Здесь вам не причинят никакого вреда - Андрей Жвалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На! – и девочка обрушила на пернатый кошмар розового слона.
От неожиданности Кококлокль осел, клацнул зубами об пол и тут же был пойман курсанткой за ноги. А поскольку начал трепыхаться – еще и пару раз шваркнут головами о стену.
На этом его неприятности могли не закончиться, поскольку Элен, хищно улыбаясь, уже подбиралась к петуху. Но тут из-за кресла поднялась мрачная туча с лицом Георга и сунула полумертвого Кококлокля в мешок.
– А меня вы в тюрьму не заберете, – сказала Элен. – Потому что я суп съела.
И покосилась на вазу с конфетами.
Когда полицейские вышли из квартиры, Мари ловко вернула на место замок и сказала:
– Показательное задержание мне понравилось. Наглядно и поучительно.
– В смысле? – повернулся к ней Георг.
– Вы очень хорошо показали типичные ошибки при задержании.
Инструктор тяжело посмотрел курсантке в глаза – честные, доверчивые, широко открытые – и только махнул рукой.
На улице Георга ждал новый сюрприз. Удушливая жара превратилась в оглушительный ливень.
– Бабье лето называется, – тоскливо произнес инструктор. – И как я зонт взять не догадался?
Глава 7
Чего боятся кошмары
Главное правило допроса – дайте высказаться и подозреваемому.
Из инструкции для женщин-следователейНовая информация обессмысливает информацию, полученную ранее.
Из брошюры «Информационное голодание как метод очищения головного мозга»Лесная старица в десяти километрах от города. Заброшенный домишко под побелевшим предутренним небом на берегу обмелевшего и затянутого ряской бывшего русла реки. Сама река уже много лет течет по другую сторону леса, а тут тихо, неподвижно, пусто.
Вообще-то сентябрьский лес, даже ранним утром и даже в десяти километрах от города, редко бывает пуст. Там обязательно кто-нибудь шебуршит, качает ветки или ползает между кустами. В крайнем случае, ползает между кустами, качает ветки и шебуршит какой-нибудь лесник или грибник.
Но лесник давно переселился в большой дом у нового русла, а грибники и прочая живность об ходят старицу стороной. Кто-то когда-то здесь то ли утонул, то ли повесился, то ли еще как сгинул, сейчас и не вспомнишь, но с тех пор старица пользуется дурной славой.
А сейчас дурной славой старицы пользуется существо с дурной репутацией. Омордень.
Ночной обход детских спален завершен, и заброшенный домишко с дурной славой – хороший вариант дождаться следующей ночи.
Большой, тяжелый, зубастый кошмар выходит из чулана и опускается на пол. Он недоволен. Мальчика защитили. Девочка перестала бояться, и он перестал ее видеть.
Ему пришлось самому искать следы страха. Но все, что он получил – это скудные порции беспокойства нескольких детей, которым снились плохие сны. Они даже не просыпались, когда он заглядывал в их спальни.
Но у него еще есть время. Он возьмет свое.
Утро Мари посвятила подготовке к допросу особо опасного ужаса. Начать подготовку она решила с особо плотного завтрака.
Девушка вдумчиво жевала «Курсантский комплекс № 1», когда к ее столику подошел лейтенант О. Нос его непрерывно двигался, уклоняясь от резких запахов, заполнявших столовую.
– Как практика? – спросил О.
– Все в норме, – отрапортовала Мари.
Лейтенант чихнул.
– В норме? Быть того не может. В нашем подразделении нормы не бывает. Скорее нормальным будет отсутствие нормы.
Мари задумалась и сказала:
– Тогда тем более в норме.
Лейтенант почесал нос. Он так и не научился разбираться, когда Мари издевается, а когда просто язвит.
– Хорошо, – решил он, – а ты дневник производственной практики ведешь?
Мари подавилась жидкой составляющей «Комплекса № 1».
– Понятно, – сказал О. – Непонятно, о чем ты думаешь. Как собираешься отчет о практике сдавать?
– Приду, доложу…
– Да кто ж тебе на слово поверит? Каждый день должен быть записан в дневнике, а каждая запись утверждена руководителем практики. А на каждом утверждении должна быть подпись командира отряда. Иначе ты, твой руководитель практики и твой командир отряда получат по…
Лейтенант замер. На раздаче открыли котел со свежей порцией «Комплекса № 3». О. прикрылся носовым платком и молча удалился.
