Катали мы ваше солнце - Евгений Лукин

Кудыка — тот помалкивал, только встряхивал изредка головой. Должно быть, отгонял жуткое воспоминание о лезущем из чёрной дыры жителе преисподней.

— Слышь, Докука… — позвал он, собравшись с силами. — Чего расселся, говорю?.. Тут погорельцы ватагами бродят, а ты расселся…

— Никак живота не надышу… — пожаловался Докука.

Ещё посидели. Надышав кое-как живот, Докука поднял со склона горсть бисерного подтаявшего снега, умылся, развёл пальцами брови и вновь похорошел.

— Что ж теперь будет-то? — с тупым отчаянием спросил Кудыка. Капало с него, как с утопленника.

— Считай, пронесло грозу… — небрежно изронил красавец-древорез, выжимая шапку. — Был грех, да заспан…

— Да я не о порке! — сказал Кудыка с тоской. — И впрямь ведь из-под земли лезут… Неужто всё, а? Неужто до самого до конца дожили?..

Докука надел шапку набекрень, огладил разрумянившиеся щёки и потащил с плеча мокрый полушубок. Порки на боярском дворе ленивый красавец боялся куда больше, нежели конца света.

— Как все, так и мы, — довольно бодро ответил он. — Доживём — так перемрём, а не доживём — так живы будем…

Сопя, взялся за полушубок. Покончил с левым рукавом, принялся за правый…

— Досуха, досуха!.. — посоветовали сзади. — Его после тебя ещё люди носить будут…

Докука чуть не выронил одежонку. Кудыку — будто шилом с камня подняло. Обернулись. В каком-нибудь переплёве от тёсаного камня стояли и насмешливо смотрели на них четыре рослых погорельца.

— Ай, берендеи!.. — Один из них, заливаясь смехом, хлопнул себя по дырявым коленкам. — Ай да воины!.. Ни сабельки, ни копьеца — всё побросали!..

Охально вылущил зубы и, покачивая дырявой шапчонкой, обошёл древорезов кругом.

— И ещё бы воевал, да воевало потерял… — попробовал осторожно отшутиться Докука.

— Эвона!.. — удивился беженец и оглянулся на остальных. — Весёлый! Балагурит…

Снял с синеглазого Докуки тщательно отжатую шапку, а взамен нахлобучил свою.

— А ты что же стоишь, не отжимаешь? — оборотился он к Кудыке. — Думаешь, приятно мне будет в мокром ходить?

Кудыка понурился и вздохнул. Он уже прикинул грядущие убытки. Шубейка, шапчонка — ветхие, так и так сносились… А вот сапоги — да. Сапоги жалко. Ещё бы зиму прослужили… Да что там про сапоги-то!.. Не убьют — и ладно… Хотя почему не убьют? Как раз сегодня-то убить и могут. Народу в битве на речке Сволочи полегло несчитано. Так что — Кудыкой больше, Кудыкой меньше…

Да и злы погорельцы на слобожан за давешний погром. Все ведь землянки им поразвалили… А вот главарь у них смешливый — это хорошо… Хотя иной раз в преисподнюю и с прибаутками отправляют…

Смешливый главарь тем временем разочарованно оглядывал Кудыку.

— Что ж ты такой затрёпыш-то? — упрекнул он. — Идучи на рать, мог бы, чай, и принарядиться!.. Товарищ-то вон твой, гляди, красную рубаху надел, порты клюквенны… Да-а, с этого леща чешуйку стоит поскрести… А зипун-то, зипун! Боярину впору!..

Кудыка покосился на товарища и подумал уныло, что главарь, похоже, невзначай правду молвил. Скорее всего, зипунец этот был извлечён Шалавой Непутятичной из дядюшкиных сундуков.

Тут неподалёку свистнули по-разбойничьи. Погорельцы тревожно оглянулись и сочли за лучшее убраться куда подальше.

— Милости просим, гостечки дорогие, — шутовски поклонился главарь, и подталкиваемые погорельцами древорезы двинулись извилистым путём меж развалин. Да, попались, как вошь во щепоть…

— Как величать-то прикажете? — полюбопытствовал главарь.

Древорезы со вздохом назвались. Погорельцы остановились и вылупили на них зенки.

— Кудыка?.. Докука?.. — ошеломлённо повторил главарь. Потом вдруг сорвал со свалявшихся косм неправедно добытую шапку и что было сил шваркнул оземь. Брызнула во все стороны снежная слякоть.

— Вот те раз! — ликующе завопил он. — Не было ни чарки, да вдруг ендовой!.. Да это ж те самые, кого волхвы ищут!

— Ищут-то одного, а не двух, — недовольно поправил его другой погорелец. — Докуку вроде…

— Кудыку! — возразил третий.

— Кудыку, Докуку… Нам-то что за дело? — Главарь был несказанно рад. — А я-то думал, тут кроме шкурки и поживиться нечем!.. Волхвы-то ведь вязчее сулят!..

— Чего-чего?

— Ну, награду за поимку! Сдадим обоих, а кто не тот — того отпустят…

— А одёжка? — забеспокоился вдруг четвёртый погорелец. — Слышь, Пепелюга! Если к волхвам поведём, одёжку-то с них снимать нельзя…

— Ещё чего!.. — прикрикнул главарь. — И думать не смей! Шкурку сымем, оденем в наше — и скажем, что так поймали… Прятались-де в развалинах, за честных беженцев мыслили сойти…

Однако пока добрались до землянок, пока переодели древорезов в омерзительные сальные лохмотья, светлое и тресветлое наше солнышко успело налиться алым и уже готовилось кануть в далёкое Теплынь-озеро. Вести пойманных к волхвам на ночь глядя погорельцы не решились — после того, что стряслось на речке Сволочи, даже для беспутных и отчаянных беженцев из Чёрной Сумеречи Ярилина Дорога была страхом огорожена. А уж капище — тем более…

Тлел зябкий дымный костерок. В хлипкой дышащей многократно ломанными рёбрами землянке стояла промозглая угарная темь. Похрапывали лежащие вповалку погорельцы. Кудыку с Докукой уложили поближе к очажку, где светлее, а то ещё не ровен час попробуют освободиться от уз. Хотя где там! Что-что, а руки-ноги вязать беженцы из Чёрной Сумеречи умели. Сторож у входа придремал, однако возможности пособить друг другу не было никакой: пленников разделял костёр. Оставалось лишь ворочаться да всхлипывать от бессилия.

— Это всё боярин… — Плаксиво кривя чумазое лицо, Докука с трудом приподнялся на локте. — Князь ему, вишь, не позволил меня высечь, так он волхвов подговорил! Племянницы простить не может… Или про боярыню дознался?..

Кудыка хмуро слушал и, как всегда, помалкивал. Уж ему-то было доподлинно известно, кого из них двоих ищут волхвы и за что… Часы… Часы — это ведь не шутка… За часы могут взять и — как того пьянчужку — в бадью да под землю.

Вновь вспомнился глухой отзвук удара о дно преисподней, и Кудыка чуть не завыл…

Перевалиться на другой бок и пережечь хотя бы один узел? Да нет, не выйдет… Во-первых, тесно — не перевернёшься, а во-вторых, лохмотья-то вспыхнут быстрее, чем ремни… Да и руки опалишь… Чем тогда прикажешь стружку снимать?..

— Слышь, Докука… — просипел древорез, очумело привскинувшись над костерком. — Я говорю, бежать надо, слышь?..

Тот уставил на товарища синие со слезой глаза. На чумазых щеках приплясывали красноватые отсветы.