Вокруг пальца - Йон Колфер

На хвосте у меня самый минимум двое «оборотней с бляхами».

Хватит этого бреда сивой кобылы. Мне надо сделать дело.

Но как только облигации будут доставлены, придется заняться этой ситуацией Кригер-Фортц вплотную.

Тут мне сможет помочь только Ронни.

Подхватив из миски в вестибюле горсть леденцов, я проталкиваюсь через вертящуюся дверь в манхэттенский день. По моим ощущениям, в самую пору быть полночи, но все родовые муки этого дня умудряются уложиться в продолжительность бейсбольного матча – да простит Бог мои слова, более скучного занятия на спортивных полях не придумаешь, кроме разве что их уборки. Когда я пошел на игру впервые, половина толпы ушла, прежде чем я сообразил, что игра окончена. На игру притащил меня Зеб и бо́льшую часть времени показывал мне игроков команды гостей, болеющих сифилисом. Очевидно, у половины скамейки запасных был триппер.

Я слишком вымотан, чтобы добираться общественным транспортом, и потому голосую такси на углу Бродвея и велю водиле ехать прямиком в Сохо. Можно подумать, что этот мужик должен писать кипятком от такого лакомого куска, а он лупит кулаками по рулю, будто я только что признался, что освежевал его матушку.

Обычно я очень щепетилен по части чужих настроений, даже когда человек полный мудак, но сегодня день необычный, так что я стучу по пластиковой перегородке.

– Две вещи, приятель, – говорю я ему. – Во-первых, выруби свой мини-телик. Мне накласть на чувство стиля Леди Гаги с прибором. – Это не совсем правда; Гага занимательна, да и горло драть умеет. – А во-вторых, если не перестанешь стучать по рулю, я выстрелю тебе в башку одной из четырех имеющихся у меня пушек.

После этого субъект малость приходит в чувство, но если дойдет до опознания, укажет на меня как миленький.

Благодаря уличному движению в центре мне перепадает время позвонить Томми Флетчеру в Ирландию. Я просматриваю список контактов на телефоне, и вид миниатюрной стриженой головы рядом со сведениями напоминает мне о днях совместной службы. Я помню, когда была сделана эта фотка. В день, когда капрал Томми Флетчер лишился ноги во время разминирования ни свет ни заря. Томми матерился из-за жары и мух, летевших в лицо, будто пули. А мне пот заливал глаза, и я слышал шум собственной крови в каске и не мог поверить, что люди смотрят на меня как на командира. Детишки наблюдали, как мы движемся мимо, будто мы им уже наскучили, а старики в найковских трениках попивали свои крохотные стаканчики сладкого чаю, играя в свою версию нард и беседуя с надрывными интонациями, которые я раньше считал бранными, но теперь понимал, что это самый заурядный разговор и до нас им и дела нет.

Помню, думал: «Этот край должен быть раем. Отличная погода, океан, красивые девушки… Холера чертова, да у них тут лучший серфинг во всем Средиземноморье!»

А потом ракета из «Катюши» чиркнула из-за недостроенного верхнего этажа многоквартирного дома, со змеиным шипением оставляя за собой хвост водяных паров. По нам с Томми она не попала, но швырнула Флетчеру на ногу грузовик. Поднялась перестрелка, и мы вдруг оказались посреди свинцовой метели. Чтобы не сбрендить к дьяволу, я решил спасать Томми. Одна простая инструкция моим мозгам, позволившая вырваться из замешательства. Бросив оружие и ранец, я взвалил капрала Флетчера на плечо. А что там было после с этим героическим спасением, толком не помню, пока не очутился в госпитале. Когда санитар вспорол штаны Томми, нога у него отвалилась, а накачанный морфином по самые уши Томми принял это очень хорошо, сказав: «Боже правый, паренек, ты уж поосторожнее с ножницами». А позже заставил меня сесть на кровать рядом с ним, положив нам на колени оторванную ногу в мешке, чтобы сфотографироваться. Как раз это фото я и поставил в его контакт.

Я нажимаю кнопку вызова, и Томми отвечает после первого же гудка, будто бдел над телефоном.

– Чего хочешь? – говорит он с белфастским акцентом. Томми из Керри, но тамошним акцентом не испугаешь, если не видеть психопатическое лицо, его порождающее. Зато белфастский акцент как раз и следовало бы транслировать через спутники, чтобы отпугнуть инопланетян.

– Томми. Это я. Дэнни.

– Иисусе, сержант! – говорит он, возвращаясь к нормальному голосу. – Ничего себе! Я как раз набирал номер, чтоб позвонить тебе.

Цифровая связь чище некуда, старый товарищ будто сидит в такси рядом со мной.

– Ага? С чего бы это, Том? У тебя есть новости?

