Месть женщины среднего возраста - Элизабет Бушан

Мне потребовалось несколько лет, чтобы постичь искусство переговоров с Натаном. Следовало отвечать вопросом на вопрос.

– А ты как думаешь? – Моя рука двинулась к его половине кровати.

Он судорожно вздохнул и прекратил говорить голосом «на публику».

– Мне было невыносимо оставлять тебя в таком положении…

Он сказал еще много чего о том, что не хотел причинить мне боль, о том, что принял решение, тщательно все обдумав.

– Видимо, не так уж тщательно, – парировала я.

Натан говорил, что не сделал бы ничего подобного, если бы не считал, что это необходимо для его счастья… и даже для моего.

И так далее и тому подобное.

– Только о моем счастье говорить не надо, – отрезала я. – Нечего меня во все это впутывать.

– Извини. Это было глупо. Но мне необходимо убедиться, что с тобой все в порядке.

– Очень трогательно, Натан. Считается, что прошлое – как иностранное государство, в котором следует вести себя осторожно. Неправда: это мы сами – чужая страна, неисследованная и потенциально опасная территория. Женщина, схватившая трубку побелевшими пальцами, желающая причинить своему мужу столь же дикую боль, как он причинил ей, была мне не знакома. Я не узнавала ее, и хотя эта странная женщина вызывала у меня интерес и даже интриговала меня, она одновременно была мне отвратительна.

– Я-то думала, что мое благополучие тебя больше не заботит. Поэтому ты меня и бросил. Теперь тебя заботит… кое-кто другой.

– Разумеется, я о тебе беспокоюсь.

– О Натан!

– Необязательно жить с человеком, чтобы думать о нем.

– Это бессмысленный разговор.

– Я знаю, – удрученно согласился он. Потом в его голосе появились жесткие нотки. – Я пытался объяснить тебе все вчера.

Перед глазами у меня встала картина: мы катаемся на катке и никак не можем оказаться лицом друг к другу. Меня опять пробрала дрожь, но мне удалось произнести:

– Я больше не могу разговаривать.

– Подожди… подожди, Роуз. Мы должны обсудить детали. Финансовую сторону и все прочее… Я назначу тебе содержание.

Натан никогда не был корыстным, но денежный вопрос всегда стоял у него на первом месте. Такой уж он человек. Только обсудив и решив денежные проблемы, он был готов к рассмотрению более тонких материй. За много лет я выработала стратегию, при помощи которой с этим справлялась: одним из самых успешных способов, если я приходила в отчаяние, было просто его игнорировать.

– Где ты сейчас находишься?

– В «Зеффанос».

Отель, в котором останавливались журналисты нашей газеты, не успевавшие домой из-за поздней работы.

– Почему ты не у… Минти? Последовала короткая многозначительная тишина. В спальню вплыла Петрушка, запрыгнула мне на ноги и одарила хозяйку пристальным взглядом.

– Минти пока не готова к вторжению на ее территорию.

Еще одно выражение на новом языке.

– Неужели?

– Я уважаю ее за это.

У меня имелось преимущество перед Натаном: я была знакома с лексиконом Минти. Она говорила о свободе, личной территории, отсутствии обязательств и сексе ради удовольствия, а не ради любви в такой же манере, как Ианта в свое время беседовала со мной о долге и сдержанности.

Где они встречались? Как часто? Было ли это днем? Или в тот мимолетный промежуток между работой и домом, который Мазарин называет cinq sept – часы, предоставленные женатым любовникам?

Я задохнулась от желания обрушить на него поток вопросов. Как? Почему? Когда? Мне хотелось знать подробности. Хотелось жадно заглатывать детали, как насекомое пожирает гнилой фрукт. Но Натану ни к чему об этом знать, и я не собиралась предоставлять ему возможность отказать мне в ответе.

Вместо этого я сказала:

– Натан, компания не станет оплачивать издержки твоих любовных интрижек.

– Я знаю.

Я вспомнила совместно прожитые годы: Натан поощрял меня, был предан, амбициозен, иногда выходил из себя, но в основном оставался очень мил; я горела желанием остепениться, радовалась рождению детей и, возможно, в последние годы брака задавала слишком мало вопросов, слишком легко приняв установившийся образ жизни. Все могло сложиться по-другому. В свободном пространстве, оставшемся после ухода детей, все это могло – и должно было – быть пересмотрено.

– Натан, неужели ты был настолько несчастлив? Если это так, прости меня, мне очень, очень жаль. – Я с трудом выдавила из себя слова. – Мне казалось, что я делаю тебя счастливым.

– Рози, – ответил он, – ты знаешь, как я тебя любил. С той самой минуты, как увидел в самолете.

– Тогда в чем дело?

Он печально проговорил:

– Ты никогда не любила меня так, как я.

– Это неправда, ты же знаешь. Да, я любила Хэла, но любила и тебя тоже. И в конечном счете, тебя я любила намного сильнее – настоящей любовью, в основе которой лежали не мечты, а реальная жизнь. Вспомни все, что было с нами за двадцать пять лет… Натан, послушай меня, ты позволил одержать верх своему воображению. Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы все перечеркнуть. Я понимаю, влюбленность умирает. Понимаю, мне не двадцать девять, и Минти очень хорошенькая. Я все понимаю… – Я сделала над собой огромное усилие. – Еще не слишком поздно.

– Слушай, – оборвал меня Натан. – Насчет денег. Я не оставлю тебя в беде.

Я и не сомневалась в этом, но ухватилась за свою гордость:

– У меня прекрасная работа. Проживу сама. Он терпеливо, упрямо продолжал:

– Пока я буду оплачивать половину счетов. Не хочу, чтобы ты беспокоилась.

Больше я не могла слушать. Я понимала, что должна поступить мудро и отыскать лучшее, более разумное решение. В висках стучало: «Подумай еще раз. Ради детей. Ради меня. Ты перебесишься, и я тебя прощу. Может, мне стоило бы спросить: что я такого сделала? Может, мне надо молить о прощении, Натан? Ты должен простить меня».

Но голос, каким я обычно говорила – тот, которым жены и матери утешают, грозят, дразнят, уговаривают; голос, что умеет быть грубым, нежным и властным, сорвался.

Я бросила трубку и снова зарылась в подушки. Почувствовав нужный момент, Петрушка придвинулась ближе. Я уронила лицо в ладони. Он звонил, чтобы поговорить о деньгах. Доброта Натана просто невыносима. Мне было бы легче, намного легче, если бы он был жесток и злился. И так тяжело, почти невозможно постичь то, что произошло, не говоря уж о том, чтобы планировать спасительную операцию. Но Натан так и сделал. Он работал тайно, подпольно, и его шахтерский фонарь высветил богатый новый пласт.

Так выворачивают перчатку наизнанку – палец за пальцем.

В полдевятого я позвонила Ви, хотя помнила, что сегодня суббота и в это время ее лучше не трогать. Ви и Мазарин были моими самыми старыми подругами: мы втроем вместе ходили в университет.