Злой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон

И все же, как признают Турчин и Нефедов, любой цикличный процесс сам по себе непременно находится под воздействием сил явно нецикличных: экстремальных колебаний климата, пандемий, технологических разрывов, а также крупных конфликтов, которым, как мы видели, свойственна почти полная непредсказуемость – и в плане продолжительности, и в плане масштабов[137]. Турчин предположил, что 2020 год, вероятно, вызовет в США «всплеск» социально-политической нестабильности и станет «достойным преемником» таких лет, как 1870, 1920 и 1970-й. Эти слова можно вполне считать пророческими[138]. Возросшая иммиграция еще с 1970-х годов определенно совпадала со стагнацией реальной зарплаты, хотя и прочие факторы – технологические изменения и конкуренция с Китаем – сыграли по меньшей мере столь же важную роль. Яркое отражение перепроизводства элит – стоимость обучения в Йеле, которая, в сравнении со среднегодовой зарплатой на производстве, все время растет. Можно обратить внимание и на то, как увеличилась – по отношению ко всему населению в целом – доля магистров делового администрирования (MBA) и юристов. Дробление элит ясно видно и в парализующих политических симпатиях Вашингтона, округ Колумбия, и в ожесточенной борьбе за посты в законодательной власти, и в повышении затрат на избирательные кампании. А еще США очень недостает асабии, необходимой для успешного завершения войн, начатых на территории других государств[139]. И все же, несмотря на недавние жаркие споры по поводу массовых убийств и случаев, когда полиция применяла силу с летальным исходом, уровень насилия в 2020 году остается намного ниже, чем был в 1870, 1920 и 1970-м, и это показывают данные самого Турчина. Возможно, у американцев в личном владении сейчас больше оружия, чем когда-либо, но используют они его друг против друга намного реже, чем во время предыдущих «всплесков» насилия[140]. Но в любом случае, если говорить про 2020 год, то возникает вопрос: какую долю нестабильности, ярчайшим проявлением которой стали массовые акции в поддержку движения Black Lives Matter в конце мая и в июне, следует объяснять воздействием пандемии, которую не могла предсказать никакая теория исторических циклов?

Подобное возражение можно привести и против иных теорий цикличности, ныне вошедших в моду. Рэй Далио, управляющий хедж-фонда, разработал свою модель исторического процесса, в которой все вращается вокруг долговой динамики (взамен демографической). Примерно как и Турчин, Далио различает «большие циклы… состоящие из колебаний между: 1) периодами счастья и процветания, когда люди стремятся к богатству и продуктивно создают его, а те, кто наделен властью, работают гармонично, чтобы этому способствовать, и 2) периодами гнетущей бедности, когда борьба за богатство и власть рушит гармонию и продуктивность, а иногда даже ведет к войнам и революциям»[141]. Философия истории Рэя Далио проста и незатейлива; в чем-то она сродни автодидактическому подходу Джорджа Сороса к бихевиоризму. «Большинство вещей и явлений, – пишет Далио, – периодически повторяются во времени… Есть предел числу типов личности; и числу путей, которые эти личности выбирают; и числу ситуаций, с которыми они на этих путях сталкиваются; и числу вызванных этими ситуациями историй, которые с течением времени повторяют сами себя». Он предлагает «формулу того, что заставляет величайшие империи мира и их рынки переживать взлет и падение», основанную на «семнадцати силах… объяснивших почти все эти события во времени». В другом месте он пишет о «едином показателе богатства и власти… примерно равном средней величине восьми параметров развития. Вот они: 1) образование; 2) конкурентоспособность; 3) технологии; 4) производительность экономики; 5) доля в мировой торговле; 6) военная мощь; 7) устойчивость финансового центра и 8) резервная валюта». Кроме того, он говорит о четырех взаимодействующих циклах: долговом, денежно-кредитном, цикле распределения богатства и геополитическом цикле[142]. На основе этой теории четырех циклов Далио приходит к такому выводу: дни процветания и первенства Соединенных Штатов сочтены – похожим образом в 1930-е годы свое могущество потеряла Великобритания. Что же касается доллара, то «деньги – это мусор»[143].

Проблема такого подхода в том, что он не может объяснить событий, которые так и не произошли, – но были бы ошибочно предсказаны этой моделью, возникни она когда-либо в прошлом. Почему, скажем, Великобритания не испытала упадка и краха после 1815 года? В 1822 году отношение госдолга к ВВП достигло пика и составило 172 %. По истечении пяти лет дефляции (с 1818 по 1822 год) экономическое неравенство было очень ощутимым и привело к политическим волнениям. После того как 12 августа 1822 года совершил самоубийство ненавистный виконт Каслри, международный порядок, установленный на Венском конгрессе, начал рушиться. И тем не менее Британская империя в начале XIX века только набирала силу, а революции – в 1830 и 1848 годах – произошли по другую сторону Ла-Манша. Точно так же можно спросить, почему упадок и крах не случились в 1970-х годах в США. Инфляция нанесла серьезный удар по сбережениям держателей облигаций: когда Ричард Никсон разорвал последнюю связь между долларом и золотом, уровень инфляции вырос до двузначных показателей. В бедных городских кварталах начались беспорядки, в студенческих кампусах – протесты. Президенту пришлось подать в отставку, а страна бесславно проиграла войну во Вьетнаме. И все же Америка выстояла и в 1980-х годах стремительно восстановилась. В 1989-м, спустя два года после того, как вышла книга Пола Кеннеди «Взлеты и падения великих держав» – очередной труд о цикличности истории, подчеркивавший жизненную необходимость высокой производственной мощности и сбалансированности бюджета и на этом основании предрекавший Америке упадок, – США победили в холодной войне, поскольку советская империя в Центральной и Восточной Европе была сметена волной революций. В это же время стремления Японии к статусу сверхдержавы развеялись как дым, когда в стране лопнул пузырь цен на активы.

Реальность, как мы еще увидим, заключается в том, что история – процесс слишком сложный, чтобы смоделировать ее даже столь неформально, как это склонны делать Турчин и Далио. Более того, чем методичнее моделируются исторические феномены (особенно пандемии, но наравне с ними – и климатические изменения, и ухудшение экологической обстановки), тем легче перейти «от почти верного понимания к абсолютно неверному»[144].

Неограненный алмаз

Если бы мы могли предвидеть экономические, социальные или политические потрясения, то, вероятно, хоть каких-нибудь из них нам удалось бы избежать. В книге «Коллапс» (2011) Джаред Даймонд предложил иную теорию, не столь жесткую, как исторический циклизм,