Рябиновое танго - Надежда Неделина

Сильно смущаясь и волнуясь, Маша рассказала ей о своей беременности.

— Ну и ничего страшного! Семь-то месяцев вы можете работать вполне спокойно, а там и я, и вы что-нибудь придумаем, — успокоила ее директор. — Пойдемте, я покажу, чем вам предстоит заниматься. Вы не будете работать с детьми, — на ходу объясняла она Маше, — вы будете убирать музыкальный зал, бассейн и коридоры возле них. Самый серьезный объект — бассейн. Санстанция любит его навещать, поэтому так трудно найти туда человека. Если вы будете приезжать на работу после четырех, то зал и бассейн будут уже свободны. Везде вы найдете расписание занятий и быстро освоитесь. Да, здесь же вы можете и обедать, вам будут оставлять обед на кухне. Не бесплатно, конечно, но и не за полную стоимость. Ну вот, собственно, и все, — вздохнула она с облегчением и улыбнулась. — Вас такие условия устраивают? — по-прежнему улыбаясь, Рогнеда Игоревна смотрела на Машу.

— Конечно! Большое вам спасибо! А когда можно приступать к работе?

— Вообще-то надо сначала пройти медосмотр, — вспомнила директор и на секунду замолчала, как бы раздумывая, — но вы внушаете мне доверие. Поэтому можете приступать к работе хоть сейчас. Но может, у вас сегодня не получится? — Рогнеда Игоревна вопросительно посмотрела на Машу. — А медосмотр начнете проходить завтра. Такое вот критическое положение сложилось, — вздохнула она.

— Конечно, получится! — обрадовалась Маша. — Только… мне бы переодеться…

— Да, пойдемте, я покажу вам вашу подсобку.

Рогнеда Игоревна прошла с Машей по саду. Кругом звенели детские голоса, они наполняли Машу радостью, легким и светлым предчувствием.

— Это — ваш «кабинет», — улыбнулась директор, открывая двери маленькой комнатки, — а это — моя визитка. — Она протянула Маше визитную карточку. — Еще я принесу вам санитарную книжку и адрес, где пройдете платный медосмотр. Ну, ни пуха ни пера! Надеюсь, у вас все получится! — пожелала она на прощание.

А что тут может не получиться? Я с первого класса делаю уборку в квартире. Мама учила меня все делать так, что лучше уже просто сделать нельзя. Когда я училась в начальных классах, мы с мамой делали уборку вместе. Это была скорее игра, чем серьезная уборка. Переживая переходный возраст, я это дело разлюбила, и только в старших классах я стала делать уборку с желанием. Мне нравилась сверкающая чистотой квартира, идеальный порядок. Это даже поднимало мне настроение.

Мама всегда вспоминала слова своей бабушки-староверки. Она говорила, что ее бабушка была кержачкой. Та часто говаривала: «Вымой руки да убери говно, не люблю необиходно!»

«Мама, зачем ты такие слова повторяешь? Сама же меня ругаешь!» — кричала я. «Маша, тут дело не в словах, а в принципе. Человек все должен делать добросовестно, с желанием. Любая работа достойна уважения. Даже вынести утку из-под больного нужно с улыбкой», — объясняла мама.

Я смеялась ее словам и фукала.

«Да, — настаивала мама, — улыбаясь, думая о больном, о его чувствах. Потом, когда ты будешь мыть эту утку, ты можешь не улыбаться, но все равно должна сделать это как следует!»

Занятая воспоминаниями, Маша как-то незаметно для себя сделала уборку в музыкальном зале. Напоследок она открыла там окна и тщательно вымыла двери. За этим занятием ее и застала Рогнеда Игоревна. Она принесла Маше то, что обещала. Осмотрев зал, она ничего не сказала, только одобрительно кивнула и улыбнулась.

Прежде чем вымыть бассейн, Маша прочитала инструкцию по уборке и выполнила требуемое. Самым легким было вымыть пол в коридоре. Так Маша отработала свой первый в жизни рабочий день. Она, конечно, устала, но на душе было радостно оттого, что у нее что-то получилось, что-то она сделала сама. Пока ехала в метро до «Речного вокзала», Маша отдыхала, читала новую книгу. Сравнительно просторное ночное метро Маше понравилось, полупустым был и автобус, поэтому обратная дорога показалась ей даже приятной.

Идя от остановки к общежитию, она автоматически вынула из сумки телефон и стала набирать номер телефона матери. Маше очень хотелось поделиться с ней радостью, хоть немного загладить свою вину перед ней. Случайно Маша вспомнила о разнице во времени и лишь потом о своем решении больше не звонить домой. Она тяжело вздохнула и положила телефон обратно в сумку. На душе скребли кошки, черные кошки тоски.

Но, едва зайдя в комнату, она поняла, что все-таки не может не поделиться радостью, и почти весело сообщила:

— Девчонки! Я нашла работу!

— Маш, я понимаю, если бы ты нашла жениха с московской пропиской, ты бы так радовалась. А ты радуешься работе, смешно прямо, — с сарказмом заметила Лиза.

— Маш, как-то даже не верится, что ты у нас золотая медалистка, — присоединилась к ней Тамара.

— Мне жених не нужен, а работа очень нужна. Просто вы меня не понимаете, не хотите понять, но я не обижаюсь на вас, — грустно улыбнулась Маша.

— Да ладно, Маш, мы же пошутили! Не бери в голову! — уже успокаивали ее девушки.

Маша еще раз поняла, насколько они разные, и разные, потому что по-разному складывается их жизнь.

На следующий день после занятий, перед тем как ехать на работу, Маша заскочила на почту и дала матери телеграмму: «Меня все хорошо Деньги не нужны Я нашла работу. Целую Маша».

С чувством выполненного дочернего долга и удовлетворения, что есть еще хоть такой способ общения с матерью, Маша поехала в Москву.

«Второй рабочий день будет более организованным, — решила она, — но начать я его должна с не очень приятного момента, то есть с медосмотра».

Пока Маша могла сосчитать свои рабочие дни по пальцам, пока она не ощущала никаких перемен в себе, не чувствовала усталости, пока у нее была еще новая одежда, каждый день был хороший обед, она решила копить деньги, которые вскоре понадобятся ребенку. Это стало ее ближайшей целью. Ее никто и никогда не обвинял в меркантильности, но у нее теперь была другая жизнь, и она предъявляла к ней другие требования. Маша перестала просто жить, она, приспосабливаясь, стала выживать во имя будущей жизни, которая начинала жить у нее под сердцем.

Глава 7

Москва за время его отсутствия не изменилась. Все тот же темп, напор, та же суета, то же многолюдье. Изменился сам Максим. Он на все теперь смотрел другими глазами, под другим углом зрения. Он понимал, что эта двухнедельная поездка в неизвестный ему ранее край не могла в корне изменить его мировоззрения, но то, что произошло за эти две недели, не прошло для него даром. Он столько перечувствовал, столько