– Ты не поверишь, что стряслось с той вездеходной старушкой, что ты мне поручил.

– Я слыхал. Молния. Один шанс на миллион.

Томми тяжко вздыхает:

– Долбаная длань господня! А я-то уже искренне проникся к этой старушенции, срака у нее была шикарная.

Нипочем не поймешь, когда Томми врет. Вообще-то нет, сейчас это я соврал. А Томми врет всегда. Это его настройка по умолчанию. А вот чего не поймешь, как выудить из откровенной бредятины крупицы белой лжи.

И почему таких людей всегда ко мне тянет?

– Лады, значит, тебе не прискучило возиться и ты не брал дело в свои руки?

Томми охает:

– Что за возмутительное предположение, сержант! Разумеется, в свое время я отморозил пару штуковин, но убивать Мардж током?!

В голове у меня звучит сигнал тревоги.

– Мардж? Теперь она уже Мардж?!

Возникает небольшая пауза, пока Томми прикидывает, насколько сильно он прокололся.

– Э… милая старушка углядела меня, сержант. Глаза, как у долбаного сокола после лазерной хирургии. Начала оставлять для меня сэндвичи в саду. Отличные сэндвичи. Отличные.

И тут до меня доходит. Томми трахал ирландскую мамулю Майка.

– Боже правый, Том!

– Что?

– Боже правый, в бога душу мать! Ты хоть в какой-нибудь ситуации можешь застегивать молнию?

Томми славился тем, что все задания буквально на колу вертел. У рейнджеров[29] ходит легенда, что благодаря тщательной инфильтрации капрала Флетчера в ячейку ИРА дело кончилось тем, что Томми – настоящий отец нынешнего члена парламента от «Шин фейн».

– Молнию?! Как ты мог такое сказать?!

– А что?

– У меня в трусах монстр, сержант. Это всякий знает. С таким прибором, как у меня, пользоваться молнией – все одно, что напрашиваться на несчастный случай. Ширинка только на пуговицах.

Отличный пас в сторону. И, пожалуй, сколько бы я ни допрашивал Томми, к жизни этим миссис Мэдден не вернешь.

– Она определенно мертва, Томми? Ты видел труп?

Том вздыхает:

– У бедняжки был металл в бедре, и она изжарилась на хрен, как на вертеле. Я видел достаточно, чтобы понять, что с этим заданием покончено. А еще снял на свою мобилу небольшое видео, которое может тебе пригодиться.

Я закрываю телефон. Металл в бедре? Поджарилась на вертеле? Такое видео мне не требуется.

Неудивительно, что Майк ссыт кипятком.

Пять минут спустя видео прибывает. Не могу его смотреть. Бедная старушка была чьей-то матерью, даже если этот кто-то – Ирландец Майк.

Остаток поездки в такси я провожу в раздумьях. Пытаюсь сосредоточиться на логове льва, куда я вскоре прогуляюсь по доброй воле, но мысли разбредаются и вскоре обращаются к Ирландии и моей матери.

Господь ее любит, несчастную бедняжку.

Так говорили мне потом.

Маргарет Костелло была мятежницей. Она восстала из огня да в полымя. Мама вошла в возраст на хвосте поколения свободной любви, когда главное было держаться мужика. А кто был воплощением мужика в Нью-Йорке? Пэдди Костелло. Ее строящий империю, ломающий профсоюзы, сговаривающийся за кулисами бесподобный сукин сын папаша. Пэдди прогнул столько добрых мужчин, угрожая их детям, что собственные отпрыски казались ему потенциальными брешами в броне Костелло. Он ожесточил свое сердце против них, запроторив Маргарет и Эвелин в монастырские школы с высокими стенами, суровыми монахинями и длинными панталонами.

Но тревожиться Пэдди было не о чем. Никто не угрожал его детям, он ухитрился сделать это собственноручно. Эвелин вслед за матерью подсела на алкоголь и таблетки, а Маргарет вышла замуж, возомнив, будто любит парня, потому что папочка его ненавидел.

Может, я чересчур упрощаю. Может, моя мать и любила Артура Макэвоя в первые пару лет или около того, пока он не стал лупить ее всякий раз, стоило ей только переступить порог кухни.

Мистер и миссис Макэвой переехали обратно в Дублин, где папа сидел сложа руки, ожидая, пока на него посыплются деньги из траста. Он верил, будто «оседлал свинью», как говорят в Ирландии.

Пэдди, как говорят в США, в это говно не играл. Раз его дочь сама связалась с атавистическим алкашом как раз из тех, которые и испортили репутацию ирландцев на новой родине, то пусть сама и выкручивается. Перед замужеством Маргарет предупреждали: «Выбирай. Семья или этот человек».

Бунтарка Маргарет выпятила челюсть и заявила: «Я нашла свою семью».