Удивительное происшествие - Валентина Чаплина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калитка внезапно распахнулась, а в ней — огромные перепуганные глаза:
— С Костиком случилось что-нибудь?
Ребята даже отпрянули от неожиданности.
— Нет, ничего не случилось. А разве Щуки нет дома?
— Какой щуки?
Глаза стали спокойнее. Но вот они разглядели футбольный мяч, поплавок, Лидину шестимесячную голову и сделались удивлёнными.
— А это мы… к Новому году готовимся… заранее, чтоб не опоздать. Вы не обращайте внимания, — объяснил Лёвка, — а мы о Щуке поговорить хотели, о Косте… в общем.
— О Косте? Это вы моего Котика щукой зовёте?
— Да.
— Какой ужас! Щука! Она же ест живых рыб! Как вам не стыдно так звать?!
— Понимаете… Вы не удивляйтесь, — вдруг заговорил Петька, — вот я например, Берёза.
— Берёза?
— Берёза, потому что Берёзин. А Щука, потому что Щукин. У нас в классе есть Корова, Спичка, Огурец и даже Кобра. Он ничего парень, но что поделаешь — Кобрин. Не менять же фамилию!
Щукина мама поняла.
— Что же вы хотите рассказать о Косте?
Ребята молчали. Кто-то вздохнул. Мамино сердце почуяло недоброе.
— Натворил что-нибудь и нам не рассказал?
Футбольный мяч утвердительно кивнул. Теперь вздохнула мама.
— Ну что же, заходите, рассказывайте.
Ребята ввалились гурьбой во двор. Мальчишка с кляксами втиснулся последним, усердно нюхая траву.
— А где Щу… Костик?
— Ушёл на пристань провожать дедушку.
— Понимаете, в чём дело, — начал, объяснять Левка, опять очень тщательно откашлявшись. — Если бы мы знали, где работает Костин папа, мы бы пошли к нему, но мы не знаем, и пришли к вам. А все вместе пришли потому, что если пришли бы один-два человека, вы могли бы не поверить…
— Понятно, понятно, — нетерпеливо перебила мама, — я поверю, говорите.
Сначала мама слушала спокойно, но потом стала перебивать, махать руками, отрицательно качать нормальной головой, с которой невольно тряслась и вторая.
— Нет, нет-нет-нет, не может быть! Вы клевещете на Котика.
— А сказали, что поверите, — уныло произнёс Лёвка, — смотрите, сколько нас пришло, и вы никому не верите? Ни одному человеку? Да?
Мама притихла. Действительно, ребят было целых полдвора.
— А, может, у него где-нибудь лежат эти пять рублей?
— У него есть деньги, я утром видела, но это школьные. Ему в классе поручили собирать на учебники.
— Ему? Поручили? Ему ничего не поручали, — крикнул мальчишка без клякс. — Ему давно не поручают деньги собирать, потому что он всех обсчитывает.
— Как давно не поручают? — страшно удивилась мама. — Что ты врёшь! Недавно он собирал на значки и на пионерские галстуки.
— Какие значки и галстуки?
Мама совсем вышла из себя.
— Что вы меня за дурочку считаете? Как какие галстуки. Красные! Шёлковые! А значки какие-то там… не знаю, какие. Котик этот значок на школьной форме носит.
— А этот значок он у Коровы выспорил! — не выдержал мальчишка с кляксами и высунулся из-за Стёпиной спины.
— Ты опять здесь? — ахнула мама и решительно ринулась на мальчишку. — Уходи! Заразу разносишь!
Мальчишка юркнул за Стёпу и стал усердно нюхать траву.
— Он не заразный!
— Нет, заразный! Мне сам Котик говорил! Он с ним в одном классе учится!
— А я с ним на одной парте сижу! Я же не заразился! — крикнул мальчишка без клякс.
Но мама бушевала, хотя уже вперёд не шла. Тогда Лёвка взял мальчишку с кляксами за руку, вытащил из-за широкой Стёпиной спины и подвёл к маме.
— Посмотрите, у него же совсем чистое лицо, только кляксы, видите? Вы же сами говорили, что к медицине имеете отношение. А раз имеете, то поймёте, что он не заразный.
Это убедило маму, она сейчас же вспомнила, что имеет отношение к медицине, и внимательно, издали осмотрела мальчишкино лицо. Ничего подозрительного не было, кроме шишки на лбу.
— Это шишка от кровати, — объяснял Лёвка, — он тащил кровать для звёздочки, а Щука прикарманил.
— Боже мой! Какую ещё кровать мой сын прикарманил?
— Железную. Это же не просто кровать. Не обыкновенная. Обыкновенную пошёл в магазин и купил. А такую разве купишь? Это же металлолом! Ей цены нет! Я же объяснял…
— Ах эту, то есть, ту самую…
— Ту самую.
— Значит, и значок — на спор?
— На спор. С Коровой.
