Страна Рождества - Джо Хилл

Вик развернула байк. Закинула на него ногу. Начала крутить педали. Ее тоже не очень-то слушались ноги, но через мгновение она с глухим стуком въехала на мост, в шипящую темноту и запах летучих мышей.

Она оглянулась, когда была на полпути. Мистер Югли стоял на прежнем месте, склонив голову в молитве, одной рукой прикрывая глаза, а другой — прижимая к себе швабру.

Вик, держа фотографию в потной ладони, покатила дальше и съехала с моста в плавающие, живые тени леса Питтман-стрит. Еще даже не оглянувшись через плечо, она поняла — поняла просто по музыкальному смеху реки внизу и грациозным порывам ветра в соснах, — что «Короткий путь» уже пропал.

Продолжая крутить педали, она въезжала в первый день лета, и пульс у нее вел себя как-то странно. Пробиравшая до мозга костей боль предчувствия не отпускала ее всю дорогу назад.

Через два дня Вик собиралась выйти из дому, чтобы съездить на байке к Вилле — у нее была последняя возможность повидаться со своей лучшей-подругой-навеки, прежде чем Вик и ее родители отправятся на шесть недель на озеро Уиннипесоки, — когда услышала, как мать на кухне сказала что-то о мистере Югли. Его имя, едва прозвучав, вызвало у Вик чуть ли не сокрушительное чувство слабости, и она едва не рухнула. Выходные она провела не особо думая о мистере Югли, что было нетрудно: весь субботний вечер Вик пролежала с такой сильной мигренью, что у нее было чувство, будто ее вот-вот вырвет. Особо ожесточенной была боль за левым глазом. Он, казалось, готов был лопнуть.

Она снова поднялась на крыльцо и стала рядом с кухней, прислушиваясь, как мать болтает с кем-то из своих подруг, Вик не знала, с кем именно. Она простояла почти пять минут, подслушивая телефонный разговор матери, но Линда больше не упомянула имени мистера Югли. Она говорила: «Ой, беда-то какая и бедняга», но имени не называла.

Наконец Вик услышала, как Линда положила трубку на рычаг. За этим последовало постукивание посуды и плеск воды в раковине.

Вик не хотела знать. Она боялась знать. В то же время она ничего не могла с собой поделать. Вот так все просто.

— Мам? — спросила она, просовывая голову в кухню. — Ты, кажется, говорила что-то о мистере Югли?

— Хм? — переспросила Линда. Она стояла к ней спиной, одетая в потрепанный розовый халат, с завязанными в пучок волосами. Когда она наклонялась вперед, голову ей омывал солнечный свет и светло-каштановые волосы делались прозрачными, как стекло. — Ах да. Он сорвался. Подобрали вчера вечером рядом со школой — он кричал на нее как сумасшедший. Был в завязке целых тридцать лет. С тех пор — ну, с тех пор как решил, что больше не хочет быть пьяницей. Бедняга. Дотти Эванс сказала, что сегодня утром он был в церкви, рыдал там как ребенок, говорил, что бросит работу. Что никогда не сможет вернуться. Смущен, я думаю. — Линда взглянула на Вик и озабоченно нахмурила лоб. — Ты в порядке, Вики? Ты все еще неважно выглядишь. Может, тебе лучше остаться?

— Нет, — странным, глухим, как из бочки, голосом сказала Вик. — Мне надо выйти. Подышать свежим воздухом. — Помолчав, она сказала: — Надеюсь, он не уйдет. Он в самом деле хороший дядька.

— Так и есть. И любит всех вас, детишек. Но люди стареют, Вик, и за ними надо присматривать. Все части изнашиваются. И тело, и разум.

Поехать в городской лес означало сделать крюк — гораздо более прямой путь к дому Виллы проходил через парк Брэдбери, — но не успела Вик вскочить на велосипед, как решила, что ей нужно немного поездить по окрестностям и поразмыслить, прежде чем с кем-либо видеться.

Какая-то часть ее чувствовала, что не следует позволять себе думать о том, что она делала, что могла делать, об этой невероятной, озадачивающей способности, которой обладала только одна она. Но сейчас эта собака сорвалась с цепи, и требовалось время, чтобы загнать ее в угол и снова посадить на цепь. Ей снились сны наяву о дыре в мире, о том, как она ездит через нее на байке, и только безумец мог бы вообразить, что нечто подобное возможно, — если не считать того, что мистер Югли видел ее. Мистер Югли видел ее, и из-за этого в нем что-то сломалось. Что-то взбрыкнуло в нем, вылезая из-под трезвости, и заставило его бояться возвращения в школу, туда, где он проработал более десяти лет. Туда, где он был счастлив. Мистер Югли — бедный старый сломленный мистер Югли — служил доказательством того, что «Короткий путь» реален.

