Метаморфоза - Владимир Покровский

- И сразу обязательно к нам.

Это Магда Трабл-Трабл добавляет. Нельзя сказать, чтобы у нее чарующий был голосок, но все-таки женский. Мне это приятно, потому, наверное, что напоминает: на свете есть ты, есть места, где не надо сражаться за жизнь и мстить за смерть своего друга, есть места, где светло даже ночами, где музыка и удобное кресло, где каждая мелочь твоей жизни обсасывается в дружеском разговоре, где три раза в день вкусная пища, где, конечно, много всякого такого дурного, которого нет, скажем, в Эсперанце, но и дурное это - свое, близкое, с которым свыкся, которое не грозит ни абсурдом, ни немедленной гибелью, к которому даже привязался. И где не надо преследовать никого.

- Обязательно к вам, - отвечаю я нежно. - Всенепременно. Вот только сейчас у меня небольшое дельце, вы уж, пожалуйста, извините.

- Все-все, до свидания!

Мурурова совсем близко, такое впечатление, что он не сильно-то и рвется убежать от меня, еще минута, максимум две - и мы сравняемся.

- Мурурова! - говорю я, включая связь общего диапазона. - Эй, Мурурова, сдавайся!

- Сейчас, - слышится в ответ почти шепотом. - Немножечко погодя.

Я настигаю его. В лучах дальнего света уже поблескивают задние окошки его вегикла. Я различаю бесформенную фигуру, склонившуюся над пультом.

- Сейчас мы с тобой встретимся, Мурурова!

- Угу, как же!

Я уже совсем близко, уже метров сто пятьдесят до него. Вдруг его машина резко ныряет вниз. По инерции пролетаю мимо, снизу слышится твердый удар, затем деревянный треск.

Поворачиваю назад, делаю почти сальто. Верхушка одного из деревьев подо мной медленно валится набок. Торможу, со всего маху ударяясь грудью о пульт. Снижаюсь. Одновременно с падением дерева сажусь на маленькую поляну. А деревья здесь, как и раньше - многоэтажные.

Фары "Бисектора" освещают ничем не примечательную растительность - я на буфере Галлины, где еще нет искусственных биоструктур, но где из галлинских представителей флоры остались только самые скучные и неопасные для людей. То есть, конечно, всякое может быть, но не должно - все-таки природа здесь сама себя контролирует, делает то, что когда-то мы и заказали.

Чтобы разогнать кромешную тьму и хоть как-то сориентироваться, включаю все огни, какие есть на вегикле. До броневичка "Бисектору" далеко, но все-таки кое-что. Справа вижу вегикл Муруровы, до середины капота въехавший в громадный лоснящийся ствол, от которого теперь остался метровый пень. Гниют на Галлине деревья, быстро гниют.

Я выскакиваю из "Бисектора", подбегаю ближе. Дверца распахнута, вегикл пуст. Только теперь слышу (будто не было раньше слуха, а теперь появился), как, довольно далеко уже, трещит кустами и топает ножищами мой недосягаемый Мурурова. По привычке бросаюсь в погоню и тут же набиваю шишку.

Полная тьма, что такое? На секунду теряю ориентацию, оглядываюсь, ищу огни "Бисектора". И не нахожу, вот что меня удивляет. И не то чтобы сердце начинает стучать быстрее, что-то еще вдруг заколотилось во мне, откуда ни возьмись - паника.

Вдалеке слышу пронзительный крик, похоже, что человеческий. Резко оборачиваюсь на звук. Ничего не вижу, конечно. Еще крик. Протяжный, несомненно человеческий. Мурурова? И храп затем, не похоже, что человеческий. И рык страшный. Это ведмеди. Но их же здесь, на буфере... И тут вспоминаю, что с ними-то как раз и неладно.