«Дневник нужно срочно завести, – подумала Мари, глядя в удаляющуюся командирскую спину. – Завести, заполнить, отнести Георгу, утвердить, вернуться, предъявить. Срочно… Очень срочно… Желательно немедленно… Жанна должна дневник вести!» Дожевывая на ходу твердую составляющую «Комплекса» и рассовывая по карманам его десертную составляющую, девушка бодрой рысью двинулась в спальню.
Однако Командирша вела не дневник, а праздный образ жизни: валялась на койке с книгой «Новый взгляд на третий глаз».
– Жанна, – сказала Мари, – дай дневник практики переписать, а то лейтенант съест. А ты что, оптику учишь?
– Да нет, это мистические практики древнего Востока. Теоретический курс.
– А какое отношение практики имеют к теоретическому курсу?
– Мистическое, – сказала Жанна. – Дневник на подоконнике. Только переписывать не советую.
На обложке толстой серой тетради значилось:
Дневник производственной практики
курсанта <3асекречено> подразделения <3асекречено>
отряда <3асекречено> Высшей <3асекречено> Полиции.
Тема практики <3асекречено>.
Руководитель практики <3асекречено>.
Мари открыла секретный дневник. Серые страницы в клеточку заполнял твердый почерк, по которому невозможно провести графологическую экспертизу.
Первый день.
Дата <3асекречено>.
Тема занятия <3асекречено>.
Подпись руководителя практики <3асекречено>.
Виза командира подразделения <3асекречено>.
Второй день…
– А переписывать нельзя, – спросила Мари, – потому что все засекречено?
– Да переписывай, если заняться нечем. Но не советую. Советую взять этот дневник и показать лейтенанту.
– Это ты здорово придумала.
– Да это не я. И дневник не мой…
– А, это кто-то еще из подразделения 11, – сообразила Мари. – Кстати, ты не знаешь, чем остальные наши занимаются?
– Какие наши?
– Ну остальные курсанты из «двух дубин». Особенно тот… этот… – Мари пощелкала пальцами, – ну как его… Который на построении то ли был, то ли не был. Ну, он еще…
– Хватит щелкать, подруга, – Командирша перевернула страницу, – карманных денег не будет.
Мари подумала.
– То есть ты не знаешь, чем остальные занимаются?
– Радость моя, – сказала Жанна, – я толком не знаю, чем сама занимаюсь. А уж остальные… Зачем тебе это?
– Интересно.
– Интересно ей… – проворчала Командирша, неохотно прикрыла левый глаз рукой и вдруг быстро-быстро заговорила. – Курсант Р. находится в пространстве С+, выпаривает субстанцию Ре-До до состояния До-Фа, успешно. Курсант К. сдает норматив по виртуализации регенерируемой мнимости… Уже провалился, будет пересдавать. Курсант Ж. проникает в сущность условно сущего, подвергается невербализируемой опасности, уходит через двойной абецедарий…
– Что? – уточнила Мари.
– Понятия не имею, – сказала Жанна, открывая глаз. – А чего ты хотела? Ты дневник производственной практики внимательно прочла?
Мари посмотрела на засекреченные страницы и только сейчас осознала смысл тайного лозунга спецслужб: «Секретность – это гуманно».
Она подождала для правдоподобия десять минут и отправилась искать лейтенанта. Сделав круг по Школе, Мари спросила у дежурного по этажу, третьекурсника Алоиза:
– Не видал нашего отрядного?
Скучающий Алоиз с готовностью откликнулся:
– В оружейке он, новое личное оружие курсантов принимает.
Дежурный неуместно хихикнул.
– Чего смешного? – спросила Мари.
– Так оружие новое, а лейтенант старый.
Мари следовало заступиться за честь лейтенанта (который был вовсе не старый, хотя уже и не молодой – лет 25), но спорить с хихикающим Алоизом не хотелось. Девушка изобразила рукой нечто вроде благодарности и направилась к оружейной комнате.
Смех за спиной внезапно затих.
– Эй, – сказал посерьезневший дежурный, – ты туда лучше не ходи.
– Почему?
– А вдруг он голый? – сказал Алоиз и загоготал.
Мари чуть ли не бегом постаралась унести свое пунцовеющее лицо подальше от дежурного. «Ну чего я краснею? – разозлилась на себя девушка. – Подумаешь, лейтенант. Голый». Мари покраснела так, что кожа на щеках заболела.
Лейтенант сидел за столом для смазки вооружения и грустил. Он был совершенно не голый, наоборот, вооруженный отвертками, ершиками и даже консервным ножом. Новое личное оружие представляло собой гладкий черный цилиндр, единственной неровностью которого являлась мелкая кнопка на боку.