Она не хотела доказательств. Она предпочитала ничего об этом не знать.

В противном случае она хотела найти кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить, кто сказал бы, что с ней все в порядке, что она не сумасшедшая. Она хотела найти кого-то, кто мог бы объяснить, растолковать мост, который существовал только тогда, когда был ей нужен, и всегда доставлял ее туда, куда ей требовалось попасть.

Она понеслась по склону холма в овраг, наполненный прохладным, стремительным воздухом.

Она хотела не только этого. Она хотела найти сам мост, увидеть его еще раз. В голове у нее было ясно, и она вполне осознавала саму себя, чувствуя прочную связь с текущим мгновением. Она ощущала все толчки и сотрясения, с которыми «Роли» ударялся о корни и камни. Она понимала различие между фантазией и реальностью, не давала этому различию затуманиться у нее в сознании и, достигнув старой грунтовой дороги, была уверена, что моста «Короткого пути» там не будет…

…только он был.

— Ты ненастоящий, — сказала она мосту, бессознательно вторя мистеру Югли. — Ты упал в реку, когда мне было восемь лет.

Мост упрямо оставался на месте.

Затормозив и остановившись, она смотрела на него с безопасного расстояния в двадцать футов. Под ним бурлил Мерримак.

— Помоги мне найти кого-нибудь, кто может сказать мне, что я не сумасшедшая, — сказала она мосту, поставила ноги на педали и медленно к нему поехала.

Приблизившись к входу, она увидела давно знакомую зеленую аэрозольную краску на стене слева от себя.

Смешно указывать ей такое направление, подумала она. Разве она уже не тут?

Все остальные разы, пересекая мост «Короткого пути», она ехала в каком-то трансе, вращая педали автоматически и бездумно, просто как еще одна рабочая часть машины, наряду с передачами и цепью.

На этот раз она заставила себя ехать медленно и смотреть вокруг, пусть даже все в ней захотело вырваться из моста наружу, как только она в нем оказалась. Она боролась с этим, подавляя позыв к спешке, к такой быстрой езде, словно мост позади нее рушится. Ей хотелось зафиксировать в памяти все подробности. Отчасти она думала, что, если действительно посмотрит на мост «Короткого пути», посмотрит на него пристально, тот растает вокруг нее.

И что тогда? Где она окажется, если мост внезапно исчезнет? Это не имело значения. Мост сохранялся, как бы упорно она на него ни смотрела. Древесина была старой, изношенной и занозистой с виду. Гвозди в стенах были покрыты ржавчиной. Она чувствовала, как прогибаются половицы под тяжестью велосипеда. «Короткий путь» не отправлялся в небытие усилием воли.

Она, как всегда, осознавала белый шум. Чувствовала его громовой рев у себя в зубах. Видела его: видела бурю статических помех через трещины в покосившихся стенах.

Вик все же не осмеливалась остановить велосипед, слезть с него и прикоснуться к стенам, походить вокруг. Ей казалось, что если она сойдет с велосипеда, то никогда не сядет на него снова. Какой-то своей частью она чувствовала, что существование моста полностью зависит от того, чтобы двигаться вперед и не думать слишком много.

Мост прогнулся, выпрямился и снова прогнулся. Со стропил посыпалась пыль. Видела ли она однажды порхавшего там голубя?

Подняв голову к потолку, она увидела, что он весь покрыт летучими мышами, крылья которых смыкались вокруг маленьких пушистых комочков их тел. Они постоянно совершали еле заметные движения, шевелились, перекладывали крылья. Некоторые из них повернулись к ней лицом, близоруко глядя на нее сверху вниз.

Все эти летучие мыши были одинаковыми, и у каждой из них было лицо Вик. Лица у них были усохшими, сморщенными и розовыми, но она узнавала себя. Они были как у нее, за исключением глаз, которые красновато блестели, словно капли крови. При виде их она почувствовала, как тонкая серебряная игла боли проходит через ее левый глаз и погружается ей в мозг. Поверх шипения и хлопков статического шквала она слышала их высокие, пищащие, почти ультразвуковые крики.

Она не могла этого вынести. Ей хотелось завопить, но она знала, что, если она так сделает, летучие мыши покинут крышу и станут роиться вокруг нее, и тогда ей конец. Закрыв глаза, она изо всех сил завертела педали, устремляясь к дальнему концу моста. Что-то яростно дрожало. Она не могла сказать, мост ли это, байк или она сама.