— И галстук?
— И галстук. С Огурцом.
Мама в ужасе взялась за виски. Разве легко такое о родном сыне услышать!
Валерий! Так нельзя!
У калитки остановилась легковая машина. Хлопнула дверца, и во двор вошёл Щукин отец.
— Валерий, Валерий, — бросилась к нему мама, — послушай, что они говорят про нашего Котика!
Мужчина удивлённо поднял брови.
— Простите, мы не знаем, как вас полностью зовут, — обратился к нему Лёвка, — вы тогда просили доказательства. Вот, пожалуйста! Они все могут подтвердить.
— Мне некогда! Я уезжаю! — отрезал мужчина и скрылся в доме.
— Валерий! — мама ринулась за папой. — Так нельзя!
С каким-то злым скрипом и рыком дверь за ними захлопнулась. На кого она злилась и рычала, было непонятно, но вернее, всего на мужчину.
Из раскрытых окон послышался сердитый мужской голос:
— Я должен верить конопатым мальчишкам и девчонкам, а не родному сыну! Почему?
Что ответил женский голос, почему именно нужно верить конопатым мальчишкам и девчонкам, не было слышно. Видимо, мама ушла в другую комнату.
— Не глупи! Мы не дети! — ещё сердитее становился мужской голос. — Тебя что, директор школы вызывал? Гороно?
Потом и он перестал быть слышным: наверно, и папа ушёл в другую комнату.
Как только смолк голос, ребята во дворе зашевелились, огляделись. Оказывается, уже начинало темнеть. Дома о них, наверно, беспокоились мамы и бабушки. Но, конечно, они поймут всё и не будут сердиться, когда ребята расскажут им, в чём было дело.
Мальчишка с кляксами сейчас же начал искать своего щенка.
— Богатырь, Богатырь, — тихонько звал он, заглядывая во все закоулки. Но Богатыря нигде не было.
Вот из окон дома послышались голоса.
— Замолчи! — решительно приказывал мужской. — У меня такси! Счётчик накручивает!
Но женский не замолкал:
— Кто тебе дороже, сын или счётчик такси?
Мужской не ответил, кто ему дороже, сын или счётчик такси, но зато распахнулась дверь, из неё стремительно вышел Щукин отец и, прошагав мимо ребят, даже не глянул в их сторону. Подошвы его узконосых ботинок сердито скрипели, будто вместо него продолжали разговор.
Громко хлопнула калитка, за ней ещё громче — дверца машины.
Мама вышла во двор. Вид у неё был растерянный, усталый и немножко смешной. Вторая голова съехала набок, наверно, из неё выпала часть шпилек. Почувствовав это, мама взяла рукой пошатнувшуюся голову, видимо, машинально, вытащила из неё последние шпильки и зачем-то взяла их в рот. На глазах у ребят второй головы вдруг не стало. Она превратилась в длинный и не очень толстый хвост. Он был туго перевязан пёстрой тряпочкой у самого основания, то есть на нормальной голове.
И Щукина мама вдруг потеряла всю свою гордость и величие. С этим хвостом она, правда, была не такой красивой, но зато простой, близкой и очень молодой. Захотелось с ней говорить, посочувствовать ей, помочь.
Щукина мама, наверно, была хорошая, только напускала на себя важность, неизвестно зачем. Часто так бывает в жизни: с первого раза покажется человек неприветливым, высокомерным, а на самом деле он добрый и хороший. Только надо в нём разобраться, разглядеть его получше и присмотреться к нему, а не делать о нём своё заключение сразу, как только познакомился.
Мама молча стояла у двери, горько опустив руки и уставившись глазами в красный кирпич, который похож на огромный спичечный коробок, только без этикетки. Шпильки, зажатые губами, чуть-чуть шевелились. Может быть, мама мысленно продолжала разговор со Щукиным отцом, а губы чуть заметными движениями повторяли вслед за мыслями её слова. И если бы не шпильки, никто бы и не заметил, что губы шевелятся.
Мальчишка с кляксами подошёл к ней и сочувственно сказал:
— Тётя, вы не расстраивайтесь, ладно? Я не знаю, может быть, Щука честно спорил с Коровой и с Огурцом.
— Но ведь с меня и с отца он за всё деньги брал, — горько сказала женщина, машинально положив шпильки в карман халата.
— Как вас зовут? — спросила Лариса.
— Нона Иванна.
— Ой, нашу учительницу Нина Иванна, а вы Нона Иванна, — сказал мальчишка без клякс.
— Нона Иванна, а вы нам верите?
Нона Ивановна горько кивнула головой. Нежно-жёлтого цвета хвост на плече шевельнулся. Ужасно хотелось подойти к этому хвосту и потрогать его, такой он был шелковистый, блестящий, почти золотой.
— А почему обо всём мне говорите вы? Почему она, ваша Нина Иванна, ничего про Котика не сказала?