бы не вы, папеньку хоронили бы вместе с нищими, а это было бы ужасно… и так стыдно!
— Но я оказался рядом, — подхватил маркиз, — как вы уже говорили, вовремя. Это судьба. Так что не стоит думать о том, что было бы, если бы все случилось иначе.
— Я попробую, — смиренно согласилась Люсия.
Она вновь устремила взгляд вперед, и маркиз, глядя на ее совершенный профиль, подумал, что Бомон, вероятно, получил очень хорошее воспитание.
Он попытался вспомнить, слышал ли он такую фамилию прежде, но она ни о чем ему не говорила.
«При первой же возможности я поговорю с ней о ее семье, — подумал маркиз. — Но сейчас не время».
Он ждал, что на похороны отца Люсия, несмотря на жаркий день, наденет траурное черное платье, то самое, изношенное и старое, в котором он впервые увидел ее на площади Сан-Марко. Однако, к его удивлению, девушка нарядилась в платье белого муслина — старенькое, недорогое, но сшитое со вкусом — и в отделанную белыми лентами шляпку. Увидев маркиза, она заметила его удивление и пояснила:
— Пожалуйста, не… не говорите, что мне следует надеть траур… папенька этого так не любил!
Маркиз выгнул брови, и девушка добавила:
— Он не верил в смерть. По его словам, все вокруг исполнено жизни. Именно поэтому он рисовал такие чудесные картины… Когда маменька умерла, он… не позволил мне носить траур… это означало бы неверие в то, что мы с ней когда-нибудь встретимся.
Никогда еще маркиз не слышал, чтобы о смерти так говорили. Хотя он сам и сомневался в существовании жизни после смерти, маркиз был очень тронут доводами Люсии.
Он ответил ей так, как она и ожидала:
— Я уверен, что ваш отец был прав. Думаю, ему понравился бы ваш наряд — он очень подходит для сегодняшнего солнечного дня.
— Я… я знала, что вы поймете, — прошептала девушка.
И Люсия последовала за маркизом вниз по лестнице, туда, где их уже ожидала гондола.
Сейчас, проплывая по Большому каналу, маркиз представил, как прекрасна была бы Люсия в платье от портных, одевавших лондонских красавиц, словно королев. Ему безумно хотелось — разумеется, исключительно из эстетических соображений — посмотреть, как она выглядит в шелках и атласе, расшитых золотом и серебром, с цветами в волосах.
Но даже в простом наряде необычная красота Люсии притягивала к ней все взгляды. Оденься она по моде, затмила бы всех «прелестниц» и светских львиц высшего света.
Тут он решил, что просто-напросто обольщен ее красотой на фоне венецианского пейзажа, как обольщен картинами ее отца, на которые никто другой не стал бы и смотреть.
Словно угадав его мысли, Люсия повернулась к маркизу и спросила:
— Вы еще не передумали, милорд? Вы не хотите, чтобы я… отплыла в Англию… и не стесняла вас в палаццо?
— Я уже говорил, вы меня совершенно не стесните, — ответил маркиз, — я намерен доставить вас в Англию в целости и сохранности. Мне кажется, Люсия, что сами вы с путешествием не справитесь.
Девушка чуть вздрогнула и призналась: