Почтовые открытки - Энни Пру

название ядовитой змеи. Его укусил протез. Поэтому-то я так долго ничего и не делал. Не мог произнести его вслух. Молодец, девочка, улыбнись-ка пошире дураку. Я тебе не рассказывал, но месяца через два, после того как это случилось, я почесал на Род-Айленд, в то место, где подбирают такие вещи – крюки, протезы, – только вот не смог заставить себя войти. Мне было жутко стыдно. Увидел девушку, сидевшую за столом, и не смог подойти к ней и сказать…

– Даб! Как дела? – Старина Триммер, мускулистый, кряжистый, теплое белье выглядывает из-под грязной рубашки в красную клетку. От него несло бензином и машинным маслом, лошадьми, по́том и самокрутками. Он подмигнул Миртл из-под тяжелых век и щелкнул языком так же, как щелкал своим запряженным в сани лошадям.

– Триммер! Как сам?

– Настолько хорошо, черт бы меня побрал, что самому невмоготу. Вот приехал поискать какую-нибудь печаль на свою голову, чтобы умерить радость и буйное веселье, окинул взглядом комнату – а тут, как по заказу, вы, голубки́, сидите, глаз друг с друга не сводите. Вот это, полагаю, и есть настоящая любовь, вопрос только в том, сколько времени пройдет, прежде чем она выгонит тебя взашей. Даб, если будет потом минутка, я хотел бы с тобой поговорить.

Два световых пятна появились по краям сцены, потом в центр ее хлынул луч прожектора, осветив грязные провода микрофона и голубые барабаны. На сцену вышел человек с редеющими волосами и острыми, как у дьявола, зубами, в зеленовато-голубом пиджаке, с помятым саксофоном. За ним бочком протиснулись еще два пожилых человека: хромой с перламутрово-красным аккордеоном и шаркающий толстяк с банджо, оба в засаленных зеленовато-голубых пиджаках. Они с отвращением посмотрели в направлении прихожей сбоку от сцены. Оттуда плыли клубы дыма. Минуту спустя подросток в широких коричневых брюках и желтой вискозной рубахе прыгнул за ударную установку, в уголке рта у него все еще дымилась сигарета. Он выдал дробь на малом барабане в знак приветствия, после чего в микрофоне послышался глухой голос саксофониста:

– Добрый вечер, дамы и господа, добро пожаловать в «Комету». Давайте повеселимся. «Сахарные чечеточники» – к вашим услугам, танцуйте, слушайте и наслаждайтесь. Мы начинаем с «Запоздалого прыжка».

– Вернусь через несколько минут, приятель. Сначала мы с мисс Миртл покажем деревенщине, как это делается, – сказал Даб.

Едва они вышли на танцевальную площадку, Дидион крикнул:

– Ну, берегитесь, сейчас искры посыплются!

Ховард подошел к концу стойки, чтобы посмотреть. Барабанщик начал с громкой сокрушительной дроби, за ним один за другим вступили музыканты в зелено-голубых пиджаках – саксофон начал глухо, постепенно переходя к пронзительно-визгливым руладам.

Сначала Миртл и Даб стояли друг против друга, склонившись навстречу, как цапли, двигалась только поднятая рука Даба, вздрагивая и трепеща, словно лоскут ткани на штормовом ветру. Потом он каким-то зулусским прыжком подскочил к Миртл и закружил ее под своей рукой, пока ее юбка не надулась темным колоколом, после чего начал то резко притягивать ее к себе, то отталкивать. Ее лакированные туфли взблескивали, как льдинки. Остальные танцоры стояли поодаль, освободив для них площадку. Даб взбрыкивал словно конь. По лицу его катились блестящие капли пота. Шпильки дождем сыпались из волос Миртл, которые бурным каскадом падали на плечи. Ноги громко отбивали ритм.

– Собирайте банки из-под арахисового масла![21] – завопил Триммер.

– Оленина! Оленина![22] – выкрикивал Дидион, поскольку более восторженного сравнения просто не знал.

К столу, за которым в клубах трубочного дыма сидел Триммер, Даб вернулся с двухквартовым стеклянным кувшином пива. Бока у парня тяжело вздымались, на щеках возле ушей блестели струйки пота, собиравшегося в капли на подбородке. Миртл отдыхала, откинувшись на спинку стула, тяжело дыша, высоко поддернув юбку, чтобы прохладный воздух обдувал разгоряченные ноги, и расстегнув блузку настолько, насколько позволяли приличия. Сначала Даб налил холодного пива ей в стакан, потом стал жадно пить прямо из кувшина. Поставив наконец кувшин в центр стола, он прикурил сигарету для Миртл, затем для себя. Триммер придвинул свой стул поближе к столу.

– Вот это был танец! Я бы так не смог, тренируйся я хоть миллион лет. – Он выбил недокуренный остаток табака из трубки в пепельницу. – Хотел спросить у тебя: вы собираетесь пользоваться старой системой капканов Лояла и не нужна ли вам помощь? Сейчас цены на мех хорошие. Особенно на куний. И лисий. Судя по тому, как ты танцуешь, ты способен догнать и вывернуть зверье наизнанку прямо на бегу.

– Это совсем другое дело. Когда теряешь руку, можно чувствовать себя хорошо и многое делать. Но присматривать за капканами Лояла… Ты ведь про это тоже мало что знаешь, правда?

– Я знаю, что он хорошо зарабатывал на этом. Знаю, что он добывал отличный мех и ему для этого не надо было ездить на Северный полюс. Лисы. В прошлом году он привез на весенний меховой аукцион замечательных лис. С густым, пушистым мехом. Я видел, как он выхвалялся перед всеми, вертя в руках рыжие шкурки с пышными хвостами. Было бы естественно, если бы ты продолжил его дело.

– Нет, Триммер, – ответил Даб, растягивая слова, – про капканы Лояла забудь. Я не смогу делать то, что делал он, сколько б ни старался. Я даже не знаю, где они хранятся.

– Черт, но их ведь не так трудно найти, правда? Где-нибудь на сеновале, на чердаке или в сарае. Я тебе помогу и найти их, и поставить. Тебе надо только в принципе знать – где ставить.

– Того, что умел делать с капканами Лоял, ни ты, ни я не умеем. Он не вывешивал их в сарае и не обкуривал, чтобы избавить от человеческого духа, как делают другие. Еще мальчишкой он научился всему у того бедолаги, который жил когда-то на болотах в лачуге из коры, пониже того места, где растут огромные папоротники.

– Страусники?

– Да, страусники. Лоял ошивался там часами при каждой возможности – по субботам после работы по дому, летними вечерами, после того как заканчивалась дойка. У старика Айриса Пенрина. У него-то он и перенял все его хитроумные способы охоты с капканами, но он был скрытный, никогда не выдавал секретов. Ты же знаешь Лояла – все делал тайно, чтобы никто не видел. Во-первых, он соорудил себе маленькую лачугу на берегу ручья, где держал все, что нужно для ухода за капканами, но не сами капканы. Вот ты послушай и поймешь, что я имею в виду.

Лоял действительно был мастером расставлять капканы, прямо-таки дьявольским гением – знал, как уложить ветки, расположить соломинку или согнуть стебель золотарника так, чтобы