Нас специально натаскивали на ведмедей, я умею. Когда-то, в одном из первых галлинских проборов, стадо взбесившихся ведмедей растоптало и погрызло почти полную куаферскую команду - они выбрались на пикник и не взяли с собой оружия, остолопы. Кажется, именно после того пробора антикуаферы, их тогда называли антикуистами, подняли дикий шум и лет на тридцать задержали планетную колонизацию. Я еще малышом был и плохо помню, но куаферов тогда на каждом углу ругали. Потом, когда все успокоилось и антикуистов как следует поприжали, я уже сам стал куафером. Я имею склонность к самоанализу и порой думаю, не из-за того ли я куафером стал, что их так сильно в моем детстве гоняли? Очень многие при мне в куаферство стремились. Толпами.

А вторая моя планета как раз Галлина была, я тебе о ней почти не рассказывал до инспекции. В память о побоище, которое ведмеди устроили, нас первым делом на них стали натаскивать. Без оружия, голыми руками, с двумя справлюсь элементарно. А по очереди нападать станут, так и со всеми. Надо слабые места знать, вот в чем секрет. И еще надо устроить так, чтобы они на тебя нападали по очереди. И сами грызлись между собой. Если разобраться - нехитрая штука ведмедей бить. Для мальчишек, для приключенческих стекол. Захватывающее зрелище.

Я стою, прижавшись к стволу кротового дерева, и говорю себе:

- А-а-а! Ведмеди?! Бовицефальчики! Ну, я вас сейчас!

И подогрев себя таким образом, бросаюсь вперед очертя голову. То есть голову я не очерчиваю, выражение просто такое. Может, и со староанглийского. Ни разу больше головой в дерево не въезжая, обязательно себя подогреть надо, тогда все получится. Закон такой.

Вытянутыми руками вперед, вваливаюсь на поляну, а там уже ждут меня на корточках штук десять ведмедей. Что ж, я готов, ребята, я всегда рад с ними встретиться. Теперь главное - вызвать их на себя так, как удобно мне, а не им, чтобы по очереди ко мне, будто на прием в медицинский кабинет. Я издаю звук, особый такой, они не любят его, они всегда на него идут, а сам потихоньку отступаю к деревьям.

Громадные скользкие туши при свете звезд. Но я и без звезд могу на Галлине, специально на мрак натренирован. Они грозно поднимаются - отвык я, даже страшновато немного, но паники той уже нет, так, чуть-чуть. Встав на задние лапы, они хором всхрапывают и с топотом, похожим на муруровин, вечная ему память... убегают в другую сторону.

- Эй! - говорю я, ошарашенный донельзя. - Как же? Что это они... Куда побежали?

А ведмеди груз-платформами через лес ломятся, и храпят, и ревут испуганно. Но ведь не может же быть, чтобы они меня испугались!

Внимательно огляделся. Тишина снова. И никого на поляне. Бесшумно (это мы тоже умеем) обыскиваю окрестности. Тишина. Ну, совершенно полная тишина. То, что ни птиц местных нет, ни зверей, это еще понятно - не любят они ведмежачьих игр рядом с собой, беспокойные соседи ведмеди. А вот то, что даже следа не нахожу от своего приятеля Муруровы, это меня совсем с толку сбивает. Отсюда шел его крик, здесь ведмеди над ним храпели - я слышал, мне вовсе не показалось. Начисто сглодать его не могли, ведмеди людей только калечат или убивают, но не едят. Только нет, совсем нигде нет Муруровы, ни мертвого, ни живого, ни полуживого. Странно.

Так много странного в тот день было вокруг! Не знаю, понимаешь ли ты меня. Ты помнишь свои сентенции? "Странное - это жизнь". "Обычное - это нежить". А я тебя язычницей называл, потому что дерево у тебя мучалось, когда ты с него ветку срывала, звезды плакали, облака улыбались, воздух изнывал от любви, ты даже с жареными орлами поболтать любила - сначала перед тем как изжарить, а потом перед тем как съесть. Ты болтаешь с ними сейчас? Так я о странном.