Рискованный маскарад, или Все его маски (СИ) - Диана Крымская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кожа Евы была чиста и нежна, и обычно на щеках девушки играл естественный румянец. Но сегодня, в день помолвки, Ева была слишком бледной, и позволила немного побелить лицо рисовой пудрой и подрумянить себе щеки.
Перламутрового цвета муслиновое платье, по которому были вышиты маленькие розовые бутоны с серебристыми листочками, было верхом элегантности и роскоши; жемчужный гарнитур — серьги и колье из розового жемчуга — должен был символизировать чистоту и невинность невесты.
И вот кортеж подъехал к парадным дверям, и герцог вышел из кареты. Ева с родителями ждала жениха около лестницы в парадной зале замка. Сзади стояли гости, тихо перешептываясь между собою.
Зала была огромной, а гостей было не так уж много, но Еве вдруг показалось, что здесь совсем нет воздуха, и голова у девушки закружилась. Усилием воли Ева подавила приступ накатывавшей дурноты и нацепила на лицо фальшивую улыбку навстречу входящим: герцогу и семерым сопровождающим его светлость молодым людям.
Саймон неожиданно разволновался, поднимаясь по ступеням вслед за герцогом. Ему даже не верилось, что он столь просто смог попасть в замок, — ведь он так долго и безрезультатно пытался это сделать. Его пропустили! Вот он, внутри, и идет навстречу своему злейшему врагу.
Представляя эту встречу, Саймон боялся не совладать с собой, броситься на лорда и вонзить кинжал в его черное сердце. Но нет, наблюдая за тем, как Рокуэлл раскланивается с лордом, Саймон ощущал, что вполне владеет собой. Скорая расправа над Корби не входила в его планы, этого было мало Саймону. Проклятый лорд должен на своей шкуре прочувствовать всю «прелесть» мести сына, потерявшего своего любимого родителя.
В силу невысокой титулованности Саймона представляли последним лорду и его семье. И Саймон совершенно спокойно поклонился своему тестю, поцеловал ручку теще, и Ева…
Она была такая… другая… чужая… Она казалась невероятно красивой. И такой безупречной в своем элегантном платье, с замысловато уложенными, блестящими и густыми локонами.
Теперь Саймон понимал, почему герцог называл ее ледышкой. Когда Саймон склонился, чтобы поцеловать руку Евы, от нее будто повеяло морозной свежестью.
Евангелина держалась неестественно прямо, подбородок ее был гордо вздернут, а натянутая улыбка на губах не смягчала, а, наоборот, подчеркивала впечатление ледяной отстраненности. Снежная королева показалась бы рядом с ней жалкой дилетанткой.
Он коснулся губами нежной кожи руки, и неожиданно ему захотелось сделать какое-то безумство, лишь бы вывести Еву из этого замороженного состояния. Ведь он знал, что она совсем не такая! Там в лесу, она была живой, теплой, настоящей лесной колдуньей, и он не желал видеть ее другой!
Сам не понимая, что он делает и к чему это может привести, Саймон слегка пожал ей руку. И, да, его жена оживилась. Отрешенный взгляд ее наконец сфокусировался на его лице, и по этому взгляду Саймон понял: за эту дерзость Евангелина Корби готова его оскальпировать.
Их приветствие затянулось, и Саймон неохотно отступил в сторону.
Никто его не узнал. А ведь он был рядом, в двух шагах! Смотрел в глаза, разговаривал… Ни лорду Корби, ни Еве и в голову не пришло, кто перед ними! Что ж, это было на руку Саймону, — ведь в противном случае его ждала виселица.
…Все то время, что герцог со своей свитой находились в зале, Саймон наблюдал за Евой. Она же демонстративно его не замечала. Она старательно не смотрела в ту сторону, куда отошел наглый Джеймс Догерти, но Саймон видел, что ей приходится делать над собой немалое усилие.
Ничего, когда он вытащит ее отсюда, Ева снова станет улыбаться, радуясь солнышку и птицам. Саймон не задумывался, почему ему этого так хотелось, просто он желал этого, вот и все.
Итак, первоочередной задачей для него теперь была найти выход из замка, через который он сможет незаметно вывести жену. Ну, а точнее, вынести ее, потому что вряд ли Ева добровольно пойдет с ним, даже зная, что он ее муж. Скорее наоборот: узнав, что он — ее супруг, она тем более ни за что на свете не последует за ним.
После официальной части празднества начался бал. Саймон не собирался принимать в нем участие, — он не танцевал придворные бальные танцы с тех пор, как его учил этому высокому искусству учитель, француз Бижю.
Хотя вообще Саймон был неплохим танцором, и с удовольствием отплясывал на всяких гуляньях, в тавернах и кабачках. Саймон усмехнулся, представив, какие лица были бы у гостей, закружи он невесту герцога в какой-нибудь лихой народной пляске…
Он стоял у колонны, прихлебывая ледяное шампанское, которым расторопные лакеи обносили гостей. Зала сверкала: серебряные люстры, в каждой из которых горели по меньшей мере пятьдесят свечей, ярко освещали ее; переливался огнями хрусталь бокалов, вспыхивали разноцветными огнями украшения на женщинах и мужчинах, натертый воском узорчатый паркет и огромные зеркала в золотых рамах отражали всю эту роскошь и, казалось, гостей здесь собралось не меньше тысячи.
«В особняке отца было так же великолепно», — с легкой, но без горечи, ностальгией подумал Саймон. Жизнь давно научила его не оглядываться на прошлое. Не забыть, кем он был, и кем был его отец, — но принять то, что случилось, и не предаваться бесплодным воспоминаниям и тоске обо всем, что когда-то принадлежало их семье.
Но все это богатство замка лорда Корби поднимало из глубины его души гнев и злость, — отец умер позорной смертью, а бывший лорд-канцлер, его главный судья, купается в золоте!
И тут ему пришло в голову, что все, что сейчас окружает его, может, и в обозримом будущем, принадлежать ему — как мужу единственной дочери лорда… Если удастся вытащить ее из этой золотой клетки, не свернув при этом себе шею.
Но как это сделать? Кажется, он зря восстановил ее против себя. Добился того, что она будет теперь избегать его, считая циничным и наглым распутником. Хотя, проведя всего одну ночь и день в компании герцога и его друзей, Саймон наслушался всякого. Они похвалялись такими жестокими развлечениями и грязными авантюрами, что Саймона, проведшего юность в самых жутких трущобах и немало повидавшего во время плаваний в заморские страны, едва не выворачивало наизнанку.
Да Джек Гром, со всей его ватагой вместе взятой, — просто ангелы во плоти перед Рокуэллом и его прихвостнями!
Интересно, а лорд Корби знает, за кого выходит его дочь? Наверное,
